Русская поэзия

[Алла]

Где-то я видела хорошую статью на эту тему, интересную. Если найду - дам ссылку.

[Котик]

А я с Еленой немножко соглашусь. Самовыражение в искусстве, даже очень интересное самовыражение, - для меня не всегда достаточно. По-моему, искусство должно человеку в чем-то помогать подниматься над собой, чувства добрые пробуждать, хоть лирой, хоть чем иным. Умножать добро в мире. А иначе оно красиво, но бессмысленно. А то и хуже.

А может, я просто не понимаю многого. Да и Есенин мне чужд. Не мой поэт. Хотя писал прекрасно, талантливо.

[Капитошка]

Поэты, писатели, художник дух эпохи передают, они его очень хорошо чувствуют.

[Котик]

Не бессмыслено. Художник выплескивает себя, свое мироощущение. А поднятие души на заказ-это к графоманам.

Душу не каждый затронет, а уж поднять - тем более графоманам не под силу. Просто каждому свое. Не всем чьи-то "выплескивания" на пользу бывают. А талантливые "выплескивания" бывают еще и заразительны. У меня такое бывает - легко заражаюсь чем-то не тем (тоской или чем-то подобным) от талантливых произведений.

[Котик]

Революционный срез. Кем бы ты была после революции, Света?

Разве ж я знаю? Дал бы Бог сил, сидельцем, наверное... А смалодушествовала бы - Иудой.

[Котик]

Молодая ты, Света.

И глупая.

[Котик]

И это тоже. 

[Алла]

ПОЭТ И МОНАХ
Юрий Поликарпович Кузнецов (1941-2003)
То не сыра земля горит,
Не гул расходится залесьем, —
Поэт с монахом говорит,
А враг качает поднебесьем.
Монах недавно опочил.
Но сумрак, смешанный со светом,
Его в дороге облачил,
И он возник перед поэтом.
Его приветствовал поэт:
— Как свят, монах? Как живы черти?

МОНАХ

Не очень свят. А живы нет.
Вся жива — сон. Готовься к смерти.

ПОЭТ

Искал я святости в душе
И думал о тебе порою.
И вот на смертном рубеже
Явился ты передо мною.
Признайся, что не любишь ты
Мечты, любви и красоты,
Запросов сердца и ответов.

МОНАХ

Признаться, не люблю поэтов.
Изображать вы мастера,
Но только зло и только страсти,
Что так и валят из нутра.

ПОЭТ

Ты прав, монах. Но прав отчасти.

МОНАХ

А птицы вашего пера —
Воображение и память.
Но что касается добра,
Ваш слог и бледен и натянут.

ПОЭТ

А мощь Державина! Вот слог:
"Я царь — я раб — я червь — я Бог!"

МОНАХ

Отвратна мне гуденьем крови
Державинская ода "Бог".

ПОЭТ

А что ты скажешь о любови?

МОНАХ

Исходит кровью не любовь,
А ваше самовыраженье.
В отмирном самоотверженье
Я умерщвляю плоть, и кровь,
И память, и воображенье.
Они затягивают нас
В свистящий вихрь земного праха,
Где человек бывал не раз,
Был и монах — и нет монаха.

ПОЭТ

Пускаешь пыль в глаза, монах!
Уж пел Давид под диким кедром,
Что человек есть только прах,
С лица земли взметённый ветром.

МОНАХ

В искусстве смешано твоём
Добро со злом и тьма со светом,
Блеск полнолунья с божеством,
А бремя старости с последом.
Покуда мысли есть в уме,
Покуда в сердце есть желанья,
Для узника очарованья.
Не мысли, не желай — и ты
Достигнешь высшего блаженства
При созерцанье совершенства
Добра, любви и красоты.

ПОЭТ

Монах, ты о каком уме
И о какой толкуешь тьме?
Что есть в уме, то есть и в чувстве,
А значит, в сердце и в искусстве.
Искусство смешано. Пусть так.
Пусть в нашем поле плевел много.
Но Богу дорог каждый злак.
Ведь каждый злак — улыбка Бога.
А ты готов всё поле сместь
За то, что плевелы в нём есть.
Не слишком ли ты судишь строго?
Что ж остается нам, творцам?

МОНАХ

Плач покаянья остаётся
Творцам, а может, мертвецам.

ПОЭТ

Давно в искусстве раздаётся
Сей плач.

МОНАХ

Искусство — смрадный грех,
Вы все мертвы, как преисподня,
И ты мертвец — на вас на всех
Нет благовестия Господня.
В предверье Страшного Суда
На рафаэлевой картине —
Завеса бледного стыда,
А не сияние святыни.

ПОЭТ

Загнул юрод! Ещё чего!
Чтоб на лице Пречистой девы
Не выражалось ничего
От прародительницы Евы?
Так отреши её тогда
От человеческого рода,
От богоданного стыда
Под знаком совести юрода.
Ты умерщвляешь плоть и кровь,
Любовь лишаешь ощущенья.
Но осязательна любовь,
Касаясь таин Причащенья.
Какой же ты христианин
Без чувственного постоянства?
Куда ты денешь, сукин сын,
Живые мощи христианства?
Так умертви свои уста,
Отвергни боговоплощенье,
Вкушая плоть и кровь Христа
И принимая Причащенье!

При грозном имени Христа,
Дрожа от ужаса и страха,
Монах раскрыл свои уста —
И превратился в тень монаха,
А тень осклабленного рта —
В свистящую воронку праха.
И смешаны во прахе том
Добро со злом и тьма со светом.
И ходит страшным ходуном
Свистящий прах перед поэтом.
Под ним сыра земля горит,
И гул расходится залесьем.
— Смотри, — поэту говорит,—
Как я качаю поднебесьем.

Поэт вскричал: — Да это враг! —
Окстился знаменным отмахом —
И сгинул враг, как тень, в овраг...
Но где монах? И что с монахом?


1 и 5 ноября 2003

[Алла]

Полюбите живого Христа,
Что ходил по росе
И сидел у ночного костра,
Освещённый, как все.

Где та древняя свежесть зари,
Аромат и тепло?
Царство Божье гудит изнутри,
Как пустое дупло.

Ваша вера суха и темна,
И хромает она.
Костыли, а не крылья у вас,
Вы разрыв, а не связь.

Так откройтесь дыханью куста,
Содроганью зарниц
И услышите голос Христа,
А не шорох страниц.

2001

СЕРАФИМ

Души рассеянная даль,
Судьбы раздёрганные звенья.
Разбилась русская печаль
О старый камень преткновенья.

Желает вольный человек
Сосредоточиться для Бога.
Но суждена ему навек
О трёх концах одна дорога.

Песок и пыль летят в лицо,
Бормочет он что ни попало.
Святой молитвы колесо
Стальные спицы растеряло.

А на распутье перед ним
На камне подвига святого
Стоит незримый Серафим —
Убогий старец из Сарова.

1997

Юрий Поликарпович Кузнецов (1941-2003)

[Капитошка]

 Алла, хорошие стихи, спаси Господи!  ПОЭТ И МОНАХ особенно понравилось. У меня в душе такой спор часто происходит...

[Алла]

Поэт закончил этот стих 5 ноября, а 17-го умер от сердечного приступа.

[Елена 03]

Начинаю завидовать всем, кто уже ушел: они своё отбыли здесь!
Царство небесное славному поэту и ,просто, хорошему человеку, рабу Божьему Юрию!

[Капитошка]

Начинаю завидовать всем, кто уже ушел: они своё отбыли здесь!
Царство небесное славному поэту и ,просто, хорошему человеку, рабу Божьему Юрию!

Лена, не говори, такие мысли тоже посещают.

Царство небесное рабу Божьему Юрию!

[Алла]

Час, когда просыпаются птицы

Час, когда просыпаются  птицы –
это, наверно, четыре утра...
Ветер уже листает страницы,
те, где строки, как список утрат.
 
Ветер – единственный, может, хранитель...
Чтобы список дальше не рос,
страница просит, чтоб ветер вытер
капли чернил, как остатки слёз.
 
В час, когда птицы утром проснутся,
может, они пропоют о том,
что эти слёзы на землю прольются
первой росою, летним дождем.
 
Утром – строка по странице ветвится,
чтобы деревом вырос стих,
чтобы на ветку слетела птица,
чтобы птичий плач – не затих.
 
Чтобы от ветра склонялись травы
и обнимали землю с утра,
чтоб, пробегая слева направо,
строка выводила число утрат...

Людмила Колодяжная

[Алла]

Мироносицы

Слова плодами лозы вскипали
в тот день, о чем бы ни говорили,
и шла Мария, и шла другая,
и Саломея вослед Марии.

Свет пробивался из каждой щели,
день шелестел словно сонм крылатый,
шли мироносицы, шли к пещере
чредою ровною – с ароматами.

Они у цели. – Но кем отвален,
какой нездешней, иль здешней силой
у входа бывший недавно камень –
друг другу жёны так говорили.

Но в глубину потянулись смело,
глядят – в подножье и в изголовье
сидят два Ангела в ризах белых –
подняты крылья, глаза – воловьи...

Мария слышит – как бы из дали –
и Саломея – как будто слово:
Зачем средь мертвых вы здесь искали
Того – Воскресшего и Живого?

Мария, знай же, знай, Саломея,
что слово Божие – не истает,
и как обещано – в Галилее
Христос Воскресший вас ожидает.

И шла Мария, и шла другая,
и Саломея вослед Марии,
слова плодами лозы вскипали
в тот день – о чем бы ни говорили...
Людмила Колодяжная