Храм святителя Василия Великого

На главную ‹  Ваши письма ‹  Стихи, проза, рассказы ‹ Стихи

Стихи

Люстры в золоте, синий хрусталь
Парижский велюр ресторанов.
Рюмок тонких вместо стаканов
Я шампанского зрелого сладость
Смаковал на колючих губах.
На них спирт после бани не сох.
С них от скорби срывается вздох.

Кто из нас раскаялся в грехах
На море, на земле и в облаках?
Но этот Шар мы держим на руках!
Оступившись, дадим ему сбиться:
Затрепещет от ветра страница,
Затрепещет сердце с тех пор,
Почувствовав выстрел в упор.

Дрогнет свет – погаснет свеча,
Отразится на золоте луч,
Как пощады теперь не канючь –
Не станет синий хрусталь
Превращаться в синюю даль,
А велюр в зеленеющий луг,
Все остынет от колкостей вьюг.

1997 г.

В.С. Высоцкому

Палатка на песке
Костры из звезд на небе.
Седины на виске
И думы лишь о хлебе.

А было все не так.
И сердце в ностальгии
Постукивает в такт
Володиной стихии:

Магнитофон кричит:
Идут в ночи солдаты,
И бьется о причал
Волна от страшной даты.

Сорвался камнепад
На Рериха пастели.
У не дрожащих лап
Высокой горной ели.

Сегодня все не так.
И страсти закипели,
И слезы льются в такт
На смятые пастели.

1980 г.



Осажу я коня, осажу,
Чтобы пеной кипел под узды
И судьбу в ночи подгляжу
У своей неяркой звезды.

Судьба, вскачь коня не веди,
Потому, что я понял теперь,
Время сжалось там впереди,
От прошлых, глупых потерь!

Но, обета с любви не снимай.
Хоть слетают со стрелок лета.
Пусть гуляет волнующий май,
Пусть оставит меня маята.

Верю, есть из шелков берега
И дурманящий запах цветов,
Где не бьет по копытам пурга,
И не плачут средь белых крестов.

1986г.


Андрейке

Березка нарядилась в шубку белу
А рядом клен, покрытый инеем, стоит.
Берутся крепости ватагой смелою.
Зима детишек радостью поит.

Мой сын, беги и будь отчаянным
Побей преграды снежных крепостей,
А в неудачах будь не опечаленным,
Зови в свой дом, всегда зови гостей.

1982 г.


Сыновьям

Окутал дождь осенний материк
И очередь, промокшую у баров
И локон золотой упал на лик
Кострами пахнущих бульваров.

Стучат дробинки с нитей по стеклу,
Смывает их в ручьи послушный дворник.
Но луч пробился сквозь седую мглу –
То нас благословил святой Угодник!

Нам подмигнул зеленый огонек,
Помчались мимо люди и витрины,
Асфальт периной под колеса лег.
Из сетки югом пахнут мандарины.
Забыта суета и нервный зуд,
Мурлычет ласково приемник
Сегодня подождет Всевышний суд –
Земного рая я поклонник

1986г.


Любимой бабушке

Кружева – воздушная вязь,
Мгновенье летящей снежинки.
С домом отеческим связь –
Цветь шелковистой кувшинки.

Так нитка с крючком в вечном споре
Рождали любимый узор.
Но судьбинушка – горькое горе
Затуманила бабушкин взор.

От тяжестей нежные руки
Устали за трудодень.
Наступило время разлуки.
Плачет в саду сирень,

Что будила тебя ранним утром,
Брызнув цветом в глухое окно.
Не смог я пойти за гробом.
Почему так в глазах темно?

Я не видел твоей могилы.
Прости, если сможешь, прости.
Пойми, просто нету силы
Эту скорбь постоянно нести.

Раздели Союз границы
На людей брошен твой приют.
Весной прилетят синицы
Привет от меня пришлют.

Кружева - воздушная вязь,
Мгновенье летящей снежинки.
За окном снова снежная бязь.
По бабуле справляю поминки

1991г.


Вячеславу Агапкину

Хрестоматийно получается:
Друзья уходят к старости.
Не знаю, кому покаяться?
Надо Богу!
И лучше расплакаться.

2000г.

Я променял тебя на тундру и туман
Где нету женщин, значит, нет измен.
И пусть вздыхает белый океан
Взъерошенный иголками антенн!

Я променял тебя на звездопад,
На вьюгу, что дикаркою кружится.
И мне плевать на этот перепад,
Пусть снег в винтах сильнее запуржится!

Но вьюга - ведьма о тебе поет
Сквозь время, ледяные дали,
Лицо твое забыть мне не дает,
Приподнимая снежные вуали.

1979г


Память

Разгорелась заря –
не зря!
А вечерний туман –
обман!
Это память тяжелых снов.
Это дым фронтовых костров.

Облака, острова –
слова!
Чей-то плач,
как секач!
Неужели война была?
Неужели кресты ткала?
Воронки, глаза, слеза.

Пушек стволы белы.
Гвоздики – кровинки Земли
На камень холодный легли.

1975г.


Дорога в Афганистан


В ущелье дикая река
По бездне мечется и бредит.
Хребтом пробиты облака.
Орел вдали о чем-то грезит.

Ползет к заснеженным горам
Змеею черная дорога.
И танки рвутся к тем снегам,
Ревут, натружено и строго.

По камням камень застучал,
Как мячик, прыгая по склонам.
Взрыв песню смерти начинал,
А эхо вторило со стоном.

Был бой, и трясся пулемет,
И желваки распухли в злости,
И разлетался в щепки лед,
И гор базальтовые кости.

Смешались пламя, танк, обвал,
И унеслись, ревя в ущелье.
Не взял Сережа перевал –
Взорвало сердце мины зелье.

В горах Сережа свой причал
Нашел в стране чужой и знойной,
А ветер дома причитал
Среди ветвей березы стройной.

1984г.


Посвящение воинам – интернационалистам

Перископная щель в преисподнюю в гроб.
А виною огонь и запутанный строп.
Молодое лицо – в нем надежда и злость.
На могильном холме закровавила гроздь!

Вот и тень над тобой, и косые дожди,
Не окликнет никто: «Ты меня подожди!»
Колосится и зреет кудрявая рожь.
От смерти далекой не трогает дрожь.

День и ночь под разрывы сложились в года,
В сводках газетных большая руда.
Шел в Первомае расцвеченный край,
А «черный тюльпан» отправляется в рай!

Свой последний концерт в четыре руки,
Чтоб звук в облака от штурвальной луки!
Так уже было – «Як» в свой каприз
С живыми и мертвыми падает вниз.

Укрыла всех Отчизна под тенями рябин.
Не режет воздух душный почетный карабин.
На полосе четвертой пролился скорбный свет,
Тайнами спецкоровский делится буфет.

На камне эпитафия только из двух дат.
Как же догадаться, что здесь лежит солдат?
Тот безусый мальчик шедший на таран.
Что в Ташкенте госпиталь мучился от ран.

Были или не были раны в той войне?
Кто-то и забудется в пенистом вине.
Долго будут литься слезы матерей
На холмик за околицей в золотой пырей.

1984г.


Я летал и любил облака,
Что на горы похожи пока
Не растают в сиреневой мгле.
И жалел о воздушной резьбе

Подо мной, как на карте поля.
И, степь ковылем шевеля,
Как шелком китайских портьер,
Украшает земной интерьер.

Горизонт, как мираж вдалеке,
Указал мне маршрут по реке.
В серпантине Уральских гор
Рассмотрел я желаемый створ,

Бирюзовый просвет на снегу,
Повторить я его не смогу
Ни кисть, ни чем… «Прилетели –
Остров Хейса» - пропели метели.

Я летал и любил облака,
Что на горы похожи, пока
Лучи, как клыки мастодонта,
Не расплавят всего горизонта.

1996г.


Мой Ленинград

Осень золотом красит бульвары.
На окнах кровавит закат.
Во дворе баррикады из тары,
Поверх арки призывный плакат.

Над шахтой меж стен - лоскут неба
В серых шрамах фабричных дымов.
И из булочной запахи хлеба
Вливаются в плесень домов.

В двух шагах от липучих помоек,
От кошачьих парадных и мглы,
От бетонных мешков новостроек
Луч на золоте вечной иглы!

Задыхается Невский в бензине,
В пятнах раковых воды Невы.
И реклама в пустом магазине
Прорезается из синевы.

Питер, быстро ты нынче дряхлеешь,
Шпалы выгнуты, как горбуны.
Говорят: то пожнешь, что посеешь,
На развалинах старины.

Время Прошлое рушит Сегодня,
Но не бронзу строптивых коней.
Не все берет преисподняя –
Червь не бьет королевских виней!

Вздуты вены и нервы гранита
Вот брызнут горячей струей.
Судьба ленинградская слита
С петербургскою сединой!

Страсти не выстудит дождик,
Смывающий время в Неву.
Забытый потомком художник
Сегодня творит наяву.

Творит куполами столицы,
Над шпилями в небе паря,
И кисти: державной десницы
Еще покорятся края!

1986г.


Урок истории

Октябрь кроил штыками небо!
Долой войну! Голодным хлеба!
Земля крестьянам и свода
Для угнетенного народа –
Свинцом на полосы газет.
И власть забыла про Декрет.

Менялись шубы на шинели
И ослепительные Нелли
Оделись в кожу под ремни.
Погасли в фонарях огни,
Скрывая грацию и грусть,
И с боем в завтрашнюю Русь!

Так благородная Россия,
Для православных есть мессия,
Покорна Богу и царю,
Отдала нимб секретарю!
Горят иконы с алтаря.
В снегах кровавых лагеря.

Тянулось долго лихолетье
По русской матушке – земле.
Горели хаты, бабы выли,
И у Невы зимой застыли
На льду голодные тела
Весна так долго не цвела.

Потом из пепла и руин
Солдат – Европы властелин –
Поднял избу и города.
Едой не стала лебеда.
Тут вроде жить, как люди стали.
И в космос первыми слетали.

Секретарям не это надо,
И, понукая, гонят в стадо
Людей плохие пастухи,
Апостолов, забыв стихи.
С полей не собран урожай,
Детей совсем хоть не рожай.

До нашей крови алчен кесарь,
До водки русской Ваня – слесарь.
Но муки наших сыновей
Оплачут слезы матерей –
Ведь похоронки до сих пор
Идут, идут, туманя взор.

Уж сколько было конституций,
Но жаждут новых революций
Нам не известные вожди.
Идут колючие дожди,
Перекроив лохмотья неба.
И нищий просит где-то хлеба.

И, все на свете матеря,
Бесправных, снова егеря
Пугают новой диктатурой.
Народ на улицах угрюмый.
И беспризорно стынут лужи.
И нет конца у этой стужи…

1996г.


Меняется мода и время,
И запах больших городов,
С ладоней не падает семя
Со стали немых тракторов.

Гладкогрудые чайки садятся.
На легкость прибойной волны,
А выше фантомы кружатся,
Не бьются в причалы челны.

Все изменилось в природе:
Сады расцветают не в срок
Почему в человечьей породе
Гуляет не видимый рок?

Не до мыслей Монтеня, Плутарха –
Метели пугают «менты».
Без лохмотьев, все та же кухарка
Стоит у горячей плиты.

В грязи коньяки из Марселя,
«Водярой» торгует старик,
Ножки девок – товар у отеля,
Чей-то прострелянный крик.

На экранах трепещут знамена,
Антихристов бешенный лик,
В постелях герои Дрюона
В оргазме застыли на миг.

Миг безумств революций кровавых,
Голодных детей стариков.
Смерть не делит на левых и правых,
Навечно представив свой кров.

Сегодня не принята грусть.
Почему же нет радости в лицах?
Это время судить не берусь.
Кровь останется в тленных страницах.

1993 г.


Никитин Владимир Васильевич