СВЕТЛЫЙ ПРАЗДНИК совместное творчество

[Алла]

                              П Р О Л О Г

 "Если это правда, и та женщина действительно существует, поезд обязательно остановится. Это единственный шанс спасти крест. Господь не оставит. Иначе зачем Он сохранил мне жизнь?"- думал продрогший отец Алипий, пассажир печального поезда, доставлявшего очередную партию врагов народа к месту их последнего трудового подвига. Ехали молча, почти не глядя друг на друга.
  Ожидая приговор, отец Алипий не раз слышал от соседей по камере не то сказку, не то быль о некоей женщине, которая появляется у арестантского поезда, когда тот делает короткую остановку, и будто бы собирает письма, оброненные арестантами, а потом разносит их по адресам. Тогда отец Алипий эти истории, главная героиня которых оказывалась то юной девой, то представала в образе скрюченной старушки, считал тюремным фольклором и не принимал их всерьез. Однако, после оглашения приговора, когда высшую меру почему-то заменили на 10 лет лагерей без права переписки, батюшка увидел в этом Божий Промысел. И тогда он начал горячо молить Господа о том, чтобы рассказы сокамерников оказались правдой. Чудесным образом удалось спрятать от тюремщиков клочок бумаги, на котором отец Алипий написал письмо матушке. Прибегнув к помощи эзопова языка, он указал милой своей Софьюшке тайное место хранения бесценной реликвии.
  Когда начались повальные аресты священнослужителей, настоятель Храма Рождества Пресвятой Богородицы города Синегорска, отец Алипий, все церковные реликвии спрятал у надежных людей. Оставалось только распорядиться судьбой древнего напрестольного креста. Но именно с этим крестом батюшка всё медлил расстаться. В конце концов, пришлось поступить совсем уж непродуманно, и второпях отдать его старенькой прихожанке, которая, впрочем, со всем благоговением отнеслась к просьбе настоятеля и заверила, что крест будет спрятан в очень надежном месте, а именно в шляпной коробке с двойным дном, в квартире ее племянницы Ирины, жены красного командира, где живут они вместе с недавно родившейся дочкой Зиночкой, и что-де в таком доме обысков, уж точно, не будет. Батюшка повздыхал, нелепо и ненадежно как-то получилось, но дело было сделано. И вовремя, потому что очень вскоре черная, как смоль, машина доставила раба Божиего Алипия к мрачным воротам Синегорского НКВД. Попрощаться с матушкой и детьми настоятелю Храма Рождества Пресвятой Богородицы не разрешили. Ни о чем в тот момент так не печалился батюшка, как о судьбе реликвии, отданной в руки старушки, которая того и гляди, отдаст Богу душу.
  Поезд замедлил ход и отец Алипий почувствовал, как бешено заколотилось сердце. "Не оставь, Господи!"- молился он, сжимая в руке сложенное треугольником письмо. Лязгнули тормоза, состав несколько раз дернулся и остановился. Снаружи послышался злобный собачий лай. "Охрана, - мелькнуло в голове отца Алипия, - не получится, не сможет она подойти к поезду, если там конвой с овчарками." Кажется, отец Алипий уже не сомневался в существовании героини тюремных баек. Два конвоира приоткрыли дверь теплушки. Свежий морозный воздух ворвался в вонючую затхлость, и арестанты поспешили к проему, кто просто подышать, а кто, как отец Алипий, попытаться незаметно просунуть наружу заготовленную весточку. Батюшке повезло, каким-то образом он оказался рядом с проемом. На улице стояла непроглядная тьма, редкие фонари освещали небольшое пространство платформы, двигались какие-то тени, не то конвоя, не то еще чьи, но самих людей батюшка пока не видел. Собачий лай удалился к голове поезда. И тут отец Алипий неожиданно увидел прямо перед собой женскую фигуру, стройную и высокую. Женщина осторожно подошла к вагону, и в тусклом свете фонаря батюшка увидел ее лицо. Она сделала знак глазами, и отец Алипий выпустил из рук письмо, которое тут же было поднято ею, посыпались и другие письма, женщина наклонялась и быстро поднимала их, опасливо глядя в сторону головного вагона. Ни слова не говоря, она также тихо отправилась к  следующему вагону, и вдруг обернулась, внимательно посмотрев на батюшку. И почувствовал в этот момент настоятель, как коснулся души его полный любви и печали молитвенный взор Богородицы.


  Пройдет много лет, прежде чем в семье учителя истории средней школы г.Синегорска родится долгожданный первенец, которого назовут в честь принявшего мученическую кончину деда - Алипием.

[Алла]

                         *   *   *


   В считанные дни город изменился до неузнаваемости. Словно не имея времени на раздумья, весна стремительно продвигалась мощной широкой волной, сметая на своем пути ветхое и отжившее, расчищая дорогу всему новому, молодому и здоровому.
   Синь-гора первой освободилась от зимнего плена. Растаявший снег мутными бурлящими потоками уносился прочь, обнажая возрождающуюся к жизни землю.
   Храм Рождества Пресвятой Богородицы, построенный некогда на вершине Синь-горы, языческого капища, как символ победы Православия над тьмой идолопоклонства, сиял на солнце белыми каменными стенами и золотыми куполами. Он был схож с огромным прекрасным кораблем, неспешно плывущим в умытых весенними водами небесах.
   До Светлого Праздника оставалось две недели.

[НатальКа]

Понедельник 2 вариант
     Яркое весеннее солнце проникало в класс даже сквозь плотно задвинутые жалюзи. Даша прищурила глаза и любовалась радужными переливами. Шел урок литературы, читали Пушкина. Голос Петрова монотонно бубнил уже минуты две, то и дело перевирая текст, делая практически неузнаваемым и блеклым. Опять не подготовился Петров, и теперь подглядывает из-за спины Вики Терехиной в учебник.
- Все, Петров.  Достаточно, - не выдержала Елизавета Николаевна.
Она подошла к поникшему Петрову и горестно вздохнула:
- Как ты так можешь?! Это же – Пушкин!
Класс мгновенно очнулся от одолевающей всех дремоты. Елизавета Николаевна горячо и страстно любила свой предмет, обожала Пушкина и читала наизусть «Евгения Онегина». Класс поэтому любил Елизавету Николаевну и готов был полюбить литературу. В представлении любимой учительницы литература казалась необычайно увлекательным предметом. Вот только бы наизусть поменьше задавали…  Резкий звонок взорвал тишину в школе, и в коридоре послышался топот и шум. Елизавета Николаевна печально  улыбнулась и сказала:
- Можете идти. Петров, а ты к следующему уроку выучишь дополнительно ещё отрывок из поэмы «Руслан и Людмила», любой, на твой выбор.
Петров радостно заулыбался отсроченному наказанию и позвал Дашу:
- Даш, ты сейчас домой? – урок литературы был последним в сегодняшнем расписании.
- Да, - ответила Даша.
Безалаберный Петров жил с Дашей в одном подъезде и частенько сопровождал её  по пути домой. В школу они ходили врозь, потому что Петров всегда опаздывал, и Даша «не собиралась часами ждать этого разгильдяя».
Ребята вышли из школы и не спеша направились домой. На улице было так тепло, что они не стали застегивать куртки и натягивать шапки.  Шли почти не разговаривая, наслаждаясь сказочным весенним днем.
Вдруг внимание Даши привлекла пожилая женщина, что шла по боковой аллее. Женщина показалась знакомой. И едва только Даша поняла, что это баба Зина, постоянная прихожанка Храма Рождества Пресвятой Богородицы, как баба Зина замедлилась, странно как-то покачнулась и стала медленно заваливаться на мокрый тротуар.
- О! Побежали скорее! – Даша стремительно рванула к бабе Зине.
Опешивший Петров побежал следом.
- Баба Зина! Баба Зина! Что с Вами? – к счастью, Даша подоспела вовремя и подхватила старушку под руку.  Ничего не понимающий Гриша Петров тоже крепко держал незнакомую бабушку.
Баба Зина тяжело дышала и хватала ртом воздух. Ребята здорово напугались. Двоечник Гриша быстро сообразил и выудил из рюкзачка бутылку минералки. Сделав несколько глотков, баба Зина наконец вымолвила:
- Что-то с сердцем… Ой, Дашенька, это ты! Мне тебя Господь послал. Достань таблетки из моей сумочки.
Тем временем Петров расстелил на скамейке свой шарф и посадил бабу Зину, бережно её придерживая. Даша взглянула на него другими глазами.
После таблетки бабушке заметно полегчало,  даже сухие морщинистые щеки слегка порозовели.
Отпускать старушку одну ребята не решились. Гриша  взял  её цветастую болониевую сумку  и спросил:
- Эт-та-а… Баб Зин, давайте мы Вас проводим.
Оказалось, что живет баба Зина совсем рядом. По дороге она рассказала, что вот, вышла за хлебушком, а вот сердце возьми и осерчай, захолонуло как-то прям, зашлось. Короткий по расстоянию отрезок пути занял довольно много времени, бабушка передвигалась медленно и часто останавливалась, перевести вздох, как она объясняла.
Оказавшись, наконец, в квартире бабы Зины, юные помощники облегченно выдохнули. Оказалось, рано. Едва сняв пальто, старушка вновь побледнела и ухватилась холодной сухой ладошкой за горячую Дашину руку:
- Ох, Дашенька… Опять…
- Баб Зин, давайте я Вам корвалола  накапаю, у Вас есть?
- Есть… В шкафчике, на кухне…
Даша открыла дверцу единственного шкафчика и ничего не нашла.
- Где, баб Зин? Тут ничего нет!
- Даш… Там внизу, круглая такая коробка… В ней.
Даша видела большую круглую коробку, но не могла даже предположить, что в такой неудобной таре можно хранить лекарства. Протянула руку, взяла и охнула от удивления – коробка оказалась неожиданно тяжелой. Сколько же там лекарств? Странно, но в коробке находился стандартный набор, ничего особенного.
Быстро отыскав нужный пузырек, Даша побежала в прихожую. Бабушка сидела на стуле, Гриша держал её за руку и приговаривал:
- Всё будет хорошо. Вы только не бойтесь, - было похоже, что Петров скорее уговаривает себя. Уж очень испуганное лицо у него было.
Напоив бабу Зину корвалолом, Даша спросила:
- А что это за такая странная коробка у Вас? Тяжелая.
- Это мне мама моя покойная подарила, сказала, береги, дочка, это важно.
- А что там?
- Лекарства вот храню. А вообще это старинная шляпная коробка.
- А почему такая тяжелая?
- Наверное, раньше из особого материала все делали, чтобы на века.

[НатальКа]

     Разговор был прерван телефонным звонком.
- Дашенька, ответь, пожалуйста, наверное, дочка моя звонит. Обещала привезти Илюшу, жду вот со дня на день, - всё ещё слабым голосом попросила баба Зина.
Даша вернулась на кухню и сняла трубку:
- Алло… Говорите…Говорите же… Хм!.. Странно… Не стали говорить и повесили трубку! Вот придурки!
- Вот. Опять… - испуганно прошептала баба Зина, зачем-то оглядываясь на входную дверь, как будто кто-то мог  там затаиться.
- Что «опять»? – невольно перешел на шепот Гриша, тоже с опаской посматривая на дверь.
- Да звонки меня эти странные замучили вконец. Пару раз ночью кто-то звонил, один раз промолчали, а в другой раз спросили Клаву.
- А кто такая Клава? – спросила Даша, которой тоже передалось общее бепокойство.
- Да в том-то и дело, что не знаю я никакой Клавы, - с тоскливым отчаянием выговорила бабушка, вытирая кружевным платочком покрывшееся испариной лицо.
- Значит, просто ошиблись! – постарался успокоить всех Петров.
- Дай Бог, чтобы так! Только вот часто  слишком  стали ошибаться. Ох, не к добру это…не к добру…

[Алла]

                           В Т О Р Н И К
                            Любаша

  Спроси любого жителя села Никольского - когда здесь появилась Любаша со своим сыночком Илюшей - точно никто не ответит, настолько органично влились они в деревенскую среду, и кажется, будто жили здесь всегда. Между тем, с момента их приезда прошло всего-то пять лет.
  Тогда Илюше третий годик шёл. Поначалу жалели сильно одинокую мамашу с болящим ребятёнком, но она так просто и спокойно держалась, что жалеть вскоре перестали, а потом всей душой полюбили их неполное семейство за доброту и радушие, за тихое, скромное достоинство, с которым Любаша несла не самый лёгкий свой крест.
  Как-то незаметно наладилось хозяйство. Нашлись добровольные помощники, подлатали и покрасили старенький дом, укрепили забор, по всем деревенским правилам обустроили огород. Ожили забывшие хозяйский уход цветы, а яблони в тот год выдали такое цветение, какое местные старожили и припомнить не могли.
  Всё было складно у Любаши: статная красавица с тяжёлой русой косой, домовитая хозяйка, у которой даже покупной батон имел вкус свежевыпеченного домашнего хлеба и какое-то особенное ровное тепло,  обращенное ко всем, без разбору, людям. Первое время посудачили о непонятном семейном статусе Любаши, но, узнав её поближе, таких пересудов стали избегать, а потом и вовсе совестно стало заводить такой разговор. Видать, рана была глубока, коли не рассказывает, решили сельчане. Знали наверняка, что замужем она, но где муж, Илюшин отец, не поворачивался язык спросить.
  Отец Алипий сразу взял Илюшу под своё покровительство и мальчик почти всё время проводил в храме, ставшим для него вторым домом. Лишенный полноценного здоровья, Илья был наделен совершенно безценным даром - даром чистой молитвы. Он почти не произносил слов, но в его молитвенных прошениях было столько любви и веры, что, о чем бы ни помолился, вскоре исполнялось. И, если у кого-то приключалась беда, торопились первым делом в храм, просить батюшкиных и, обязательно, Илюшиных молитв.

                                  *    *    *

  Вдоль высокого берега Широкой, возвращаясь с воскресной службы, неторопливо тянулся деревенский люд, вели неспешные разговоры.
  - Прямо и не знаю, как лучше поступить, - делилась Любаша своими сомнениями с подругой Лёлей, - во вторник за мамой ехать, а я еще Илюшку не пристроила.
  - С батюшкой говорила?
  - Ну конечно, первым делом к нему побежала, молитв просила для вразумления. Отец Алипий сказал, в Синегорск его вези, договорись с кем-нибудь. Мало ли, вдруг приступ какой или еще что, а там врачи и помощь действительно скорая, а не то, что у нас, полдня прождешь и не факт  еще, что дождешься.
  - А я уж хотела, Любань, свою помощь предложить. Батюшка-то, конечно, прав. А знаешь что? Давай я свекровь попрошу, Зинаиду Афанасьевну. С ней он в надёжных руках будет.
  - Это да, - улыбнулась, наконец, Любаша, - что верно, то верно. А Зинаида Афанасьевна не откажет? Да и удобно ли это?
  - Что ты, Любаш, за счастье почтёт. Илюшку твоего она как родного любит. Пойдём сразу ко мне, позвоним и обо всём договоримся. А маму свою сюда привезёшь - она сразу на поправку пойдёт. Илюша помолится.
  - Дай-то Бог, - вздохнула Любаша.

[Алла]

                              *   *   *
  Хоть и прихватило сердце у Зинаиды Афанасьевны, но отказываться от встречи с Илюшей она не собиралась. Да и лекарства быстро помогли встать на ноги, так что утро вторника баба Зина встретила во всеоружии.
  К десяти утра была готова добрая кастрюля борща, к одиннадцати - выпечены пирожки с капустой, к двенадцати боевая Зинаида Афанасьевна выключила газ под шкворчащими котлетками. Ровно в час дня она стояла в условленном месте на автовокзале, готовая без промедления заключить в свои крепкие объятия столь любимого ею Илюшу.
  Автобус задерживался, и мысли Зинаиды Афанасьевны вернулись к событиям вчерашнего дня. Про сердечный приступ она и не вспомнила, а вот участившиеся звонки вновь поселили в  душе тревогу. "Кому я могу быть нужна? Или, наоборот, не нужна? Что такого особенного во мне или в квартире? Антиквариата не имею... Золото? Да, есть, только всё на мне: крестик да цепочка. Обручальное кольцо? Ну что это за ценность, смешно даже, по нашим-то временам. Не-ет. Здесь дело в чём-то другом,"- на этом месте размышления бабы Зины были прерваны приездом автобуса.
  После обычных охов и ахов, свойственных встречам подобного рода, Зинаида Афанасьевна заверила Любашу, что с Илюшей всё будет хорошо,  волноваться нечего и  Люба может отсутствовать столь долго, сколь потребуют обстоятельства. Но Любаша всё-таки разволновалась, начала зачем-то сбивчиво объяснять, что Илья любит на обед, а что на полдник, но тут голос Зинаиды Афанасьевны приобрел такой командирский металл, что Любаня сразу затихла.
  - Так, Люба, не учи меня жить. Поезжай за мамой, занимайся переездом. Здесь всё будет в порядке. Или ты меня плохо знаешь? Вопросы еще есть? Нет? Вот и хорошо. Ангела Хранителя в дорогу!
  Раскрасневшаяся Любаша еще больше растерялась, бросилась к сыночку, расцеловала его, вздохнула, перекрестила, посмотрела еще раз на Зинаиду Афанасьевну, улыбнулась сквозь слёзы, махнула рукой, и, прихватив пузатый баул, отправилась на вокзал.

[Ольга )]

Бабушка Зина была счастлива. Для нее, так уставшей от одиночества и вынужденного бездействия, приезд Илюши был настоящим праздником. Она крепко держала мальчика за руку и не умолкала ни на секунду. А Илюша щурился на солнце и с  интересом  разглядывал  дома, витрины, прохожих снующих туда-сюда . Как же ему нравилось все здесь!  И вдруг он резко остановился,  высвободил свою ручку из руки Зинаиды Афанасьевны, сложил правильно пальчики правой руки и благоговейно  перекрестился. Илюша восторженно смотрел на величественный храм, который, казалось, парит в воздухе. Полуденные лучи солнца ярко освещали купола, делая еще прекраснее храм Рождества Богородицы.
-Да-а, красота-то какая! Ангелочек ты мой, а я ведь грешная, даже и не вижу, какую красоту нам Господь открывает!  - увидев, куда направлен взгляд мальчика, сказала б.Зина, -Обязательно тебя поведу туда, вот на Лазареву субботу и пойдем.

Дома было тепло и уютно. В воздухе витали вкусные запахи пирогов и котлет. Первым делом баба Зина  провела Илюшу на кухню.
– Ты ешь, Илюшенька, ешь! – суетилась она, наполняя его тарелку всякими вкусностями.
Мальчик улыбался бабушке, всем своим видом показывая, как ему хорошо у нее, но ел плохо.
-Да что же ты, касатик, не ешь-то ничего? Вон бледный- то какой, -причитала Зинаида Афанасьевна.
-Бабу , огонечек  - медленно выговаривая слова, сказал Илюша, показывая пальчиком на угол, где перед иконами висела лампадка.
-Да вот, родименький мой, масло-то вчера закончилось, а купить  не успела,  ты сейчас отдохнешь немного с дороги, а я быстренько сбегаю в лавку.
Баба Зина провела Илюшу в комнату усадила на свое любимое кресло-качалку и заботливо укрыла пледом. Затем достала детские книги с красочными рисунками, лежавшими с тех пор, когда Коля-внук был еще маленьким, и протянула их мальчику.
-Ну вот, читай книжечки, рассматривай картинки, а я скоро вернусь, мороженое тебе куплю, а ты оставайся с Богом!

                                         ***
Купив лампадное масло в «Православной лавке», и нагрузившись по полной в «Кондитерской»,  Зинаида Афанасьевна  повернула было к дому, как вдруг… услышала за спиной странный звук. Как будто кто- то звал ее издалека, по имени. Она быстро обернулась, но сзади никого не было. Посмотрела по сторонам - и там никого. Сердце снова неприятно заныло. Зинаида Афанасьевна достала таблетки, положила одну под язык и стремительно зашагала домой.Её не покидало чувство, что за ней следят, из-за этого она постоянно оборачивалась. Но за ней никто не шел.
    «Что это происходит со мной в последнее время, эти непонятные звонки, сейчас какие-то странные звуки и это неприятное ощущение, будто за мной следят...? Так, надо позвонить Герде, у нее папа ведь в милиции работает, пусть проверит, кто это дурачит меня по телефону», - думала Зинаида Афанасьевна, заходя в подъезд своего дома...

[ЛюдмилаН]

СРЕДА
Ласково светило весеннее солнышко, птички на разные голоса пели весеннюю симфонию, и Зинаида Афанасьевна с Илюшей долго и с удовольствием гуляли по весенним улочкам.
Радостное настроение начало портиться уже когда, возвращаясь с прогулки, входили во двор. Навстречу им с большой скоростью буквально вылетела черная иномарка с тонированными стеклами. Зинаида Афанасьевна едва успела, схватив Илюшу, как котенка за шиворот, отскочить вместе с ним в сторону.
- Да что ж такое делается-то, совсем совесть потеряли эти новые русские, им жизнь человека уже и копейки не стоит. Не бойся, Илюшенька, сейчас дойдем до дома, дыхание переведу и чайком тебя с блинчиками попотчую.
Как ни старалась Зинаида Афанасьевна сохранять внешнее спокойствие, чтобы не пугать мальчика, сердце ее как будто сжала в тиски немилосердная рука и не отпускала, не давая спокойствия и наводя на мысли о чем-то неизвестном и неприятном.  На этаж они поднимались медленно, как если бы устали после тяжелого физического труда. Ну, вот и пришли, слава Богу!  Зинаида Афанасьевна достала из сумки ключ и стала вставлять его в замочную скважину, но дверь почему-то открылась без ключа.
- Батюшки, неужто я дверь забыла закрыть, когда мы уходили, совсем стара стала, память уже подводит.
Шагнув с порога в комнату, баба Зина едва не упала, чудом сохранив равновесие, как заправская гимнастка. Под ногой оказалась, невесть откуда взявшаяся, склянка с лекарством.
-Да что же это за день сегодня!
Причитая и охая, Зинаида Афанасьевна пошла на кухню со склянкой в руках  и обмерла… На кухне творилось что-то невообразимое, будто Мамай прошел, все было разбросано вокруг, посуда разбита, а на столе лежала та самая шляпная коробка, которую она столько лет хранила по завету мамы. Ощущение было такое, словно коробка кому-то так досадила, что подверглась особо изуверским истязаниям, ее просто вывернули наизнанку. Приглядевшись к останкам коробки повнимательней, баба Зина начала догадываться о цели непрошенных гостей.
- Да тут видно двойное дно было и что-то хранилось там особенно ценное, потому и тяжелая она такая … была.
Зинаида Афанасьевна, присела на стул и заплакала. Такое ощущение обиды и беспомощности боевая баба Зина ощутила впервые.
Очнулась она от голоса соседки за спиной.
- Зин, чего это у тебя двери-то настежь? Не иначе как решила генеральную уборку затеять? А я думаю, чего это ты делаешь, слышу час целый  стук да бряк. Ой, Зин, да случилось чего? -  наконец начала понимать происходящее соседка. - Так тебя дома не было, что ли?
- Гулять мы ходили с Илюшенькой.
-Зин, надо милицию срочно вызвать. У тебя пропало чего?
- Не знаю я, Катюш, что-то точно пропало, а что, и сама не знаю.
- Как так не знаешь?
- Так и не знаю. Коробку мне мама завещала хранить, а что в ней было я и не знаю, - проговорила Зинаида Афанасьевна, указывая на развороченную коробку.
- Зин, так может там какие фамильные драгоценности были?
- Да это вряд ли, не припомню я что-то, чтобы мама рассказывала о каком бы то ни было богатстве.
- Ну, тогда я не знаю… Давай, я позвоню в милицию-то, а то ты совсем раскисла.
- Позвони, Катюш. Хотя знаешь что, давай лучше позвоним Дашиному отцу, он как раз в милиции работает. Думаю, быстрее будет, да и могут не поверить чужие люди старухе, если все это рассказать, про коробку, подозрения свои. Сейчас я номер телефона найду.
****
Оперативная группа прибыла на место достаточно быстро. Руководил группой капитан милиции Герасимов. Протокол оформляли долго и подробно, к делу отнеслись неравнодушно.
- А это внучек Ваш? – поинтересовался капитан у Зинаиды Афанасьевны
- Нет, это дочка моя просила присмотреть за сыном подруги. Болезный он, мальчонка-то.
- Давайте его имя тоже в протокол внесем, положено так.
- Королец Илья, а вот отчества не знаю, без отца она его растит, вроде погиб его отец, а толком не знаю ничего.
- Фамилия редкая, мне встречалась по работе. Был один с такой фамилией в криминальном мире, да потом резко исчез, как и не было его, а нам хлопот было после его исчезновения, как его место делить стали. Ну да не об этом сейчас.
Зинаида Афанасьевна, попробуйте все-таки вспомнить какие-нибудь детали той машины во дворе, это может оказаться очень важным для следствия.
- Да какие детали? Выскочила она прямо на нас, вся черная, как будто без окон, четырьмя глазницами только сверкнула, да и след простыл.
- Какими четырьмя глазницами? – удивился следователь.
- Впереди у нее по краям фары обычные, а между ними – две решетки серебристые, как будто еще две фары прикрывают.
- Вячеслав Николаевич, похоже на боевую машину вымогателей – отозвался один из молодых оперуполномоченных.
- Какая-такая машина вымогателей? – всполошилась Зинаида Афанасьевна.
- У нас так БМВ прозвали, за то, что частенько в криминальном мире ее любят использовать для своих противоправных дел, - пояснил, улыбаясь, Герасимов – молодец, Николай, правильно мыслишь.
- Зинаида Афанасьевна, а не было ли на капоте машины какой-нибудь эмблемы, ну круг или треугольник?
- Да, что-то такое было, точно круг, синий или белый – не помню точно.
Герасимов взял в руки чистый лист бумаги, нарисовал на нем круг, разделенный на четыре сектора: два белых, два заштрихованных.
- Посмотрите, такой круг?
- Похоже такой.
Из комнаты раздался слабый всхлип.
- Ой, батюшки, про мальчонку совсем забыли, - направилась в комнату б.Зина.
Оказалось, что мальчик все это время молился перед иконами, в глазах его стояли слезы.
- Пойдем, родненький, чайку тебе налью.
Зинаида Афанасьевна поставила чайник, достала целую стопку румяных блинчиков и усадила Илюшеньку за стол.
- Пойдемте все к столу, - позвала Зинаида Афанасьевна, - чайку попьем.
Подойдя к столу, Герасимов не мог поверить своим глазам. Пока он пытался «разговорить» Зинаиду Афанасьевну, Илюша на листке бумаги с нарисованным значком БМВ дорисовал автомобиль. Рисунок оказался настолько точен, что в марке автомобиля не оставалось сомнений, но самое главное: у нарисованного автомобиля, как положено, был гос. номер со всеми знаками.
- Сынок, это та самая машина?
Илюша кивнул.
- Николай, нужно немедленно передать информацию об автомобиле на все посты!

****
Любаша сидела в поезде, прислонившись к окну. Заброшенные деревушки за окном навевали грусть. Под мерный стук колес она погрузилась в воспоминания. Вспоминала, как встретила когда-то своего Сереженьку. Сергей жил в крупном городе и часто приезжал в провинциальный городок, где жила Любаша, в «командировки».  Ухаживал он за Любушкой галантно и красиво: цветы, приглашения на концерт, прогулки под луной и при этом никакого намека на пошлость и грубость. Почти никто не пропускал взглядом красивую статную пару, которая светилась от счастья.
Уже потом, когда они стали мужем и женой, и она носила под сердцем их первенца, узнала Любаша, чем занимался Сергей на самом деле, и поставила ему условие или я, или твой «бизнес». В другом его мире, жестоком и немилосердном, «Король» возглавлял одну из группировок, контролирующую торговлю недвижимостью. "Любушка, милая, понимаешь «оттуда» просто так не уходят, нельзя, измаравшись в грязи и крови, просто отряхнуться и уйти в сторону чистеньким, меня просто уничтожат, либо свои, либо конкуренты." Любаша оставалась непреклонна: «а оставаясь там, ты сам убиваешь свою вечную душу, а теперь и мою с сыном». Сергей как мог, пытался утешить ее, но Любушка только горько плакала, словно и впрямь уже потеряла его навсегда. Сергей перестал спать по ночам, метался словно раненый зверь, и думал, думал…  Никакое богатство ему не нужно было теперь, кроме самого драгоценного, что он не по заслугам получил – его любимой Любушки и сыночка, которого они оба так ждали.
Однажды, собираясь уезжать, Сергей поцеловал жену и сказал ей: помни, никого нет у меня на свете дороже тебя. «Что? Что ты задумал?» - почему-то вдруг встревожилась Люба. «Все хорошо, любимая, я еду за вещами, и теперь всегда буду только с вами.»
На следующий день в дверь позвонили. Когда Люба открыла дверь, как будто волна ледяного холода окатила ее. Человек в милицейской форме буднично, по уставу спросил:
- Сергей Алексеевич Королец здесь проживал?
- Он не проживал, он здесь живет, а сейчас уехал за вещами.
- Примите мои соболезнования, вчера он погиб в автокатастрофе.
Люба очнулась уже в больнице, а еще через час родился семимесячный Илюшенька.
Илюша рос слабым мальчиком, а когда стал постарше, доктора поставили неумолимый диагноз – как приговор. Во дворе, когда Любаша выходила погулять с сыном, дети обзывали не понимающего их злобы мальчика, а соседки шипели в спину: «Вот она, расплата за грехи-то, поди отец-то его немало нагрешил в жизни.» С каждым днем становилось все невыносимей, и Любаша решилась: собрала нехитрые пожитки и уехала жить в деревню.  Помня ту боль, которую она испытала, никому не рассказывала о своей судьбе, лишь отец Алипий знал каждую минутку ее жизни.
Но не знала Любаша одного - что поторопился тогда участковый милиционер с сообщением о смерти Сергея. Не должен он был выжить по полученным травмам, а выжил. Почти три года Сергей провел в больнице, где его буквально по кусочкам сшивали, оперировали, реабилитировали. Непонятно и больно было ему, когда стал приходить в сознание, почему нет рядом его Любушки. Когда Сергея выписали из больницы, первым делом поехал он к своей жене и сыну, которого не видел ни разу, но дверь квартиры никто не открыл. «Услужливые» соседки рассказали, что уехала она, куда не знаем, может с тем мужчиной, который помогал вещи грузить. Кроме опустошенности в тот момент Сергей не ощущал ничего. И зачем только я выжил?! Лишь вера в Бога, к которой он пришел, находясь между жизнью и смертью, удержала его от необдуманного шага.

[НАДЕ*ДА]

                                           Четверг.
     Герасимов  был не новичком в оперативной работе, имел аналитический  цепкий ум, поэтому  дела под его руководством  успешно и довольно быстро раскрывались. Работу свою капитан любил, относился к ней ответственно и не терпел проволочек и замыливания в раскрытии преступлений.  А каждый новый рабочий день преподносил невероятные, порой  даже фантастические  истории.  Нередко от  решений, которые он должен был принимать, по долгу службы,  зависели судьбы  и жизни  многих  людей.   И хотя  оперативного опыта у него было предостаточно, Герасимов иногда обращался за советом к своей жене, которая уже семь лет работала хранителем музейного фонда в местном историко-краеведческом музее.
А в этом деле  без помощи музейного работника было не обойтись. Герасимов интуитивно чувствовал,  что  дело касалось исторических ценностей.   Но каких?
От ответа на этот вопрос зависело раскрытие нового дела об ограблении  квартиры Зинаиды Афанасьевны.
            Размышляя о новом деле, капитан не заметил, как небо заволокли противные, серые тучи и заморосил холодный мелкий дождь.
           Весной погода  непостоянная, часто долгожданное солнышко уступает место сырости и ненастью, а то гляди и снегом обсыплет, и морозец прижмёт. Вот  такая  природная катавасия длится до тех пор, пока весна окончательно не одолеет старуху-зиму. В наших краях не раньше  середины апреля наступит настоящая весна с гомоном прилетевших птиц и первыми весенними цветами.
       А пока, Герасимов поднял воротник пальто и ускорил шаг.
Капитану  вдруг  пришла мысль о схожести нового дела с тем, которым ему  пришлось заниматься прошлой осенью, вместо ушедшего на пенсию Георгича.
Надо сказать, что небольшой районный городок Синегорск в тёплое время года довольно часто посещают всякого рода искатели приключений. Ну а если точнее, чёрные копатели, археологи и другие любители  наживы, мечтающие увеличить своё благосостояние незаконной продажей найденных в окрестностях городка ценностей.
 В конце прошлого века археологическая экспедиция  областного университета занималась раскопкой золотоордынских курганов, в которых было найдено немало золотых и серебряных предметов и украшений XIII-XIV веков. Слух о несметных богатствах в окрестностях Синегорска не стихает и до сих пор.  Перекопали не один гектар земли в надежде на счастливую находку.
Так, вспоминая о деле чёрных копателей, капитан дошёл до музея и с удовольствием вошёл в сухой, тёплый коридор.

[НАДЕ*ДА]

Гардеробщица  тётя Аня предусмотрительно выглянула из-за вешалки, и, узнав Герасимова, обрадовалась:
-  Слава Богу, свои!   Вот ведь дожились, людей боимся!  Проходи, миленький, на месте Наталь Пална, в кабинете,
- и  снова увлеклась вязанием.
Настороженная встреча тёти Ани сразу напомнили о событиях недельной давности.
Как же он мог об этом забыть?!
Можно сказать, что именно отсюда покатился тот клубочек, конец которого ухватили сегодня с помощью мальчонки, Илюшей, кажется зовут. Надо же, малец совсем, а каким внимательным оказался. Иного взрослого и так, и сяк опрашиваешь, чтобы улики какой добиться, а малец без подсказок – самое главное сам приметил. Просто Божие провидение!

А события развивались так. 
Наталья Павловна, мама Герды и жена капитана Герасимова, неделю назад позвонила в отдел и попросила его отложить все дела и срочно прийти в музей. По тому, как взволнованно она говорила, можно  было  без труда догадаться, что случилось что-то неординарное.
Как только капитан переступил порог музея, жена выскочила навстречу:
- Ты представляешь, -  сбивчиво, почти шёпотом   от волнения, рассказывала Наталья Павловна,  -
   у нас ЧП!
  Сколько работаю, такого не припомню. Кто-то в обеденный перерыв проник в музей!
Всегда собранная и рассудительная, Наталья Павловна не походила на себя.
Проникновение в музей, и   хищение экспонатов или документов – это серьёзное преступление с непредсказуемыми последствиями для всех сотрудников музея.  Как главный хранитель фондов, она несла всю материальную ответственность, поэтому была очень расстроена.
- Возьми себя в руки и рассказывай по порядку, пытался  успокоить жену Герасимов.
- Что пропало, где находились эти вещи, как обнаружили пропажу, - начал опрос капитан.
-  Да, слава Богу, вроде бы ничего не пропало!  Мы проверили – вроде бы всё на месте.
 Благодаря недавно установленной охранной сигнализации в фондохранилище, решёткам  и металлической двери,  не так-то просто проникнуть к экспонатам всякому желающему.
 А вот в  этих документах явно кто-то покопался! 
Видишь, разбросанные листы бумаги, это именно те документы, которые мы давно просили!
Вчера нам дали разрешение на получение из архива копий списков церковных ценностей, пропавших в 37-м году из Храма Пресвятой Богородицы.   Документы лежали в закрытом ящике стола, с ними ещё предстояло поработать после обеда, поэтому-то  сразу не отнесли в сейф.
Но кто бы мог предположить, что случится такое?
Наталья Павловна нервно бегала из  одного угла кабинета в другой. Чувство вины  за случившееся не покидало её.
 Будучи уже много лет женой оперативного работника, и потому, имея представление о специфике его работы, Наталья Павловна никому из сотрудников не позволила прикасаться к документам, чем облегчила расследование и получила благодарность от мужа.
          Проанализировав происшедшее, Герасимов, пришёл к выводу, что хотя все документы оказались на месте, злоумышленник всё же воспользовался ими, отксерокопировав их здесь же, на музейном ксероксе. Видимо, по  причине  спешки, преступник всё же, потеряв бдительность, оставил отпечатки пальцев на одном из листов, и это важная улика очень помогла в его идентификации.
Как выяснилось позже, незваным гостем  оказался  один из членов столичной банды, торгующей антиквариатом  даже зарубеж. 
Это происшествие было решено не разглашать до поры, до времени.

              И вот сейчас Герасимов хотел ещё раз внимательно ознакомиться с теми злополучными списками.   Он чувствовал, буквально ощущал, что разгадка должна быть именно здесь.
Вооружив на нос очки, капитан терпеливо принялся перечитывать один за одним предоставленные Натальей Павловной документы.
И вот  оно, наконец -то !  Письмо отца Алипия !
Капитан удовлетворённо даже хлопнул себя по лбу.
 Вот оно, недостающее звено между событиями недельной давности и сегодняшним!

[НАДЕ*ДА]

Вячеслав Николаевич осторожно отложил потрёпанный, желтый клочок бумаги -  последнее письмо отца Алипия.  Неровные строчки письма, написанные карандашом…
Свидетелем какой человеческой драмы, пришлось быть этому неказистому, но чрезвычайно важному документу?  Настолько важному, что и по прошествии многих десятков лет он продолжает таить неразгаданную тайну.  Недолго поразмышляв над содержанием письма из страшного прошлого, оперативник резко поднялся.
- Думаю, вот он – ключ  к разгадке всех наших тайн.
Можешь себе представить маленькой Зиночкой, уважаемую Зинаиду Афанасьевну, – обращаясь к жене,  спросил Герасимов?  
А ведь это наверняка о ней, идёт речь в письме.  И эта старинная шляпная коробка с двойным дном, которую она на протяжении всей жизни хранила, как память о своей маме, не просто сувенир из прошлого. Отец Алипий неспроста упомянул о ней в последние дни жизни.
Стоит ли того пустая коробка?!  
Вероятнее всего, в её днище  было спрятано нечто ценное и это НЕЧТО нужно было сохранить.
Люди простые, свято чтущие традиции и мама Зинаиды Афанасьевны, и она сама даже не задумывались об истинной ценности коробки, она была им дорога как семейная реликвия.
Но современным миром правит «золотой телец», в погоне за богатством люди готовы идти на страшные преступления, дошла очередь и до этой тайны.
- Теперь, дорогая Наталья Павловна, давай прикинем, что можно было спрятать в нашем тайнике?
И вот, вооружившись лупой и линейкой, перечитывая списки церковных ценностей, пропавших  из храма Пресвятой Богородицы, соотнося их  размеры и возможность быть спрятанными, в то гиблое время, Герасимовы пришли к выводу  -  в днище коробки мог легко уместиться только один предмет - напрестольный крест  Марфы Полоцкой – одна из самых ценных святынь православной церкви!
Хотя напрестольный крест находился в руках преступников, капитан был доволен проведённой работой, теперь он будет знать, ЧТО искать.
Теперь нужно было спешить, подонки могли вывезти святыню за границу.
Наталья Павловна, взглянув на  одевавшегося мужа, ставшего сразу сосредоточенным и отрешённым от всего, не имеющего отношения к делу,  уже не сомневалась в том, что святыня будет найдена.
Правда мужа до окончания операции дома она не увидит, ну что же, к этому ей тоже не привыкать!  

[Алла]

                              П Я Т Н И Ц А
 - Петров, просила же, не-сколь-ко веточек, куда ты такой веник наломал?
 - Вот и вся благодарность. Между прочим, у меня имя есть.
 - Да? Не заметила, - съязвила по привычке Даша, потом нахмурилась и с трудом выдавила из себя, - Ну ладно уж, прости. Спасибо тебе, Пет.. Григорий.
 - Даш, давай навестим твою эту, как ее, ну... бабу Зину, что ли, заодно вербой с ней поделишься, если тебе слишком много.
  Даша рассмеялась.
 - Ну ты даешь, Пет... Григорий... А пошли, - скомандовала Дарья, и, со значением глядя в глаза приятелю, добавила, - к Зинаиде Афанасьевне.
 - Понял. Не дурак. К Зинаиде Афанасьевне.
 Даша взметнула глаза к небу, глубоко вздохнула, покачала головой и прибавила шагу. За ней, держа на вытянутых руках необъятный букет из веток вербы, устремился влюбленный Петров. Букет и впрямь напоминал огромную метлу.


                                      *   *   *

  Зинаида Афанасьевна ликовала: мало того, что в доме детей прибавилось, так еще Илюше пример показали за столом. Глядя на Петрова, с аппетитом поглощавшего наваристые щи, Илюша  быстро заработал ложкой, чем вызвал несказанную радость и умиление бабы Зины.
 - Дашенька, а ты что? Почему от обеда отказываешься?
 - Спасибо, баб Зин, я уже дома пообедала. И...знаете, я же пост соблюдаю...первый раз.
Петров закашлялся и с удивлением посмотрел на одноклассницу.
 - Молодец, Дашенька, смотри только, чтоб по силам было. Не переусердствуй. Раз не будешь обедать - угощу постными пирожками, с грибочками. От чая не откажешься, поди?
 - Не, баб Зин, не откажусь. Очень даже с удовольствием.
Порозовевший Илюша, переводя счастливые глаза с бабы Зины на Дашу и с Даши на Петрова, благополучно расправлялся со второй котлетой.
Телефонный звонок прервал идиллию. Зинаида Афанасьевна извлекла трубку из кармана фартука.
 - Ах, Любушка, здравствуй, моя дорогая, как вы там? Уже? Так быстро? Ну какие вы молодцы, слава Богу! Когда? Сегодня? Во сколько? Часиков в восемь? Нет, конечно, у меня останетесь переночевать, какие уж на ночь глядя поездки. Вам с мамой места хватит...говорю, не переживай,места хватит. А кто еще? Кто?! Поняла, потом, так потом. Хорошо. Илюшенька? Хорошо Илюшенька, вот тебе ручкой машет. Жду, с Богом! Ангела Хранителя в дорогу!

[Алла]

                                 *   *   *
    
       Повернув ключ зажигания и включив заднюю передачу, Герасимов стал аккуратно выводить видавшую виды девятку из плотной парковки. Вячеславу Николаевичу грезились нормальные человеческие выходные. Воображение рисовало практически лубочную картину семейного счастья: неспешный завтрак с чашкой ароматного крепкого кофе, солнечные зайчики на стенах, прогулка по зябкому весеннему лесу и милая Дашина болтовня. Дразнящий волшебный фимиам, источаемый содержимым солидной супницы, уютно и добротно расположившейся на празднично сервированном столе. Супруга Наталья Павловна, в новом цветастом фартуке, приглашающая к обеду. Тихий семейный вечер у телевизора. Еще более тихая беседа с женушкой на ночь глядя, когда Дашка уже третий сон видит. И, как хорошая правильная точка, поставленная в конце предложения, пятьдесят граммов коньячку, того самого, подаренного ему уходившим на пенсию Георгичем, да так и не початого, а оставленного для особого случая.
  - Герасимов, слушаю. Обнаружили? Точно она? Где? Адрес диктуй. Еду. Не светитесь там.

  Государственный номер БМВ, столь неожиданно подсказанный Илюшей, привел оперативников к формальному  хозяину машины, которым оказался, как и подозревал Герасимов, глуховатый одинокий дед. Подошли, громко оправдывался дед, какие-то типы, двое, предложили заработать, а я что, большие деньги дали, пять тысяч, какие-то бумаги сунули, возили кудай-то, не помню, в контору какую-то, что ли, слышу я плохо, показывали, где расписаться, я расписывался, а что, нельзя что ли, я закон не нарушал, там всё по закону, нотариюс был, всё как полагается, не виноват я, ась, машина-то где, дык кто ж её знает, уехали они, не видал с тех пор, фамилии, документы, понятия не имею, позабывал я, куда сунул, может, выбросил, мне на кой ляд эти бумажки.

[Алла]

    Синегорск  не мегаполис, обнаружить машину, если она не успела покинуть город, не составляет труда. Так что к утру пятницы злосчастная иномарка с тонированными стеклами была найдена припаркованной у полуразвалившегося барака на окраине города. Законных жителей барака давно осчастливили новенькими квартирами, и жутковатые развалины облюбовали разные асоциальные элементы.
  Деятели, тоже мне, думал Герасимов, брезгливо рассматривая сии чертоги. Нашли, где делишки свои обтяпывать, комбинаторы великие. Впрочем, машину-то могли для отвода глаз к клоповнику подогнать, сами, весьма возможно, уже далеко от города. Что ж,  придется идти свидетелей искать. Бр-р, поежился сыщик. Подошедшим оперативникам капитан велел скрыться с глаз долой и вести наблюдение из его девятки.
  Наивно полагал писатель Максим Горький, что обитатели ночлежки из его пьесы "На дне" достигли онаго дна. Наивно. Ибо то, что явилось взору Герасимова, не то, что не укладывалось ни в какие рамки представлений о человеческом достоинстве, а вообще находилось за пределами человеческого понимания. Полуразвалившееся жилище, помимо клопов и тараканов, было густо населено снующими туда-сюда мосластыми крысами, по всей очевидности, чувствующими себя здесь полноправными хозяевами. Спившиеся бомжи и перепуганные азиаты, оборванные, грязные дети и вообще не пойми кто, сидели, лежали на зловонном тряпье. Герасимов уже готов был расстаться с надеждой найти здесь кого-то мало-мальски вменяемого, как вдруг услышал у себя за спиной:
  - Эй, любезный, ищешь кого?
Герасимов резко обернулся. На него, прищурясь, пялился мужичок средних лет.
  - Ищу. Не видал хозяев вон той машины? - Герасимов кивком указал на оконный проем.
Мужичок усмехнулся:
  - А ты кто такой, чтобы я тебе показания давал?
Герасимов предъявил удостоверение.
  - О-о-о, начальник...Не-а, никого не видал.
Ничего не оставалось гражданину начальнику, как применить безотказное средство убеждения, после которого свидетелю неожиданно вспомнились и водитель, и подельник его, а также всплыл в памяти обрывок услышанного разговора.
С улицы донесся шум заведенного двигателя. Герасимов бросился к двери, но, пока он маневрировал по бараку, БМВ и след простыл. Оперативники бросились в погоню. Автомобильные силы были неравны, но капитан рассчитывал на то, что его девятка, предусмотрительно оставленная в сторонке, не вызвала у преступников никаких подозрений и они смело могут садиться преступникам на хвост.

[Алла]

                                       *   *   *

   Петров был в ударе. К поручению почитать что-нибудь Илюше Григорий отнесся со всей ответственностью. Выбор пал на "Сказку о царе Салтане" - беспроигрышный вариант, по выражению чтеца-декламатора. Даша не узнавала одноклассника, помятуя его недавнее унылое выступление на уроке литературы. Голос Петрова то уподоблялся ревущим морским волнам, то превращался в комариный писк, то гнусавил бабой Бабарихой, то вещал с кавказским акцентом "мы объехали вэс свэт". Баба Зина с Дашей изо всех сил старались не смеяться, дабы не пропустить ни единого нюанса блестящего исполнения, однако, стоило Петрову примерить на себя образ Царевны Лебедь и для пущей убедительности виляя пройтиcь по комнате "будто пава", зрители захохотали, а Даша, сложившись пополам, съехала с дивана на пол.
                 Царь слезами залился,
                     Обнимает он царицу,
                     И сынка, и молодицу,
                     И садятся все за стол;
                     И весёлый пир пошёл.
- Не, ну смотри, что деется, во привалило счастья папаше, - прервал вдруг чтение Петров, - и никаких проблем: и сынок тебе, и молодица. Сечешь, Илья, не было папашки, а тут хлоп-бац - и на тебе, образовался.
     Зинаида Афанасьевна вдруг посерьезнела:
- Ладно, ребятки, дочитывайте, пойду чайник поставлю.
Уже из коридора донесся ее голос:
- Дашенька, не твой ли телефон звонит, проверь, в куртке что ли оставила?
- Спасибо, баб Зин, мой, сейчас отвечу.
Даша выскочила в коридор.
- Привет мам, не дома, в гости зашла. Чей телефон? Зинаиды Афанасьевны? Так мы у нее сейчас. Баб Зин, мама Вас к телефону просит, - Даша удивленно протянула трубку Зинаиде Афанасьевне.
- Да, я. Здравствуйте, Наталья Павловна. Знаю, где музей, разумеется. Минут десять пешком, а в чем дело? Прямо сейчас? Ах, срочно. Конечно, приду. Только я не совсем понимаю, чем я... Хорошо. Уже выхожу.
Зинаида Афанасьевна растерянно посмотрела на Дашу.
- Дашенька, милая, на вас с Гришей одна надежда. Посидите с Илюшей, пока я в музей сбегаю? Мама твоя просила срочно придти, что-то важное сообщить мне хочет.
- Ну конечно, баб Зин, не волнуйтесь.. Петров, готов ли ты еще послужить делу воспитания младенцев?
- А чё, - заявил Петров с сидящим на закорках Илюшей, - он мне нравится. Прикольный.

Проводив Зинаиду Афанасьевну, Даша поспешила на кухню к засвистевшему чайнику. Не успела она поставить чашки на стол, как в квартиру позвонили. Наверное, баба Зина. Вернулась, забыла что, подумала Даша и открыла дверь.
   На пороге стояли трое: Илюшина мама, пожилая женщина и какой-то мужчина.
- Даша, вот это да, не ожидала тебя здесь увидеть. Здравствуй, дорогая. А Зинаида Афанасьевна где, отдыхает?
- Здравствуйте, с приездом, проходите, раздевайтесь. Баба Зина скоро придет. А пока чайку с дороги попейте, только скипел.
   Услышав Любашин голос, Илюша поспешил к маме. Вперил удивленные глаза в незнакомого мужчину и, копируя Гришины интонации, произнес:
- Хлоп. Бац. Па-паш-ка.