Храм святителя Василия Великого

На главную ‹  Жизнь во Христе ‹  Младостарчество и православная традиция ‹ Православная догматика и младостарчество

Православная догматика и младостарчество

Христианство — это не мифологическая, а историческая религия. Само Евангелие рассказывает не о каких-то мифологических и символических событиях, а о событиях, имевших место в истории. Апостолы поведали миру о том, что реально было, о том, чему они были свидетелями. Язычники всегда пытались сделать христианство одной из мифологических религий, для этого Евангелие пытались толковать чисто символически. Младостарцы почти всегда мифологизируют историю. Для них история — это идеология, обращенная в прошлое. Это дает им возможность и из христианства сделать идеологию, придать ему политический импульс. Отношение к истории — один из самых характерных тестов на подлинное понимание христианства, на соответствие православной традиции. Но младостарцы и из истории пытаются сделать инструмент управления, инструмент порабощения.

В этом смысле вся история падшего человечества есть история младостарческого отношения к человеку. Историю можно представить в виде бесконечной смены формаций, воплощающих идеологию подавления личности. Сам факт наличия таких идеологий и бесконечная их смена и обновление заставляют о многом задуматься. Все идеологии строятся на философском или религиозном пантеизме. Даже атеизм, по существу, является пантеизмом, потому что материи приписываются свойства Божества — и тем самым она фактически обожествляется. В пантеизме нет места личности. (Здесь уместно вспомнить о фундаментальной науке, объяснившей мир исходя из материализма, который является, по существу, тем же пантеизмом, потому что материи приписывается то, что принадлежит только Богу. Интересно, что и в оккультизме пантеизм является базовым учением. Елена Рерих поучает: «Нет Божества вне Вселенной» (Письма Елены Рерих 1929-1938. Т. 2. С. 266). В другом месте она жалуется: «...среди догм наиболее поражающая есть обособление Бога от Вселенной. Пантеизм особенно ненавистен нашим церковникам» (Там же. С. 279). На пантеизме строится и масонское учение. В самом масонстве есть разделение на тех, кто исповедует личное начало в Боге, и на тех, кто не исповедует этого. Те же масоны, которые исповедуют личное начало в Боге, считаются плохими масонами, практически не масонами.) Бог мыслится безличностным началом, фактически тождественным с тварным миром. Религиозная цель жизни человека представляется как слияние с этим безличностным началом. Все ереси так или иначе направлены против личностного становления человека, которое возможно только во Христе. Ересь — это всегда восстание против Христа, замутнение Его образа, неприятие Его как Спасителя человека и мира. Ересь есть описание антихриста под видом Христа, твари под видом Творца. (См. статью: Соколов В., диак. Тварный мессия // Пределы века. 2000. № 7.) Но почти все ереси содержат пантеистические тезисы: ереси есть результат смешения таких кардинальных христианских понятий, как личность и природа. Этим смешением всегда подавляется или неверно трактуется свобода человека. Поэтому ереси можно без натяжки отнести к разряду религиозных идеологий, запрещающих тему свободы или развивающих ее в стиле идеологов коммунизма: «свобода есть осознанная необходимость».

В этом смысле интересно взглянуть на младостарчество как на определенный род религиозной идеологии, отрицающей свободу. Младостарцы проявляют равнодушие или идеологическое отталкивание от темы свободы. Они по большей части склонны трактовать тему свободы по-монофелитски. По учению святых отцов, свобода — это неотъемлемое качество человека, дарованное ему Богом. Человека, по выражению одного русского философа, без свободы не существует, как не существует треугольника без углов. В монофелитской же антропологии свободе человека не находится места — раз нет человеческой воли, то не может быть и свободы. Монофелитская установка дает младостарцу возможность в своем сознании совершить подмену: на место воли Творца (а места человеческой воли в таком сознании нет) бессознательно поставить свою волю. А это в свою очередь дает ему возможность поместить себя в центр внимания и навязать почитание своей собственной персоны вместо почитания Бога. Монофелитская антропология объясняет и отношение младостарца к свободе. Воля человека, как существа греховного, неисправимо испорченного, должна исчезнуть — она мешает ему спасаться. Поэтому только слепое послушание духовнику как «выразителю воли Божией» будет спасительным для человека. Свобода же, по представлениям младостарцев, есть лишь выражение греховной воли человека. Здесь они буквально повторяют то, чему когда-то учил известный защитник монофелитства патриарх Антиохийский Анастасий, который настаивал на том, что до грехопадения Адам не имел человеческой воли, что воля человека как таковая появилась только вследствие грехопадения. Следуя этой логике, восстанавливать человека в его достоинстве надо изъятием у него его воли. Поэтому спасающийся человек должен быть роботом, которым можно легко управлять. Спасение, по этой логике, есть только манипуляция с человеком. Но человек, к великому сожалению младостарцев, не хочет стать таким роботом, и потому он не может и спасаться. С такой противозаконно возникшей волей, если не захочет от нее избавиться, он вообще недостоин спасения.

На самом деле мотивы такой «заботы» о человеке у младостарца совершенно иные. Воля подопечного мешает ему не спасать его манипулированием, а просто манипулировать им. Она является существенным препятствием для того, чтобы подчинить человека своей греховной воле. Манипулирование сознанием возможно только с несовершившимися личностями, точнее говоря, манипулирование возможно настолько, насколько не реализованы в человеке личностные качества. Поэтому лучшая защита от манипулирования — это личностное становление, иначе говоря, духовное взросление.

В «доморощенном» богословии младостарцев силен также монофизитский мотив. Человек как таковой в их сознании настолько унижен, что спасения недостоин, (Характерный разговор в связи с этим состоялся со священником, который никак не хотел благословлять участие прихожан в распространении среди мирских учителей изданий против растления детей. «Так ведь речь идет о спасении обманутых людей, наших детей», — пыталась убедить его одна из прихожанок. «А достойны ли они спасения, если Бога знать не хотят?!» — таким «железным» аргументом молодой еще священник вынес «приговор» тысячам людей. Сомнений в том, имеет ли он право решать за Бога, у него не возникло.) и настолько испорчен, что перевоспитать и изменить его невозможно, — он должен быть истреблен (это еще одна причина, по которой многие младостарцы поддерживают апокалиптические настроения).

Именно поэтому младостарцы так равнодушны к духовному просвещению — в нем они не видят никакой пользы для человека с такой испорченной природой. Здесь скрываются следующие мотивы. Во-первых, ввиду двусмысленного своего положения в просвещении они нутром чуют для себя огромную опасность; во-вторых, они просто не умеют этим заниматься, так как просвещение других требует немалого духовного усердия и серьезной работы над собственным просвещением. Но при поверхностном, внешнем и чувственном отношении к христианству такая углубленная работа становится для них практически невозможной. Поэтому-то они и неспособны к духовному просвещению, но это же делает их очень способными к духовному порабощению.

Они не благословляют своих чад получать образование. Тех же, кто до встречи с ними уже успел поступить в какое-нибудь учебное заведение, они вынуждают прекратить обучение. Один игумен даже детей не благословлял отдавать в школу, потому что, пояснял он, там одни колдуны. Такого не было никогда, — настоящие духовные отцы всегда призывали учиться, получать серьезные профессиональные знания. На Руси даже монастыри были всегда центрами культуры и просвещения, «святыми зародышами неродившихся университетов» (выражение И. Киреевского). И здесь младостарцы создают новую традицию, которая действует разрушительно и на Церковь, и на общество. Они обрекают молодых христиан на изоляцию, на неквалифицированный труд. Необразованные христиане имеют слишком малое влияние на общественную жизнь, да и в церковной жизни не смогут участвовать полноценно. Так может произойти исход христиан из истории, как это получилось уже однажды со старообрядцами.

Христианство всегда движимо созидательной целью — стяжанием Духа. Отсюда огромное влияние христианства на культуру. Созидательный дух христианства придал культуре новый смысл и дал новый импульс для ее развития. Апокалиптика в христианстве рождается не из желания разрушить нечестие, а из невозможности осуществить созидание на земле, где власть тьмы. Когда это созидание здесь станет невозможным, тогда и наступит конец света. Но о том, когда наступит такой момент, ведает только Бог. Поэтому христиане готовятся к концу света созидательно. Апокалиптические настроения рождаются тогда, когда теряется умение жить по-христиански. Младостарцы склонны к тому, чтобы оставлять дело христианского созидания и все свои усилия направлять на приближение конца или его отдаление, но тем самым они вторгаются в пути Промысла Божия и фактически выступают против Него. Монофелитский подход рождается из нравственного надлома — гордыни, потому что, отказывая другим в спасении и духовном перерождении, младостарцы отнюдь не отказывают в этом себе. Нравственный надлом выражается и в том, что такая позиция рождает ненависть к человеку. Эта сублимированная ненависть проявляется как властолюбие. Авторитаризм и есть действенное проявление человеконенавистничества. У младостарца он рождается из ложного образа добра, — он уверен, что насилием можно спасти человека, поэтому он жертвенно служит этой идее. Такая «забота» о спасении есть, по его мнению, реальное проявление любви. Но его любовь всегда направлена не на конкретного человека, а на некое абстрактное и далекое человечество. Ближние же всегда мешают ему любить дальних — они всегда невежды в законе, народ никудышный — проклятый (см.: Ин. 7,49). Поэтому ближний в этой ситуации встречается с ненавистью и властолюбием. Властолюбие же есть не что иное, как духовный терроризм, — насилие над человеческой личностью, бесконечное расширение своего «я» — своеволие, а результативно это горделивый вызов Богу и человеку, потому что младостарец претендует на то, что он лучше Бога знает, как спасти человечество, ведь он спасает его наказанием и насилием. В религиозном мировоззрении младостарцев очень силен манихейский мотив. Мир в их сознании поделен на две половины — светлую и темную. Причем сатане приписывается такая творческая сила и такое могущество, что он становится способным отнять у человека свободу и построить свой злой мир. Вообще младостарцы больше интересуются антихристом, чем Христом, — их сознание в гораздо большей степени антихристоцентрично, чем христоцентрично. Такое отношение к злому духу является фактически новым мессалианством (Мессалиане — еретики IV века (иное название евхиты). Вся духовная жизнь у них сводилась к борьбе со злым духом внутри христианства).

Принято считать, что младостарцы — ревнители традиции. Напротив, они, скорее, обновленцы, протестанты внутри Православия или даже язычники. Диакон Андрей Кураев в своей книге «Ответы молодым» цитирует одну книгу про «старца», изданную в православном монастыре. «Одному из моих друзей, никак не хотевшему расставаться с привычными страстями, — рассказывает автор книги, — старец сказал, что ему не удается в этой жизни отмолить свои грехи, но по милости Божией ему предстоит родиться бычком. Бычок в смирении проживает год-два, жуя то, что дают, и идя туда, куда ведут, пока не зарежут и тем самым не освободят к лучшей жизни. Приятель рано умер... Вообще, блаженный утверждал, что почти вся домашняя скотина, за исключением собак, — люди. Лошадью отрабатывает грехи тот, кто мало трудился, коровы тоже люди, а волком становится тот, кто мучил людей». (Кураев Андрей, диак. Ответы молодым. М., 2004. С. 127.)

Появление такого духовного феномена, как младостарчество, обычно связывают с восточным влиянием, но младостарчество в не меньшей мере формировалось под влиянием Запада. Младостарчество несет опасность гуманизировать христианство, заменить в нем Богочеловека человеком.

Младостарец — это дитя, которое всегда впитывает быстрее дурные влияния, чем хорошие. Поэтому младостарчество есть сугубое собрание дурных духовных влияний и нестроений. Оно есть причудливое слияние восточного деспотизма с западным активизмом. Призвание России в том, чтобы осуществить связь между Востоком и Западом, антихрист будет также стремиться произвести это соединение, но с отрицательным знаком. И вот такой причудливый духовно-практический синтез, по-видимому, и осуществит антихрист. (Диакон Андрей Кураев в своей книге «О нашем поражении. Христианство на пределе истории» (М., 2003), рассуждая на тему Апокалипсиса и ссылаясь на мнение прот. Сергия Булгакова, пишет о том, как антихрист сумеет сочетать в себе эти два начала: «Глава 13 Апокалипсиса говорит о двух "зверях": один выходит из моря, другой из земли (см.: Откр. 13, 1-18). Протоиерей Сергий Булгаков полагает, что первый выходит из Римской империи (Средиземноморье), а второй — из Азии. Совмещая эти два символа вместе, можно сказать, что антихрист обладает и западным, римским умением административного контроля и организации общества, и знанием восточного оккультизма» (с. 109).)

Еще один тип младостарца требует отдельного упоминания, потому что в этом типе многие характерные черты младостарчества настолько замаскированы, что обнаружить их духовно невооруженным взглядом невозможно. Это не типичные представители современного младостарчества, - они, скорее, представители, если так можно выразиться, «традиционного» младостарчества. Во всяком случае, они лишены многих маргинальных качеств, которые свойственны современным младостарцам. У таких младостарцев не встретишь невежества — они, как правило, знатоки Священного Писания и Предания. У них нет и апокалиптического радикализма. Среди них редко можно встретить и неофита — это почти всегда, давно воцерковленные люди. Они любят богословствовать, не чуждаются и философского знания (однако интерес к философии и к богословию у них чисто начетнический). Они не производят впечатления духовно незрелых людей — наоборот, кажется порой, что они являют некий образец зрелости (хотя по сути они все же остаются детьми). Их младостарчество выражается в умении тонко манипулировать сознанием пасомого, умением ненавязчиво склонять его к исполнению их воли. Свое властолюбие они умело скрывают под попечительностью. Однако всегда они хоть и ненавязчиво, создают культ поклонения самим себе. Они не столь многочисленны, но особенно опасны в смысле влияния на церковную жизнь потому, что этот тип представлен по большей части весьма авторитетными и почтенными священниками, а также потому, что действуют они наиболее скрытно.