Мини-рассказы и притчи

[Алла]

МОЯ "ОНА"
А.П.Чехов


Она, как авторитетно утверждают мои родители и начальники, родилась раньше меня. Правы они или нет, но я знаю только, что я не помню ни одного дня в моей жизни, когда бы я не принадлежал ей и не чувствовал над собой её власти. Она не покидает меня день и ночь; я тоже не выказываю поползновения удрать от неё,- связь, стало быть, крепкая, прочная… Но не завидуйте, юная читательница!.. Эта трогательная связь не приносит мне ничего, кроме несчастий. Во-первых, моя «она», не отступая от меня день и ночь, не даёт мне заниматься делом. Она мешает мне читать, писать, гулять, наслаждаться природой… Я пишу эти строки, а она толкает меня под локоть и ежесекундно, как древняя Клеопатра не менее древнего Антония, манит меня к ложу. Во-вторых, она разоряет меня, как французская кокотка. За её привязанность я пожертвовал ей всем: карьерой, славой, комфортом… По её милости я хожу раздет, живу в дешёвом номере, питаюсь ерундой, пишу бледными чернилами. Всё, всё пожирает она, ненасытная! Я ненавижу её, презираю… Давно бы пора развестись с ней, но не развёлся я до сих пор не потому, что московские адвокаты берут за развод четыре тысячи… Детей у нас пока нет… Хотите знать её имя? Извольте… Оно поэтично и напоминает Лилю, Лелю, Нелли…

Её зовут — Лень.

1885

[Светлана Р.]

А я так просто, мимо проходила...

 

[Елена 03]

Лень-матушка - очень знакомая союзница. Тоже надоедает частенько. И тоже уже основательно поселилась в нашем доме.
Гнать! Гнать! ...Гнать!...........гнать...................а, ладно......потом, как-нибудь................

[Алла]

БЕЛИЧЬЯ ПАМЯТЬ
Михаил Пришвин


Сегодня, разглядывая на снегу следы зверушек и птиц, вот что я по этим следам прочитал: белка пробилась сквозь снег в мох, достала там с осени спрятанные два ореха, тут же их съела — я скорлупки нашел. Потом отбежала десяток метров, опять нырнула, опять оставила на снегу скорлупу и через несколько метров сделала третью полазку.

Что за чудо? Нельзя же подумать, чтобы она чуяла запах ореха через толстый слой снега и льда. Значит, помнила с осени о своих орехах и точное расстояние между ними.

Но самое удивительное — она не могла отмеривать, как мы, сантиметры, а прямо на глаз с точностью определяла, ныряла и доставала. Ну как было не позавидовать беличьей памяти и смекалке!

[Ост-Остерн]

Это её сущность-прятать и запоминать.

[Алла]

А еще у нее хвостик красивый и кисточки на ушках.

[Алла]

Прострелянная Русь.
Ольга Толстикова


Ветра. Травы в ветрах, мятутся, бьются, стегают долгие поля Вологодчины. Сизые тучи, идущие низко, ряд за рядом, ряд за рядом по небу. Свинец неба над бурой, дикой, медвежьей шкурой трав. Поздняя свирепая черная осень, разверзла пасть, вот-вот проглотит осколок чистого сияния морозного заката.
А вдруг, тишина. И бабье лето, нежное, легкое, ненаглядное. Сплетенное из тончайших паутинок на звонких коклюшках холодных рос, с застывшим морозным жемчугом. Сотканное из марева далей, сиреневых, золотых, матовых. С плывущими криками журавлей. Нежное пространство в звуках, в их кликах. Кличат, кличат, зовут... По утрам выходишь в студеный, терпкий осенний воздух, на примороженное крыльцо босыми ногами, вся – слух: тут ли, не улетели. Не видно, слышно — не улетели. Осень в этих кликах, в их зове. Поднимаешь голову ввысь, в голубизну, пьешь из небесного колодца утреннюю чистоту. Где-то рядом, где? Эти звуки, гортанные звуки, приближающие небо. Небо, летящее на землю, летящее на тебя. Становишься легкой, воздушной, и паришь, и несешься к журавлям, отрываешься. Сходит на тебя небо в этих звуках, простор живет, омывает, словно крещенской голубой водой. Небо, клики, земля. Осень в дымке. Фигурки людей, смотрящие в небеса в этой сказочной осени, в звонком воздухе, кружевной паутине… Улетят, стихнет сразу, помертвеет. Онемеет, оцепенеет. Зима на пороге.
Из кружевных паутинок и золотистых трав поднимаются остовы телятника с черными ямами в разобранной крыше, как после бомбежки. Телят уже всех вывезли, укрупнив хозяйство. Остались в деревне люди, те немногие, кто всю свою жизнь верой и правдой служили, кормили скотину. Последних, живущих в деревне, с каждым годом все меньше, меньше... Прихожу к ним, этим людям поговорить, отвести душу. Редко, когда уже совсем невмоготу. Мы - одинаково рабочие люди, у меня у самой - руки как у доярки, от ткачества, изуродованные работой.

Другая Россия. Просто здесь - другая Россия. Неизвестная Россия. Россия исконная. Уезжаешь в Москву, едешь в метро, а перед газами - Россия, как сон, такой нежный, перламутровый, под журавлиными небесами. Нежнее - нежного, чище - чистого…
Исчезают они, как виденье, мои старушечки, русские женщины из деревни Минино. Они, как тонкие травы, гнутся под ветром, тихо живут под снегом. Но приходит весна и жизнь. И воспряли. Держитесь!
Скоро исчезнем в деревнях, еле-еле сквозящих в тумане. Так нас немного, да и есть ли сейчас? Кто знает, что мы есть? Как живем, как топим печь, есть ли силы принести дрова. О чем думаем. Мы – соль земли. Мы – ее люди. Остались доживать свой век те, кто привязан, сращен с землей. Мы здесь все – земля и небо. Мы стоим на земле и все в небе. Мы цепко держимся за небо, оно не дает нам упасть. Куда ни глянь – все небо. Господи, помилуй нас грешных!

Деревни наши как скиты. Вот здесь привычная аскеза – всего не вдоволь. Что там санкции, мы так живем. Ешь - пей небо. И земли много и неба, сколько хочешь, для всех.

Видишь по осени бредущих из магазина Зину и Шуру, моих дорогих, милых сердцу — и в них — небо. Они, как легкие ангелы, парят под небесами. Одни косточки, почти бестелесные. Бредут по земле, доживают свой век. Земля, небо их держат. Кажется, поддерживают их голубые легкие ладони, а может ангелы под локоток. Хотя бывает, и падают, и лежат на холодной земле ничком долго, пока кто-нибудь не пройдет, не поможет встать. А кто пройдет – никого ведь нет. От старости, от головокружения, изработавшиеся наши женщины.

Нет движения. Совсем нет движения. Тихо осень стоит за окнами. Тихо люди ходят сквозь травы. Простая жизнь, интересна ли она кому? Интересны ли эти растерзанные деревни и люди под Богом, под искрящимися звездами. Только эти глаза небесные наблюдают, смотрят, стряхивают блестящую слезу сострадания, летящую в бездну. «Тихая моя Родина…», уходящая и все еще не ушедшая. Опустеет еще одна деревня, и еще и еще… Только и будут смотреть на тебя эти холодные очи, смотреть неотрывно…
Два мира. Один мир заслоняет другой. Никто не хочет, видать, видеть нас… Этот травяной мир, звездный, с разрушенными телятниками, с потерянными людьми в травах.

Старые женщины на Украине. Женщины, отсидевшиеся в подвалах от ужасов войны, прятавшиеся, хоронившиеся. Не покинувшие Родину. Они такие же, как наши, Вологодские, привязанные к родному дому. В них такая же стойкость, такое же мужество. Есть ли они у разнеженной Европы? И на севере, и в Новороссии - один русский дух, одна стойкость. Одинаковая не изнеженность. Послал Господь лишения, значит так надо. Переносят без ропота. И у нас сейчас, только зайди в глубинку, обрушенные, как от взрывов, дома. Растерзанные черные вековые бревна вопиют в небо. И тут же маленький, ухоженный огород бабушки, доживающей свой век в русской деревне. И без ропота, что одна. Все, как и там. Эти смелые бабушки, они – опора. К женщинам Новороссии потянутся, начнется возрождение, они сохранили жизнь. К ним придут люди, возвратятся и все возродится.

А к тем, нашим, вологодским, возвратятся? Жизнь, которых едва теплится в деревне, горит лампадкой их жизнь пред всей Россией. Только благодаря им, живет Русская земля. Что ж, деревни на их горбу. Их силами, их надрывными силами – чтобы только сделать, сработать, хоть невмоготу. Возвратятся ли к ним, вернутся ли к ним люди в погибающие деревни? В умершие деревни. В деревни убитые!

Укрупнение хозяйств за счет мелких, это новое обезлюдивание деревень. Закрытие последних рабочих мест - как же будут жить люди то. Да наплевать. Зато есть лозунги, которыми прикрылись. Такое же отношение к людям, когда бомбили города, города Новороссии! Убийство деревень – убийство России. Великим безразличием затянуло души.
Иду по полю, по убранному полю, по светлому золоту, по золотым лучикам. В поле – островки леса. Подходишь, заглядываешь в этот островок, а там – липа, дуб, кустики черной смородины и княжики. Перезрелые осенние ягоды – ешь – не хочу. И впрямь - не хочу, веет от ягод печалью. Заросший пруд с тинистой водой, но не пересохший за сухое лето. Откуда все это. Да здесь – Хаменниково. Плывут островки бывших деревень в золотых лучах земли, в кликах журавлей, которых я вспугнула. Не хотят улетать, кружат низко-низехонько. Только эти деревья, не растущие в наших местах с холодными зимами – посаженные, пруд, да неровная земля буграми по периметру, рябины вокруг пруда — тихо подскажут — была деревня. Красные капли рябин, капли крови распятой деревни. Кричат журавли, плачут, зовут…

Если идти дальше прямо, от моего дома — четыре километра. Все прямо по полю, мимо этих островов, упрешься в еще один остров посередине поля, виднеющийся издалека. Богослово, заросшее крапивой. В высоченных тополях полуразрушенный храм. Алтарь и вход, середины нет, нет центра храма. Как бомбой уничтожили, как могли его разрушить, сколько силы приложено. Валяются обрушенные кирпичи, их не много. Видно, сначала разбирали и уносили, а потом, видать одумались, встревожились, таскать перестали. Остатки плотных, цельных кирпичей свалены у подножия храма. Округлые стены под высоким сводом, высоко – окна, в одном - огромное темное гнездо. Приставлена снаружи лестница наверх, к своду. Кровли не осталось, но кирпич настолько хорош, так сложен, что свод не обвалился, кирпичи не треснули. Все как влитое, как строили, на века. Ради Господа!

Внизу, насколько хватало рук, избитые от фресок, от росписей стены. Иссеченые, как шрапнелью. Какой изверг, методично, сноровисто киянкой и молотком сшибал святых, праведников, орнаменты. Выбоины ряд к ряду, убористо, столько сил… На земле кострище и бутылки, под уцелевшим сводом с ангелами и святыми. Под ангелами и святыми. Скрытые от глаз, они парят, кажется, стали еще святее приняв еще и это мученичество. Осветились от холодов, ветра, дождя, побелели, воспарили. Краски стали прозрачнее, где-то еле-еле угадываются. Сквозит легкий осенний свет, легкий осенний воздух. Иоанн Богослов, это тебе! Ангелы и Святые парят над жнивьем. Захочешь увидеть чудо – дойдешь до церкви и увидишь Их. Все уже умерло – и пять деревень рядом, село Богослово, пересохла речка Шомица с речкой Фенихой. Нет людей. Уцелели только ангелы и святые под куполом, под небом. Летят в поднебесье и туманами, и белыми ночами, плывут они над белыми снегами. Все чудится, мы оставшиеся не одни, мелькают их белые крылья, золотятся осенним светом нимбы… И никого вокруг. Только они и белая бескрайность. Только они и ветер. Только они и красный закат сквозь разрушенные окна. Никого больше. Только они.
Представляешь, как церковь Иоанна Богослова, в давние времена, во времена жизни, возносилась над этими полями. Объединяла пространства, ото всюду видная, на легком взгорке. Наполняла смыслом жизнь в этих деревнях, объединяла людей. Была жизнь. Вот бы восстановить… Восстановим все церкви и у нас на Вологодчине и в Новороссии. Искупим вину всем миром, начнется жизнь. Двинемся Крестным ходом по Вологодчине, по глухим деревням с одним жителем, по деревням, все дальше, дальше к Новороссии как ручейками будем вливаться в полноводную реку.

Сейчас у нас новый губернатор. Может, не одни только предвыборные лозунги будут звучать, но и просто пройдется он по деревням. Обратит внимание на отмирающие деревни. Может, отстоит службу в нашей единственной на всю округу церкви Николы в Ламанихе плечом к плечу с нашими убогими. Может, почувствует он жалость и сострадание. Жалость и сострадание, никуда без этого, ничего не изменить. Может, перестанет ездить по передовым совхозам, красоваться, а пройдет по родной земле, увидит, наконец, убитые деревни. Простреленную Русь! Возродимся в свете Новороссии. Свети, свети Новороссия, только не угасай! За Тобой — Мы!
http://tolstikova.com/blog/archives/961

[Алла]

ВИЙ В ХРАМЕ
Василий Дворцов

В детстве никак не мог простить Николаю Васильевичу Гоголю смерти Тараса Бульбы: ну, как же можно было послать на смерть героя ради трубки?! Из-за какой-то там вонючей трубки...

Только достигнув дедовского возраста, понял и принял: что стоит жизнь воина, столь любившего войну, но воина-отца, отдавшего, скормившего этой самой войне своих сыновей? Что осталось казаку? Месть? Бес-конечная, бес-смысленная, безрассудная. Но месть не может стать жизнью для человека, она антицель для христианина, слабость для настоящего мужчины, настоящего воина. Настоящий воин не мстителен.

А вот вопрос к гоголевскому «Вию» появился несколько позже, в период молодого моего уже воцерковления, страстного уже неофитства. Почему нечисть хозяйствует в Божьем храме? Почему ведьмы и вурдалаки, почему Вий посреди святых икон? И этот вопрос я слыхал как от церковных людей, так от литературных, да и ныне слышу, читаю, множественно и непрестанно. Да, ладно бы, вопрос, я постоянно слышу и читаю самые разноречивые на него ответы-толкования - от благодушно толерантных до ортодоксально диких. Кто-то видит в этом прорыв у автора тайного политеизма, его природную шизоиднось одновременного влечения и к Богу и к демонам. Другие опирают на этот пример теории дуализма мироздания, модернистского неразделения, либерального неразличия добра и зла. Третьи относят этот анекдот в область сказки, безответственной игры-фантазии. Четвёртые радуются обличению Православия... Пятые анафематствуют творчество...

И кто только не отметился на этом вопросе о Вие в храме - и Мусоргский, и Набоков, и Бахрушин, Золотусский, Шнитке, Шемякин, Жаринов... и всё-всё мимо, мимо, мимо.

А как просто и ясно ответил мне, тогда ещё иеромонах, всего лишь иеромонах, но и не «всего лишь», а иеромонах, шесть лет служивший Литургию каждый день.

- Батюшка, Гоголь же не выдумщик, он принципиальный реалист, переживал реальные видения, имел несомненный мистический опыт. Он же был достоверный демоновидец, и описывал их «с натуры», не фантазируя. Как вдруг у него демоны в храме.

- Так, всё так. Храм - место богослужения, строение для богослужения. Если в храме не звучит молитва, в алтаре не совершается приношения мирной жертвы - храм ли это? Вот дал Бог где-то алтарь, и поставил Бог тому месту священника. Но в храм входят пару раз в неделю, один раз служат Литургию. И что? Тогда остальные дни пусты, мертвы, бессмысленны - жертвенник без жертвоприношения есть бессмысленность, грех перед Богом, непосещаемый храм станет осуждением для округи на Страшном суде. Ведь «свято место пусто не бывает». «И .................. находит комнату пустой, и приводит десять злейших».

Да, гоголевский «Вий» не урок, не наука для невоцерковлённого, нерелигиозного сознания. Вряд ли удастся объяснить смысл этой притчи человеку, для душевного покоя которого достаточно воскресной и праздничной службы, достаточно поставленных свечей или жертвы на золочение купола, человеку, который приходит из церкви домой. Гоголевский «Вий» ничем не напугает, не предупредит религиозно тепло-хладного читателя, не уверит, не убедит нечувствующего насущности непрестанности молитвы в том неизбежном для немолящегося предсмертном столкновении взглядом с жутью.

Сколько хороших начинаний, замечательных мероприятий, благих дел и возвышенных событий организовано и проведено нами. Праздники, дни памяти, чтения, фестивали, слёты, собрания, форумы, круглые столы, альбомы и концерты - хорошо, замечательно, нужно! Как и часовни, и памятные поклонные кресты. Но, перечитывайте, освежайте впечатления гоголевского мистического опыта: только непрестанность пребывания в молитве защищает тебя и твой круг от ада. Слышьте ужас Николая Васильевича, и не приходите домой, не выходите из церкви никогда. Не выходите сознанием и сердцем из той церкви, из того храма, где поются каждодневные акафисты, звучит неусыпающая псалтирь, в алтаре которого приносится жертва на каждый день. Или неуслышанный ужас придётся увидеть. Даже под вызолоченными вами куполами.
http://ruskline.ru/special_opinion/2014/09/vij_v_hrame

[Наташа S]

Очень сильно.Сказать нечего.

[Капитошка]

Да, интересно. Задумалась....
 Спаси Господи, Алла!

[Алла]

Что означают слова "Непрестанно радуйтесь"?
Мне кажется, для христианина радость - это и есть молитва, стремление к богообщению, благодарность. Это же так естественно - молиться постоянно. Почему мы об этом забываем? Сколько слов, произнесенных за день, адресованы Богу? А все остальные слова зачем были сказаны?
Такие мысли по прочтении...

[Наташа S]

Алла, наверное слова Непрестанно радуйтесь доступны и вместимы человеку, способному вместить. Я не осознаю всю глубину этих слов. Только человек, который отдал Господу  в жертву не просто какую- то часть чего-то очень важного, а может и всю свою жизнь, тот человек и получил в награду Непрестанную радость, радость Богообщения и молитвы.Почему так говорю?
Вчерашний разговор в храме с одним человеком описывала, а вторую часть разговора не дописала. Оставила про запас. Поговорили мы с ним о детях, а потом я возьми и задай вопрос- а как быть тем родителям, которым Господь подарил больное чадо? Ребенка, которого нет возможности излечить, только поддерживать? Как Господь предусмотрел призрение на их деток за добродетели родителей? Если их невозможно вылечить?(( Такие греховные мысли у меня бывают, простите))
И раб Божий Александр((отец 7 детей, кстати)) улыбнулся и сказал-а об этих людях особое попечение. Им не нужно напоминать о Господе, чтоб не забывали. Их Господь уже подвигом их родительства делает совершенными людьми или приближает к этому.Может , потому, люди, пережившие больше других, становятся чище , потому  мне многое из того, что хотелось бы осмыслить, закрыто к пониманию, хоть тут я и силюсь осознать, да не получается. Жертвы мало. Я так это понимаю...

[Алла]

Родители больных детей тоже очень разные. Но так устроена их жизнь, что многое искусительное, если можно так сказать, само собой отсекается. Так что во спасение болящее чадо дается, конечно.
У меня сегодня Гошка тяжелый, помолитесь, сестрички. Трудно ему, колбасит. То ли погода, то ли что. Спаси вас Господь!

[Наташа S]

Помоги Господь! помолюсь у икон.

[Ост-Остерн]

Спасибо за Гоголя!Мне,как читавшей псалтирь ночью над усопшими,это актуально.Не очень пока вошла в тему,не знаю что ответить на ваши ответы,Алла и Наташа,-вспомнилась присказка:
"Эх,рассказать бы Гоголю про жизнь мою убогую!"