На главную ‹ Жизнь во Христе ‹ Младостарчество и православная традиция ‹ Причины появления лжестарчества
Причины появления лжестарчества
Соблазн младостарчества существовал во все времена. Еще апостол Павел, наставляя Тимофея, предупреждал, что кандидат в епископы (В то время епископ возглавлял приход и был, по существу, пресвитером. Только когда число приходов умножилось, функции епископа стали иными. Поэтому все, что говорит апостол о епископе, без всякой натяжки можно отнести к пресвитеру.) не должен быть из новообращенных, чтобы не возгордился и не подпал осуждению с диаволом (1 Тим. 3, 6). Но сам же апостол в прощальной беседе с ефесскими пресвитерам и пророчески предвещает: я знаю, что, по отшествии моем, войдут к вам лютые волки, не щадящие стада; и из вас самих восстанут люди, которые будут говорить превратно, дабы увлечь учеников за собою (Деян. 20, 29-30).
Итак, соблазн лжепастырства действовал даже тогда, когда Церковь жила единым Духом и у верующих было одно сердце и одна душа (Деян. 4, 32). Эпоха апостольской Церкви — это время особых благодатных даров, явленных и в пастырях, и в пастве. В дальнейшем, с притоком огромного количества новообращенных и естественного понижения духовно-нравственных требований к ним, произошло уже и заметное оскудение этих первоначальных даров. Поэтому самые ревностные христиане, жаждущие подлинной духовной жизни, стали убегать в пустыню, где они могли полностью посвятить себя Богу. Некоторые из подвижников добивались такого совершенства, что полностью избавлялись от страстей, получали, прежде всего, дар любви, а вместе с ним и дар духовного разумения и прозорливости. В бесстрастности им открывалась воля Божия. Естественно, такие сосуды благодати привлекали к себе внимание тех, кто искал пути к спасению. Зная, что этим духоносным подвижникам открыта воля Божия, многие просили у них руководства своей духовной жизнью, сознательно отказываясь от собственной воли. Но такое послушание имело одну важную для понимания исследуемого явления особенность: это было послушание не священнику, а простому монаху, имеющему особый дар духовничества. Древние монахи отказывались от принятия сана по той причине, что сан дает власть, а ее получение несовместимо с монашеской жизнью в покаянии и послушании. Поэтому монашеское руководство было руководством, в котором всячески избегали проявления власти. И полное и всецелое послушание такому старцу было застраховано от злоупотребления духовной властью.
Так и родилась эта практика полного послушания духовному старцу. О духовном насилии, о несвободе здесь не могло быть и речи, потому что старец своими советами и опекой только помогал своему послушнику взращивать в себе «нового человека». Такая работа была подобна работе садовника в уходе за садом. Она была органична - и рождала замечательные духовные плоды, которые и были свидетельством того, что такое послушание есть действительно исполнение воли Божией, а не воли человеческой.
Однако со временем таких бесстрастных наставников становилось все меньше, а опыт полного послушания, широко распространившись, постепенно обессмысливался, потому что из него исчезало главное: открытая духовному старцу воля Божия.
Святитель Игнатий Брянчанинов, проделавший огромную работу по изучению и осмыслению опыта пастырства и духовничества, считал, что подобное послушание возможно было только в древности. Но и в древности таковых старцев, писал он, «всегда было ничтожное число», «в наше же время» [середина XIX века] «богодухновенных наставников нет». (Сочинения епископа Игнатия: В 5 т. СПб., 1905. Т. 1. С. 274.)
И это написано в XIX веке, который дал Церкви целый сонм прозорливых старцев. Что же можно сказать о духовничестве в наше апостасийное время?
Но мы, начитавшись литературы об оптинских старцах, и сейчас ищем для себя духовников, которым можно было бы довериться в слепое послушание. Однако даже опыт послушания у оптинских старцев сильно отличается от древнего опыта. Древнее духовничество распространено было в среде монашествующих и было возможно только при совместном проживании старца и послушника. Оптинские старцы давали советы приходившим к ним мирянам; сама форма такого общения уже исключала жесткое, безоговорочное послушание. К тому же оптинские старцы были чрезвычайно осторожны в решении чьих-либо судеб: они часто оставляли выбор за духовным чадом. Так что у русских старцев мы наблюдаем не слепое копирование опыта древних отцов, а творческое его применение в соответствии с духовными потребностями новой эпохи. Древние старцы все без исключения обладали личной, а не священнической благодатью (они почти все были простыми монахами), они имели личный нравственно-духовный авторитет, — их духовничество носило харизматический характер, именно поэтому и послушание им было таким всецелым и беспрекословным. Причем такое всецелое послушничество никогда не навязывалось ими самими — его предлагали те, кто просил их руководства. Поэтому духовничество древних отцов коренным образом отличалось от современного. Когда же опыт древних отцов без творческого осмысления переносят в другие условия, распространяя его чуть ли не на любого приходского священника, это приводит к результатам плачевным.
Иван Михайлович Концевич, автор популярной книги об оптинских старцах, писал о причине возникновения лжестарчества: «Когда истинные старцы, можно сказать, отсутствуют, люди, жаждущие найти себе духовную опору, выбирают какое-либо духовное лицо, им почему-либо симпатичное, и говорят: "Я отношусь к нему как к старцу". (Это как раз то самое возражение, о котором пишет святитель Игнатий: «Возразят: вера послушника может заменить недостаточество старца».) Если духовник окажется трезвым, духовно честным, он резко отстранит такое отношение. Но сколько таких, которые охотно попадаются в сети, им расставляемые. Ибо это "лицедейство", по выражению си. Игнатия Брянчанинова, ведет самозваного старца к духовной смерти. Он сам теряет почву под ногами и идет уже кривыми путями, растеряв все то, что собирал и приобретал за всю прошлую жизнь». ( Концевич И. М. Оптина пустынь и ее время. Репринт. Свято-Троицкая Сергиева Лавра, 1995. С. 12-13.)
Итак, первая причина возникновения такого духовничества — психология паствы. Не желая меняться, мы хотим переложить ответственность за все, что с нами происходит, на пастыря. Такое бегство от свободы и ответственности выражается иногда в готовности выполнить все, что угодно. Один инок уверял, что если старец благословит его соблудить с кем-либо или убить кого-то, то он без всякого сомнения сделает это, потому что давал обет послушания. Но такое «послушание» - форма идолопоклонничества, когда через нарушение заповедей происходит измена Богу: старец почитается больше, чем Бог. И не важно, найдется ли старец, способный благословить на преступление, — беда в том, что мы внутренне на это готовы. Предпосылкой такой готовности является склонность русского человека к максимализму. Но эта максималистская открытость сочетается с поразительной наивностью и доверчивостью. Поэтому такой открытый, наивный и готовый жертвовать собой человек и сам может стать жертвой бессовестного насилия.
Вторая причина объективная, на нее тоже указывает Иван Михайлович Концевич. «Современное духовничество, — пишет он, — родилось из древнего монастырского старчества и является его вторичной формой. Благодаря родственности этих явлений, духовничества и старчества, у малоопытных священников, знакомых с аскетической литературой только теоретически, всегда может возникнуть соблазн "превышения власти" — перехода грани духовничества, чтобы старчествовать, — в то время как они даже понятия не имеют, в чем сущность истинного старчества. Это "младостарчество" (по одному меткому выражению) вносит разлад в окружающую жизнь. Оно таит опасность причинить и непоправимый вред душе опекаемого». ( Концевич И. М. Оптина пустынь и ее время. СП.)
Третья причина — это неготовность кандидата. В 3-м правиле Лаодикийского Собора говорится: «Недавно крещенных не подобает производить в чин священнический». Они должны были пройти соответствующую подготовку. К сожалению, в наше время, в силу опять-таки объективных обстоятельств, кандидаты не смогли соответствующим образом подготовиться к принятию сана, — сразу потребовалось очень много священников.
Четвертая причина — недостойность кандидата. Кандидат, нарушивший определенные церковные каноны, не может быть рукоположен во священника. Но сегодня каноны постоянно нарушаются под предлогом того, что нет людей, которые соответствовали бы этим канонам. Не беремся судить, так ли это. Опыт Церкви, зафиксированный в канонах, говорит о том, что кандидат, не соответствующий этим канонам, по рукоположении сталкивается с сильнейшими искушениями от злых духов. Он не может выстоять против них, потому что они получили над ним власть. О том, что такая власть имеется, и говорят нам каноны.
Пятая причина — отсутствие настоящего, а часто и всякого духовного руководства у самого священника. Чаще всего руководство сводится лишь к формальной исповеди у епархиального духовника или к крайне редкому посещению какого-нибудь старца.
Но самая главная причина — это поврежденность человеческой природы в грехопадении. Поэтому младостарчество — это, конечно, не сумма влияний и сопутствующих обстоятельств, а явление вполне самобытное. Смысл христианского духовного делания заключается в восстановлении падшей природы человека, но младостарческое руководство не способствует осознанию болезни — наоборот, все страсти в этом случае получают статус добродетелей. Поэтому они попадают как бы в «удобренную» влияниями и обстоятельствами почву, в которой развиваются с особенной силой.
Необходимо учесть еще и особенности нашего времени. Коммунистический период истории оставил нам в наследство привычку к всеохватывающему лицемерию: ведь каждый, принося жертвы идеологическому идолу, обязан был говорить совсем не то, что он думает. Следствием этого явилось глубокое повреждение некоторых способностей нашей души. Для такой души атмосфера лицемерия и лжи стала привычной и даже необходимой, подобно тому, как вредная привычка становится второй натурой. Все это время активно подавлялось личностное начало: людей отучили принимать самостоятельные решения, нести ответственность. А эта глубоко укорененная привычка заставляет людей и в наше время искать тех, кто принимал бы за них решения, брал бы на себя ответственность за их поступки, даже за безнравственные (грехи). Во священнике такие люди как раз и видят того, на кого можно переложить нравственную ответственность.
Длительное влияние атеизма привело к разрушению христианской культуры и христианского мироощущения. Поэтому современный человек, открывая для себя значение религии, склонен к восприятию ее самых архаичных форм. Общая религиозная атмосфера сегодня, увы, не христианская, а языческая. Именно ее привносят в Церковь новообращенные. Социологические опросы свидетельствуют, что среди тех, кто часто посещает храм, верящих в предсказания астрологов вдвое больше, чем среди тех, кто посещает его редко или вообще в него не ходит. Это говорит о том, что у многих церковных людей сохраняются языческие взгляды, в том числе и по отношению к старцам. «Келейники да и сами старцы свидетельствуют: современные паломники почти не задают духовных вопросов. К старцу относятся, грубо говоря, как к гадалке: где сейчас мой сын, он давно пропал из дому; менять ли мне эту квартиру на другую, на какую именно и какого числа; поступать ли в торговый колледж или в педагогический институт? И т. д. и т. и.». ( Хоружий С. С. Феномен русского старчества // Церковь и время. 2002. № 4 (21). С. 217.) Современные прихожане хотят видеть в пастыре некоего пророка-ведуна и экстрасенса — ведь в средствах массовой информации постоянно пропагандируются идеи оккультизма. Священник Даниил Сысоев (Заведующий Миссионерским отделом Душепопечительского Центра во имя св. прав. Иоанна Кронштадтского.) отмечает, что к поиску старцев очень склонны те, кто до прихода в Церковь побывал в оккультных сектах. Поэтому проблема младостарчества — это еще и проблема влияния современного мира на Церковь. Новая религиозная эпоха, как ее называют оккультисты, «New Age», создает и новую волну оккультного интереса к религии.
Когда же потребовалось поставить большое количество священнослужителей, младостарчество стало явлением массовым. В декабре 1998 года Священный Синод был вынужден принять специальное определение по этому вопросу. «Некоторые священнослужители, — говорится в нем, — получившие от Бога в Таинстве Священства право на духовное руководство паствой, считают, что таковое право означает безраздельную власть над душами людей. Не памятуя о том, что отношения между духовником и духовными чадами должны строиться на основе взаимного уважения и доверия, таковые пастыри переносят сугубо монашеское понятие беспрекословного подчинения послушника старцу на взаимоотношения между мирянином и его духовным отцом, вторгаются во внутренние вопросы личной и семейной жизни прихожан, подчиняют себе пасомых, забывая о богоданной свободе, к которой призваны все христиане (см.: Гал. 5, 13). Подобные недопустимые методы духовного руководства в некоторых случаях оборачиваются трагедией для пасомого, который свое несогласие с духовником переносит на Церковь. Такие люди покидают Православную Церковь и нередко становятся легкой добычей сектантов». (Пришлось как-то беседовать с одной женщиной, которая рассказала о духовнике, назначившем ее мужу, впервые пришедшему на исповедь, неподъемную епитимью в тысячу поклонов в день. Муж, конечно, не смог понести такую епитимью — с горя запил, перестал посещать храм.)
В своем докладе на Юбилейном Архиерейском Соборе Святейший Патриарх Алексий сказал: «Продолжаются случаи самочинного наложения неоправданных прещений, давления на волю пасомых в тех областях жизни, где Церковь предполагает внутреннюю свободу. Считаю важным прекращение такой практики и строгий контроль правящих архиереев за детальным исполнением упомянутого Синодального определения».
Решения Архиерейского Собора 2000 года: сделать богословие приоритетной областью церковной науки, создать базу для получения серьезного богословского образования, вменить пастырям в обязанность получение духовного образования, — несомненно, связаны с той же проблемой младостарчества. Характерно, что именно к богословию было обращено внимание Собора, потому что любое отступление от святоотеческой традиции начинается с неправильной идеи, а младостарчество возникает там, где есть заблуждение — вера в ложь. (Но вера в ложь берет начало в порочной воле, т. е. в неверно ориентированной свободе.) Поэтому здесь хотелось бы разобраться, каким образом отсутствие богословских знаний может привести к столь значительному искажению традиции.