На главную ‹ Глоссарий ‹ Произведения Игоря Изборцева ‹ Блаженная Мария Старорусская
Блаженная Мария Старорусская
Святые Божии люди не принадлежат какой-либо определенной территории — веси, городу, области. Они сами, предав себя в руци Божии, на служение ближним, определили свою “всеобщность” — они там, где нужны кому-то, где требуется их помощь, их молитва. Как правило, у них не было собственных домов, имущества, они легко меняли место жительства, находя очередной “угол” у добрых людей. И хотя молва людская называла их “псковскими”, “печерскими”, “старорусскими” — они никогда не привязывались к месту, но уже на земле становились жителями града Небесного. Все по Евангелию. Помните? Итак, не заботьтесь и не говорите: что нам есть? или что пить? или во что одеться? потому что всего этого ищут язычники, и потому что Отец ваш Небесный знает, что вы имеете нужду во всем этом. Ищите же прежде Царства Божия и правды Его, и это все приложится вам. Итак, не заботьтесь о завтрашнем дне, ибо завтрашний сам будет заботиться о своем: довольно для каждого дня своей заботы (Мф. 6, 31-34). Да, они нашли для себя Царство Божие и поэтому знали правду Его, и свидетельствовали о ней… Именно такой и была блаженная Мария Старорусская, о которой пойдет ниже рассказ. Она была своей и для новгородцев, и для псковичей, и для жителей обеих столиц. Вот потому-то, о. Пантелеимон (Ледин), зная, что я работаю над книгой о псковских старцах и старицах, попросил меня непременно рассказать и о блаженной старице Марии. Отец Пантелеимон любезно предоставил мне не только свои воспоминания о встречах с ней, но и рассказы о ней своего духовного собрата и друга священника Владимира Степанова.(1) Я с удовольствием выполнил его просьбу…
Воспоминания иеромонаха Пантелеимона (Ледина).
Первой старицей, которую я узнал в своей духовной жизни, была Мария Старорусская. Познакомил меня с ней мой духовные товарищ иерей Владимир Степанов, бывший тогда диаконом в Троицком Кафедральном соборе г. Пскова.
Она была его духовной наставницей, тем человеком, без благословения которого он не принимал ни одного серьезного решения в своей жизни. Отец Владимир очень любил, ценил старицу Марию, трогательно оберегал её от непонимания, насмешки или праздного любопытства к этому дивному сосуду благодати Божией. Не без некоторого колебания, он предложил мне эту духовную поездку, заранее не зная, какая моя будет реакция на встречу с ней.
В то время я только что пришел к Богу, для меня понятие “старец”, “старица” были малопонятны и абстрактны. Отец Владимир объяснил мне, что это особый Божий человек, избранница Матери Божией, за простоту и чистоту свою удостоенная от Господа особых даров Духа Святаго, духовного рассуждения и прозорливости.
Рано утром рабочий поезд “Псков — Старая Русса”, перегруженный дачниками, железнодорожниками и прочим простым людом, останавливаясь на каждом полустанке, медленно начал продвигаться к небольшому русскому городу, о котором я много слышал, но никогда не бывал. Среди шума и гама разношёрстной толпы, мы сидели у окошка и, глядя на незатейливую нашу природу, беседовали между собой. Отец диакон рассказывал мне о матушке Марии, o том, как шестилетней девочкой она ослепла, и около семидесяти лет живет без паспорта, пенсии, пользуясь уголком, предоставленным ей добрыми верующими людьми.
Удивительные случаи её прозорливости и необыкновенные ответы на вопросы людей переводили меня как бы в другой мир, в другое духовное измерение, где мертвые с живыми соприкасаются, где внутренние очи видят то, что сокрыто от глаз людских.
По приезде в Старую Руссу мы сначала пошли в Георгиевский храм к Матери Божией. Так запросто там говорят об удивительной иконе Матери Божией Старорусской, отмеченной многочисленными чудесами. Служба уже окончилась, и храм был закрыт, но милые, добрые старушки-сторожа, с благословения настоятеля архимандрита Клавдиана, открыли нам храм, и мы прошли на то место, где обычно выстаивала все службы матушка Мария. Не могу описать того чувства, которое охватило меня при виде той дивной святыни. Огромные размеры, таинственность лика, необыкновенная духовная сила страдающего взгляда Богоматери приковывала к себе, завораживала, раскрывала сердце. Горячие, добрые слезы умывали сердце, делали с душой что-то необыкновенное... Гостеприимный настоятель, старейший архимандрит России, угостив нас вкусным монашеским обедом, благословил нас пойти к матушке.
Старица проживала недалеко от храма, метров 300 прошли мы какими-то переулками и оказались у добротного крестьянского дома на высоком фундаменте и с пушистой кошкой на завалинке. Хозяйка дома радостно встретила нас, было видно, что она давно знала отца диакона и сердечно радовалась встрече с ним.
— К катушке? Пройдите, пройдите, она будет рада.
И мы, перейдя через комнату, оказались в маленькой проходной комнатке, скорей напоминавшей чуланчик. Света не было, но три или четыре лампадки освещали не только красный угол, но и всю эту маленькую келью. На диванчике сидела невысокая хрупкая старушка, вся в черном, с наклоненной на грудь головой.
До этого у меня не было опыта общения со слепыми людьми, и этот разговор, эта встреча была вдвойне для меня необычной. Мы встали перед ней на колени и попросили нас благословить. Она осеняла наши головы крестным знамением, шепча молитвы к Матери Божией и прося благословения для нас.
Отец Владимир представил меня: “Вот, привез к тебе, матушка, раба Божия Аркадия. Вопросы есть у него, не может в них разобраться”.
Её маленькие руки гладили меня по голове и проводили по лицу, как бы знакомясь со мной. Слезы побежали у меня из глаз, и я начал сбивчиво рассказывать о своей жизни, о том, что хочу пойти в монастырь, и о многом другом, что накопилось в душе.
— Но что ты так волнуешься, все будет хорошо, но только у тебя другой путь. Ты службу учи.
Не принимая во внимание её слова, я продолжал спрашивать о том, как мне идти по жизни и кем мне быть.
— Матерь Божия тебе Сама укажет.
“Кто я такой, — подумалось мне, — что Матерь Божия будет указывать мне путь?” Значение её слов я понял только три года спустя, когда стал священником и монахом “в миру”.
Должен сказать, что и мысли не имел в голове о священстве, и поэтому не обратил особого внимания на эти её слова, но заполнил: они отложились в моём сердце. Когда же три года спустя я стал монахом и священником на приходе, то был поражён её прозорливостью. Мало того, если бы не её предсказание, я никогда бы не решился взять это на себя, через то открылась воля Божия по отношению ко мне. Матерь Божия действительно “указала мне путь”: накануне мне отдали бабушкину икону Матери Божией “Утоли мои печали”, о которой я даже не подозревал, а постриг в мантию был совершен на празднование “Старорусской” иконы Матери Божией.
Всего несколько раз мне посчастливилось видеть матушку Марию в Старой Руссе и один раз в Осташкове на празднике преподобного Нила Столобенского, но эти встречи приносили особую духовную радость и запоминались надолго.
Во время этих поездок я узнал, что матушка происходила из простой благочестивой семьи и в шесть лет ослепла. Произошло это, когда она нянчила соседского ребенка и молилась в красном углу. “Мама, Боженька уходит!” — воскликнула девочка, заметив, что не видит больше… Семьдесят лет прожила она в детской чистоте, не видя грязи окружающего мира, в постоянной молитве к Богу, которая стала истинным дыханием ее души. За эту-то чистоту даровал Господь матушке необыкновенную прозорливость, которая поражала всех, приходивших в ней. Она была удивительно скромна и ненавязчива, не вступала в разговор, когда ее не спрашивали, не обижала резкими выражениями и словами. Ощущение, что старица Мария видит тебя насквозь, никогда не покидало меня при встречах с ней. Не встречал человека, обладавших большим даром прозорливости!
За столом она вела себя скромно и молчаливо, не участвую в общих беседах. Вкушала пищу на удивление мало. Именно тогда я обратил внимание на ее руки: небольшие, очень сухенькие.
На молитве она преображалась, всё знала наизусть, молилась ровно, негромко, и молиться с ней было радостно и легко. Мне рассказали, что любимое время для молитвы у неё была ночь: когда бы ни заглядывали к ней в келью хозяева, всегда видели молящуюся в красном углу. Когда матушка спала — никто не знал, по крайне мере, она никогда не ложилась, только перед смертью в последний год.
Общение её с Матерью Божией было постоянное! Часто мы слышали в ответ на наши просьбы: “Что же я могу? Ведь Матерь Божия отворачивается!” Рассказывали такой интересный случай. Одна женщина пришла матушке Марии просить благословения на отъезд, но, увидев матушку, лежащую на диване, подумала, что та спит, не стала безпокоить и ушла. Пришла на следующий день утром и как только переступила порог комнатки, услышала: “Вот молодец, что сегодня пришла в платочке, а то Матерь Божия мне сказала: “Посмотри, какая безстыдница!” У посетительницы мурашки пошли по телу.
Одна женщина, имевшая близкое знакомство с Матушкой Марией, пошла, тем не менее, к “бабке”, чтобы попросить ее в чем-то помочь внуку. Бабка как увидела ее и тут же говорит: “Не могу за твоего внука молиться, за него Манюшка молится”. Так боялись бесы ее молитв…
Была зависть и злоба по отношению к ней, приходили милиционеры для проверки, но после общения с ней уходили в слезах: матушка обновляла им душу, раскрывала сердце для Бога.
Последний раз я видел старицу Марию на празднике преподобного Нила Столобенского в Осташкове. После службы мы подошли к ней на улице, задали вопросы, и я не удержался и сфотографировал её вместе с нами. Проходящие мимо бабушки заворчали: “И что эту старуху все фотографируют?” Мы улыбнулись друг другу с отцом Владимиром — на душе было радостно и тепло от встречи с нею.
Воспоминания священника Владимира Степанова
Город Старая Русса, Лётный переулок, дом 7…
В этом большом темно-зеленом доме жила раба Божия Мария. Кто называл её Манюшкой, а я — матушкой. Старушка лет семидесяти, худенькая, малого роста, слепая — она была истинной избранницей Божией. Я её посещал, приезжая из г. Пскова, где в те годы служил диаконом Троицком кафедральном соборе. Несколько лет подряд я имел счастье видеть матушку до её мирной христианской кончины, которая последовала после причастия Св. Тайн. Сподобился я участия в её отпевании и погребении её многотрудного тела. Это было 15 августа 1982 года.
Впервые я познакомился с матушкой, приехав в Старую Руссу со своим ныне покойном отцом, протоиереем Евгением Степановым, который весьма любил общаться с Божиими людьми. Точный год этого знакомства я уже и не помню.
В большом доме, разделенном на две половины, в одной из них была комната матушки, в которой был чудный большой образ иконы Старорусской Божией Матери, перед которым она молилась. Матушка мне говорила, что раньше ночью она спать не ложилась, а всю ночь до раннего утра пребывала на молитве пред иконой Царицы Небесной, а теперь, говорит она, устану — и прилягу.
Когда я приезжал из Пскова в Старую Руссу, то с вокзал шел Георгиевский храм и, если успевал ещё застать окончание богослужения, то в храме, как правило, встречал матушку Марию, которую приводили в храм, и она молилась в уголке напротив чудотворно Старорусской иконы Богоматери. После службы мы шли к матушке домой.
Когда придёшь к ней, она благословит, а потом встаём на молитву; матушка молится Господу, Божией Матери обо мне, грешном. Молитва незабываемая: слёзы сами катятся из глаз, таких молитв в моей жизни больше не припомню. После молитвы матушка возьмёт масло из-под иконы и помажет маслом мне и голову, и сердечко, и горло. Затем на благословение даст несколько больших конфет, которые тоже лежали около иконы. Сидим на диванчике, она спросит: как дела? Всё выслушает и даст ответ на мои вопросы. Потом хозяйка, Екатерина — добрая простая старушка — покормит меня, попьём чайку. И снова на дорожку матушка помолится и благословит, и я покидаю “райский уголок”.
Матушка рассказывала, как она стала слепой. Будучи шестилетней девочкой, она в своей избе качала в люльке младенце (то ли братика, то ли сестренку). При этом она смотрела на икону Святителя Николая, перед которой горела лампада. Матушка говорит своей маме: “Мама, лампадка гаснет!”. Мать посмотрела на икону и лампаду и говорит: “Да нет, не гаснет, горит хорошо”. “Мама, лампада погасла…” А это не лампада погасла, сынок, (так она меня называла), а мои глазоньки закрылись.
Вместо телесного зрения Господь матушке даровал другое, духовное зрение.
Матушка очень почитала Святителя Николая и рассказывала мне, как он, явившись ей, говорил, чтобы она каждого приходящего к ней благословляла. Она говорила Святителю Николаю: “Как мне людей благословлять?” Он отвечает: “Как священники благословляют”. Она отвечает: “Я слепая, не виду, как они благословляют”. Тогда Угодник Божий говорит: “Как благословишь, таково и будет на приходящих благословение…”.
Матушка благословляла материнским благословением.
Однажды матушка спрашивает у меня: “Сынок, а ты был в Печёрах в монастыре?” Я отвечаю: “Да, был”. Она продолжает: “А ты слышал там колокольный звон?” “Да, — отвечаю, — слышал”. (Будучи несколько лет иподиаконом у митрополита Псковского Иоанна (Разумова) много раз с владыкой мы ездили на праздничные Богослужения в Псков-Печёрский монастырь, и, конечно, праздничного звона я наслышался вдоволь). Матушка снова спрашивает: “А ты слышал, как один колокольчик издаёт тоненький звук?” Я отвечаю, что слышал. Тогда матушка и говорит мне: “Такой голос Матери Божией”.
Будучи юношей, я имел дважды личные бесед с митрополитом Никодимом (Ротовым). Владыка Никодим дважды в этих беседах приглашал меня учиться в Духовную семинарию, обещая при этом взять меня себе иподиаконом. Я поехал к матушке и об этом ей рассказал, ожидая её совета. Она сказала: “Надо помолиться Божией Матери, приедешь в следующий раз — и я тебе скажу”. Где-то недели через 2 — 3 я снова к ней приезжаю, а она мне говорит: “Нет тебе пути в семинарию: я молюсь, прошу у Божией Матери, а она отворачивается”. Так я и не стал учащимся Питерской семинарии и иподиаконом митрополита Никодима. Правды ради надо сказать, что дух в Питерской семинарии и Академии в ту пору был либерально-экуменический, что, наверно, и явилось препятствием для моего обучения там.
Будучи посвящён в сан диакона в день Святой Троицы, в Троицком кафедральном соборе, митрополитом Псковским и Порховским Иоанном, я затем поступил учиться в Московскую Духовную семинарию на заочный сектор. Принятие сана и учёба — всё это матушкой было благословлено. В процессе учёбы в 3-м классе семинарии мне предстоял экзамен по Литургике. Этот экзамен принимал ныне покойный архимандрит Иоанн Маслов, и принимал он его чрезмерно строго: чуть что не так ответил — сразу двойка. Для многих заочников пройти через этот экзамен было почти невозможно. Знаю, что обращались даже священники и диаконы к ректору семинарии и академии, жалуясь на сверхстрогость архимандрита Иоанна на экзаменах.
Заранее узнав об этом, я поехал к матушке и говорю, что еду сдавать экзамены в семинарию и что мне предстоит особо трудный экзамен. Матушка помолчала и говорит: “Да, трудный у тебя экзамен, ну, ничего, я помолюсь, езжай с Богом!”
И вот я на экзамене. По билету ответил слабовато, о. Иоанн недоволен, но двойку пока не ставит, а задаёт дополнительный вопрос, на который я отвечаю неправильно. Он перебирает в руке авторучку, но меня не выгоняет. Снова вопрос — и опять мой неудачный ответ. “Кол” мне обезпечен, но о. Иоанн задаёт ещё вопрос: “Знаете ли вы кондак празднику Сретенья Господня?” Кондак, слава Богу, я знал и прочитал. Архимандрит говорит: “Ну, ладно, идите”. И я за экзамен получил оценку — четыре, что потом вызвало большое недоумение у моих сокурсников. После сессии я приехал к матушке и рассказал ей, как проходил экзамен. Она смеётся и говорит: “Тебе там оценку поставили раньше него”.
Один раз я приехал к матушке с одним знакомым священником, который потом мне сказал о матушке, что ничего особенного в ней нет: старушка как старушка, к тому же слепая. Когда после этого я навестил матушку, то она у меня спрашивает: “С кем ты приезжал в последний раз?” Я ответил, что со знакомым священником. Тогда она мне и говорит: “А я не почувствовал, что он священник”. Этот священник потом сам говорил, что он не на своём месте. Потом он оставил священническое служение и ушел работать на “гражданку”.
Подобный случай был и ещё раз. На праздник иконы Старорусской Божией Матери духовенство вышло на акафист к иконе. Один протоиерей стоял на акафисте радом с матушкой и на неё иногда поглядывал и своею фелонью касался её. Когда после службы мы пришли к матушке домой, то она спрашивает меня: “Кто, сынок, стоял рядом со мной?” Я ответил, что это протоиерей N. Матушка мне говорит, что она не поняла, что он священник. Известно, что этот протоиерей старался служить двум господам, а по слову Спасителя мы знаем, что сие невозможно. Матушка почувствовала живущую в нём фальшь. Бог ему судья! Тем паче, что этот протоиерей давно уже почил. Прости его, Господи!
Один архиерей не смог оказать мне поддержку в справедливом отстаивании мною гражданских прав. Я матушке сказал об этом. Она меня выслушала, вздохнула и сказала: “Владыки, владыки — сырые лыки”. Властные чиновники, применяя всякие интриги и угрозы, старались лишить меня законного права иметь собственное жилище… Я прекратил с ними борьбу, не видя для себя успеха в этом неравном поединке. Но когда я приехал к матушке и всё ей об этой войне рассказал, то она сказала, что все эти стрелы прошли бы мимо меня, т. е. власть ничего бы мне не сделала, и я добился бы своих прав. Но было уже поздно, и сейчас я об этом не жалею. Старец о. Николай Гурьянов также мне подтвердил, что брань со стороны власти не смогла бы мне сделать зло. Слава Богу, всё прошло!
Матушка так говорила: “Приходят ко мне люди, совет просят, уйдут за дверь и бросят”. Увы и ах! — вот такой мы народ: невнимательный, неглубокий, к главным нуждам своего бытия относящийся несерьёзно. Да исцелит нас Господь от этой нашей духовной омертвелости!
Матушка молилась за одного мальчика. Потом он чем-то заболел, и его повезли к бабке-ворожейке, но она отказалась что-либо над ним делать, сказав, что Манюшка за него молится, я ничего поэтому не могу сделать. Вот таков признание служительницы бесов о своём безсилии против молитвы старицы (об этом мне говорили близкие к матушке люди).
Приезжаю я однажды к матушке, а она мне и говорит, что было нашествие бесов вместе с их князем, которые страшно шумели, на неё кричали, стращали, пускали в неё стрелы, и она чувствовала от этого некий ожог. Бесы кричали: “Ты нам вредишь, ты нам мешаешь!” Матушка им отвечала, что она им ничем не вредит и мешает. “Что я делаю?” — спросила она их. Бесы ответили: “Ты молишься за многих людей — и мы ничего не можем им сделать. Ну, погоди, тебя не станет — мы им покажем!” После такого выступления бесы исчезли.
Рассказывая мне об этом, матушка была немного возбуждена, но без всякого страха. Видно, такое мощное испытание — искушение от сил Ада — было в её жизни впервые. Господь своим избранникам-воинам попускает такие испытания, чтобы венец их будущей вечной славы блестел ещё ярче, как венец победителей над силами зла.
Однажды, мне случилось быть у матушки, когда у нее находился еще один посетитель, тоже священнослужитель. Как-то незаметно у нас с ним произошел спор, касательно некоторых церковных вопросов. Матушка во время этих наших дебатов сидела молча. Когда мой оппонент ушел, я спросил у нее: “Ведь он не прав?” На что матушка ответила: “Да, сынок, но сказать ему об этом было нельзя”. Т.е., он, вмешайся в наш спор даже сама блаженная, все равно он бы не принял никаких доводов, и остался бы при своем мнении.
В сопровождение одной или двух, а иногда и более женщин матушка изредка совершала поездки по святым местам. Она ездила в Печёры, в Новгород — на память святителя Никиты, где я её однажды и встретил. А затем на такси (благо, что тогда было сие не так дорого) мы из Новгорода вернулись в Старую Руссу. Я со своим другом Аркадием (ныне иеромонах Пантелеимон) приехали в г. Осташков на праздник преподобного Нила Столобенского, мощи которого тогда там находились в Соборе. И здесь мы радостно встретились с матушкой, и даже потом смогли сфотографироваться на память. Это было за два месяца до кончины матушки.
Матушка Мария — чистая, смиренная девственница, великая молитвенница, небожитель на земле, жившая у чужих людей по плоти, но у родных по духу, не имевшая ни своего жилья, ни документов, ни пенсии, нёсшая свой жизненный крест достойно, во славу Бога, который свою избранницу хранил на земле и по кончине ее многотрудного тела вселил её ангелоподобную душу во Царствие Небесном. И мы верим и знаем, что она ходатайствует о нас перед Господом и Царицей Небесной, чтобы и нам, грешным не лишиться вечного спасения.
Отпевание матушки возглавлял архимандрит Клавдиан (Моденов) его тело погребено в пещерах Псков-Печёрского монастыря), также сослужил ему и мой отец — протоиерей Евгений (+1991 г.) и родной брат моего отца — протоиерей Василий Серебряков, также уже почивший, и я в сане диакона.
Прекрасный город Старая Русса, прекрасный древний храм в честь великомученика Георгия Победоносца, чудная чудотворная икона Старорусской Божией Матери в этом храме, где многие годы молилась покойная матушка Мария.
Большое, спокойное городское кладбище, вмещающее в себе сотни тысяч могилок. И одна из них для меня самая драгоценная — могилка матушки Марии. Когда я бываю в Старой Руссе, то всегда посещаю могилку дорогой для меня матушки Марии и служу о ней панихиду. Я её поминаю в молитвах как старицу Марию, каковою она для меня, да и для многих других людей и была. Мир и тишина сходят на сердце во время молитвы о её душе и также живое ощущение того, что матушка слышит наши молитвы и взаимно тотчас молится о нас Госполу и Богоматери. И в эти минуты ясно понимаешь слова Священного Писания, что наш Бог — не Бог мёртвых, но живых!
Воспоминания рабы Божией Александры (2)
Мне, рабе Божией Александре, Господь сподобил в 14 лет встретиться с блаженной старицей Марией на святом нетленном месте в д. Блазниха. Я жила в 4 километрах от этой деревни. Мы с моей мамой собирали клюкву, чтобы сдавать, а ягод почти не было. Тогда я сказала маме, что пойду по боринкам и посмотрю, а мама сказала: “Если наберем, то дадим Манюшке по пятерке. А она нам скажет — от трудов праведных”. Это было за два дня до 2 октября — Старорусской Божией Матери. И мы нашли очень много ягод. А когда мы встретились с Манюшкой на могилке, то положили ей в карман по пять рублей. Она действительно нам сказала: “От трудов праведных, Федосья и от трудов праведных, Шуронька”. Мы были удивлены — видели мы ее впервые, и она не знала наших имен, но она их назвала.
Потом еще случай. Мне было 16 лет, я пошла к ней в д. Старокурско, где она жила. Когда я пришла к реке, женщина мне сказала, что Манюшки нет дома, она уехала в церковь в Старую Руссу. Я легла на берег, очень плакала и думала, что она меня не допустила до себя. Потом в слезах ушла домой. Когда я пришла второй раз, то она меня спросила, зачем я плакала, и говорила, что “я грешная и Манюшка меня не допустила”. Она сказала, что просила Царицу Небесную, чтоб Та меня утешила и домой направила.
Потом был такой случай. Я жила на третьей части дома сестры. Жить было тесно. Муж срубил хлев, и я хотела, чтоб он прируб сделал, да и избу поставил. И пошла к Манюшке. Она меня приняла с такой радостью, как мать принимает детей, которых долго не видела. Я ей все рассказала, а она мне говорит: “Давай помолимся Царице Небесной”. Мы помолились, и Манюшка говорит, что, мол, дом тебе Царица Небесная послала. Я ей говорю: “Манюшка, у меня нет денег купить”. Она отвечает: “Божия Матерь поможет”. И вот я покупаю новый дом, за него просили 2 тысячи, а мне продали за одну тысячу и на год в рассрочку. Я заняла да и купила с ее благословения.
Потом я задумала наносить ягод, чтобы заработать на покупку коровы. И опять пошла к своей благодетельнице Манюшке. Помолились с ней, и она сказала: “Очень трудно тебе будет, Шуронька”. Так и получилось — ягода было мало. Но я наносила с ее благословением на 300 рублей, а нетель купила за 350 рублей. У меня муж очень пил и ругался. Я хотела развестись с ним. Но Манюшка мне сказала: “Не смей расходиться — ему немного осталось жить!” И через два года он умер (болели легкие), а перед его смертью ко мне пришли и сказали: “Манюшка болеет, и никого не пускают к ней”. Но я знала, что она меня считает за родственницу, и я сказала: “Завтра поеду — и мне все двери будут открыты”. Я приезжаю — и действительно, начиная с калитки, в доме все двери открыты. Манюшка сидела на своем диванчике. Я у нее спрашиваю: “Почему у вас открыты все двери?” Она мне отвечает: “Ты так хотела — вот и открыты двери”.
Для меня Манюшка была и наставница, и мать, и подруга. Скорбь моя по ней не проходит. Перед ее смертью я была у нее в среду, а в воскресенье она умерла. Мне она сказала, что старость я свою буду доживать с Наденькой, с малой дочкой. Все её предсказания сбылись.
Она мне рассказывала такую историю.
“Пришел Николай Чудотворец ко мне, сел на подоконник и не идет в дом. Я ему говорю: “Николай Чудотворец, проходи!” А она ответил: “У тебя была плохая женщина, а хозяйка пол не подмела”.
Еще Манюшка рассказывала, что она часто беседовала с Царицей Небесной. Царица Небесная назвала Манюшку “Моей доченькой”. Это мне сама Манюшка говорила.
А ещё был случай. Приехала к ней женщина на велосипеде, посидели, и та стала уезжать. Манюшка вышла провожать ее и говорит ей: “Накачай колеса, а то они на ободах”. Женщина говорит: “Я с глазами не видела, а она слепая увидела”.
Много было всего, но мне уже 69 лет, всё не вспомнить. Часто она мне говорила: “Иди, Шуронька, машинка тебя сразу возьмёт — и домой доедешь”. Только выйду от ее дома на дорогу — и машина едет. Сажусь и всегда говорю: “Манюшка, я поехала”. Вот как она благословляла нас. А другой раз соберусь идти, а она не пускает, говорит: “Долго стоять будешь, посиди лучше — со мной поговори”. Потом скажет: “Собирайся, иди — машина едет”. Выхожу на дорогу — и сразу машина забирает меня домой.
По молодости болела у меня голова, и мне посоветовали паром завить волосы. Я завилась и пришла к Манюшке, а она и говорит: “Что красу навела? Так она тебе не нужна под платком”. Так как я ходила всегда в платке, я ей не говорила, что завила волосы, а она мне быстро сказала, только я успела ее порог переступить.
Вот такая она была, наша любимая Манюшка! Никогда никто не уходил от них, чтобы не поел или чаю не попил. Сколько народу приходило к ней — все были накормлены и напоены у ее хозяйки Екатерины. Она была гостеприимной хозяйкой доброй души.
Вот еще забыла. Мой брат жил в Ленинграде. И когда он приехал в деревню, то захотел сходить со мной к Манюшке. Идем дорогой, он и говорит: “Я у нее спрошу, с каких лет она не видит”. Мы только к ней пришли, переступили порог — она и говорит: “Проходи, Петенька, проходи, Шуронька!” Сели на диванчик, она посередине и говорит: “Петенька я с пяти лет не вижу”. Он у нее не успел спросить, а она ответила на его вопрос, который он говорил дорогой.
Всё не упомнить, ведь времени много прошло. Простите меня ради Христа, что плохо написала. Но что написано — это сущая правда, я сама это всё слышала и видела. Простите меня, грешную.
Воспоминания игумена Евгения (Румянцева)
О матушке Марии я услышал много лет назад от мамы, которая часто к ней ездила за советом и утешением. Я, со своей стороны, могу сказать, что знал её сравнительно мало, но у меня осталось впечатление о ней, что она для меня как близкий, родной человек; матушка Мария была таким светлым ангелом. В Старой Руссе я у неё был проездом только один раз. Тогда я ещё не был воцерковлен, ничего у неё не спрашивал, только помню, что от неё исходили какое-то добро и ласковость, и помню, что она молилась.
Мама часто просила м. Марию за меня молиться, я это чувствовал. И тепло вспоминал о ней.
Позднее, когда я стал священником, я стал её по-другому понимать. У неё был большой дар молитвы. В то же время она могла спокойно, ненавязчиво подсказать человеку его ошибки. Вспоминаю один случай. Когда я, во время болезни архимандрита Тавриона, служил вместо него в Пустыньке, то мне, как молодому священнику, было вначале довольно трудно. К отцу Тавриону со всей страны приезжало очень много людей. Каждую литургию было много исповедников, причастников. С одной стороны я терялся, а с другой, подражая прозорливому старцу, совершал на исповеди ошибки. Однажды в Пустыньку приехала мать Мария. После службы она подошла ко мне и сказала, что я стесняюсь людей спрашивать об их грехах. Мне это хорошо запомнилось, и я стал обращать на это внимание. Это — основное, что осталось у меня в память о матушке Марии.
Воспоминания мамы игумена Евгения (Румянцева)
Когда матушка Мария жила в глухой далёкой деревне Гадово во время войны, к ней ходили женщины со своими вопросами. Одна дальняя наша родственница посылала с этими женщинами узнать о судьбе своих детей. У неё была дочь умершая, сын убитый, а два сына — на войне. Блаженная Мария ответила, чтобы эта женщина ещё больше молилась, скоро со всеми увидится. Она думала, что война кончится — и дети вернуться, но во время эвакуации по дороге она умерла.
К ней ездили женщины, и одна вдова из деревни Старокурско забрала её к себе на постоянное жительство, так как у блаженной Марии все родные умерли, осталась она с одним племянником.
Так к ней отовсюду стали ездить женщины.
Я жила в Печёрах, услышала про матушку и поехала к ней с мужем; на поездку я взяла благословение у о. Саввы, который передал ей большую просфору. Муж у меня был старообрядец, ехать согласился, но когда мы уже приближались к её местожительству, он стал сильно упорствовать и хотел ночевать в другой деревне. С Божией помощью мы добрались до неё.
Мы спрашивали, где матушка живёт? Какой-то мужчина нас спросил, не случилась ли у нас какая большая беда. Когда мы нашли этот дом, нас приняли приветливо. Стала я рассказывать о себе, потом м. Мария стала с нами молиться, и когда она стала окроплять святой водой, муж мой испугался и убежал. Поэтому пришлось быстро уехать. Я только успела оставить свой адрес. Потом я к ней ещё раз ездила в ту же деревню, а затем она переехала в Старую Руссу. И я стала часто к ней ездить, и она много раз приезжала в Псково-Печерский монастырь и останавливалась у меня.
В Старой Руссе её всё время водили в Георгиевский храм, священники её очень почитали.
Все к ней домой приходили со всякими бедами и нуждами, и она за всех молилась много. Она была смиренная. Мать Мария мало что мне говорила, но зато всё время стояла перед иконками и молилась
У матери Марии глазок не было, были только одни ямочки. Она рассказывала, что когда была маленькая, у неё заболели глаза, и кто-то матери посоветовал промыть глаза какой-то кислотой; она была одна дома, и от боли кричала день и ночь. С тех пор осталась без глаз.
Рассказ Валентины Филипповой
Мы жили в Малом Рябкове, изба была старая, мы решили купить дом в маленькой деревне, но денег купить не было.
Приходит мама к Манюшке и говорит об этом, а Манюшка отвечает: “Пойди к Луше, пусть она даст тебе денег”. Луша (Лукерья) — это мамина невестка, Царство ей Небесное, скуповата была. Мама и говорит: “Манюшка, она ведь не даст денег мне”. — “А ты скажи, Манюшка сказала: деньги у неё лежат там-то, в таком-то месте”. Вот на следующий день мама и пошла с утра пораньше к Луше. А та удивилась, зачем мама пришла?
— Я, — говорит, — Луша, к тебе за деньгами, дом покупать буду.
— Какие же у меня деньги? Нет у меня никаких денег.
— А Манюшка сказала, что есть.
— Ну, так что же, что Манюшка сказала. А у меня нет.
— А деньги у тебя лежат в таком-то месте.
Тут Луша глаза вытаращила, побежала, принесла все деньги, выложила передо мной.
— Бери, — говорит, — сколько хочешь.
— Нет, — говорит мама, — ты сама мне дай, своей рукой, а я уж тебе отдам после, как смогу.
И вот купили мы этот дом с Божией помощью, по Манюшкиным молитвам.
Вот такой ещё был случай с моей родной сестрой Марией. Случилось несчастье с её мужем Николаем. Служил он в армии прапорщиком, и случилось по его вине несчастье с двумя подчинёнными ему солдатами, и ему грозил трибунал. Мария, а они жили в Питере, звонит с утра маме и просит её сходить к Манюшке, помолиться Божией Матери. Манюшка помолилась и говорит: “Звони, Панюшка, Марии и скажи, что Николая судить не будут, только выгонят с армии”. Так всё и случилось, отвёл Господь беду за Манюшкины молитвы.
Мама моя, Параскева, Манюшку узнала только после войны, когда не вернулся с фронта отец мой, Димитрий. Пошла она со своим горем к ней, рассказала, что у неё осталось четверо детей, а от мужа никаких новостей нет. Манюшка слушала акафисты, которые ей читали племянники, и вдруг громко произнесла: “Помяни, Господи, воина Димитрия!” Заплакала мама и поняла, что погиб муж её, а Манюшка благословила её и сказала: “Нету у тебя другого помощника, Панюшка, кроме Господа Бога”.
Воспоминания р. Б. Зои
Я слышала о м. Марии от своей матери, ещё будучи ребёнком, что есть такая молитвенница слепенькая, к которой ходит народ со своим горем, с болезнями, с разными недоумениями — и матушка молится, утешает, даёт советы, наставления. А потом, когда матушка с родными переселилась на жительство в Старую Руссу, её стали водить в наш в храм, у неё было постоянное место в храме — уголочек напротив нашего чудотворного образа иконы Старорусской Божией Матери. Здесь она молилась, и к ней подходили люди, она благословляла и никогда не раздражалась, что ей мешали молиться, была терпелива, смиренна и снисходительна к грешному немощному народу.
Я ближе с ней познакомилась в тяжёлое для меня время: я очень болела, семейная жизнь не сложилась из-за горького пьянства супруга. Пришла я к матушке со своей мамой, т. к. не знала, как себя вести с такими людьми и как всё ей рассказать о себе. Матушка Мария приняла нас приветливо, расспросила нас о житье-бытье, потом помолилась с нами перед образом Божией Матери, окропила нас святой водой. Пришли мы к ней с надеждой на её молитвенную помощь и милость Божию к нам по молитвам старицы. А потом приснился мне сон, что я нахожусь в келье матушки, она молится и мажет меня святым маслицем крестиками, я волнуюсь, а она мне указывает на образ Божией Матери, что Она молится тоже с нами. Я рассказала матушке этот сон, и она своей хозяйке, м. Екатерине Петровне, сказала, чтобы она меня всегда пропускала к матушке, когда я приду. Сказала, что так хочет Матерь Божия. У меня нашли болезнь в груди, в лёгких шёл странный болезненный процесс, я кашляла, таяла, слабела и жила в страхе и скорбях. И вот со всем этим болезненным “букетом” я ходила к матушке Марии, и она с помощью Божией и Пресвятой Богородицы лечила мне душу и тело, приглашала меня приходить к ней почаще. А я стеснялась, жалела её, что она так перегружена и очень утомляется, т. к. народу к ней ходит много, и все со скорбями и горем. Когда мне через некоторое время сделали контрольный снимок лёгких, то ничего плохого не обнаружили, будто бы ничего и не было. И я по свое греховности и мудрованию сказала матушке, что, наверное, была ошибка, на что она мне ответила, что ошибки не было, а она за меня молилась — и Матерь Божия услышала молитву.
Матушка была предстательницей за меня, грешную, перед Матерью Божией и велела мне молиться и просить Матерь Божию, чтобы она помогала мне “по Манюшкиным молитвам”. Это её подлинное выражение. И ещё она мне говорила, что взяла меня под свое крылышко. Домашние её, особенно м. Екатерина, говорили мне, что, если я долго не приходила, матушка сама обо мне вспоминала, и когда я снова появлялась, она мягко мне напоминала, что придёт время — и захочешь сходить, да не к кому будет приклонить голову. Она за меня, грешную, молилась, мазала св. маслицем, кропила св. водой, благословляла. Так продолжалось длительное время, и думалось, что так будет всегда, матушка будет с нами. Но пришло время, заболела матушка Мария, я как раз была в отпуске, часто её посещала во время этой её болезни. И она говорила, что хотя она устала болеть, но ей нас жалко, и ради нас она снова готова жить, всё терпеть и молиться за нас, если Господь позволит, мы все с утра у неё благословленные.
Но пробил и её час, и в своё время матушка Мария отошла от нас в вечность.
По благословению матушки Марии, я ездила в Пюхницы в монастырь, купалась в источнике Божией Матери. Матушка очень хорошо отзывалась о м. игуменье Варваре, что она высокой духовной жизни.
Матушка Мария видела духовными очами меня всю насквозь, ей было по милости Божией всё открыто. Царствие ей Небесное, вечная память. И я верю, что и там, в райских селениях, она помнит нас и молится о нас.
Слава Богу за всё!
* * *
Когда я работал над этой главой, то вдруг поймал себя на мысли, что думаю о матушке Марии так, словно всегда знал ее лично. “Манюшка” — это простое ласковое обращение звучало у меня в голове с такой убедительной достоверностью! Мне казалось, что это я сам так ее называл. Но… в 1982 году, 15 августа, когда над бездыханным телом блаженной старицы Марии возглашалось “Со духи праведных скончавшуюся, душу рабы Твоея, Спасе, упокой…”, мне вот-вот должно было исполниться 21 год отроду, я перешел на пятый курс Политехнического института и весьма далеко отстоял от всего духовного! Я не мог знать блаженную Манюшку, не мог слышать ее голос, видеть ее лицо… И, тем не менее, я вижу и слышу ее. Вижу маленькую девочку у домашней божницы, слышу ее тоненький голосок, исполненный растерянности… “Мама, Боженька уходит!” Меркнет в глазах ее огонек лампады… Но не гаснет, нет! Он отрывается от фитилька, плывет по комнате и вдруг… вдруг оказывается по ту сторону завесы, которая так неожиданно отделила дитя от окружающей жизни, ее красок, солнечного света, мерцания звезд — всего, что так дорого нам, зрячим…
Что это, Божия кара, излившаяся на невинное младенческое естество? О, Господи, как трудно нам, пленникам земной юдоли, вместить Твое милосердие, Твою любовь! Как трудно понять, что если Ты чего-то лишаешь, то взамен даешь неизмеримо больше! Неизмеримо!..
Непроницаемая завеса закрыла все внешнее от глаз ребенка… Но благодатный огонек — скоро он воспылает пламенем! — уж затеплился в ее сердце. И что это “все”, потерянное ею, по сравнению с обретенным, которое пребудет с нею отныне и навсегда? Этот божественный огонь осветит для нее мир на десятки, сотни, тысячи километров, так что каждый, самый удаленный уголок его, не останется для нее скрытым или тайным; он осветит души и сердца человеческие и самое сокровенное в них. О, это зрение куда более совершенно и насыщено! Эти полнозвучные горнии краски, доступные отселе ее внутреннему взору, для многих из нас, по грехам нашим, увы, навсегда останутся недоступными...
Вот истинный повод для слез! Вот печаль, сердечная боль и матушки Марии, и всех старцев и стариц. За нас, упивающихся красотой видимого мира, но духовно незрячих, не ведающих, что дороги наши зачастую ведут вниз, где все покрывает мрак… И только сила их молитв, их любовь способны преодолеть нашу нелепую суетливость, горделивую самоуверенность, рассеять дремучее невежество и тьму… Так кто же слеп? Мы! Я! Как Вартимей, сидящей у дороги и просящий милостыни. Рядом иные, подобные мне… И когда кто-то из нас начинает “кричать и говорить: Иисус, Сын Давидов! помилуй меня”(3), многие заставляют его молчать… Вроде бы так просто — поднять глаза к небу и сказать: “Учитель! чтобы мне прозреть!”(4) Но не можем, не умеем, если только кто не научит. И тогда идем к блаженной Манюшке, Игнаше, Екатерине,(5) о. Валентину, о. Николаю… И слава Богу!
Примечания:
1 См. о нем в главе “Блаженная Анастасия Струлицкая”, сноска 1.
2 Здесь и далее рассказы приводятся по материалам интернет-альманаха “Соборная сторона” http://russa.narod.ru/almanakh/orthodox/index.htm.
3 См. Мк. 10, 47.
4 Мк. 10, 51.
5 Увы, мало осталось этих живущих в миру блаженных праведников. Но открыты храмы и монастыри, и в них правят службы, подвизаются в подвиге духовном много светоносных батюшек, духовников, простых монахов, готовых всегда помолиться, помочь, повести за собой.