Храм святителя Василия Великого

На главную ‹  Ваши письма ‹  Стихи, проза, рассказы ‹ Стихотворения. "Живые нити" (рассказ)

Стихотворения. "Живые нити" (рассказ)

Давайте все просто друг другу простим:
Обиды, ошибки и ссоры,
И с совестью встанем один на один,
В душе чтобы не было сора.

Дышать милосердием будем к другим,
К себе беспощадными будем.
В душе нашей свет и тепло сохраним
И вместе подарим их людям.

Давайте все просто друг друга поймем.
Как мало для этого надо!
В душе нашей солнце на счастье зажжем
И миру подарим на радость.

Давайте все просто друг друга любить,
Не втаптывать в грязь и страданья.
Давайте друг друга навеки хранить,
Беречь до потери сознанья.

«Давайте!..»… Обрывки сверкающих слов
Разносит стремительный ветер,
Как тень небывалых и сказочных снов.
Мне мир на мольбу не ответил.

О, Люди! О, наши глухие сердца!
Давайте друг другу в награду
Услышим друг друга хоть раз до конца!
Как много для этого надо!

***
Вечер.

Засинело, затуманило,
Холодком заволокло,
В окнах свет зажечь заставило
Сизо-синее крыло.

Вечер в отблесках таинственных
Посвежевших фонарей
После солнечных неистовых
По-весеннему лучей.

Мягкой синькой, тихо, сумрачно
Покрывает мир, людей:
По неслышным тихим улочкам
Льется сумерек ручей.

***

Дремлют звезды в дымке синей
Над большой моей Россией,
Светят звезды с легкой грустью
Над моей Святою Русью…

Бег веков и шаг столетий
Пропадают в Древней Лете,
Катит волны с ровной силой
Лета вдаль неумолимо.

Но не быть тебе забытой,
Всеми кинутой, убитой,
Русь моя! Не властно время
Веры крепкой вырвать семя!

Над тобой не властны годы!
Пусть сменяются народы!
О, Россия! Русь Святая!
Сила крепнет молодая!

Не в мечах она и саблях,
Не в сраженьях и опалах!
Нет! Она в сердцах и душах!
Слушай, Русь, ее! О, слушай!

Наш язык и вера наша -
Силы нет сильней и краше!
И над сказкой, и над былью
То любовь летит над ширью:
«И за Русь! И за Россию!»

***
Я видел, как закончилось венчание,
Как из ворот церковных гости шли,
И из моей души ушло отчаянье,
Растаяв в снежной ласковой дали.

Жених ей подал руку, а она,
Смеясь и плача по снегу ступала,
Еще недавно девочкой была,
И вот сейчас уже женою стала.

А снег все шел… И стройные кресты
На церкви, с ним сливаясь, ввысь летели.
И сквозь веселье звонкой суеты
Всевидящие Очи Вниз смотрели.

Благословенье. Лишь один ответ.
Текло с небес прозрачною метелью.
То белая невеста, белый снег
И ясный, снежно-белый свет над нею.

***
Я вижу ветер, я слышу ветер,
И я за ветер сейчас в ответе,
Сейчас в ответе за все не свете,
Я вижу ветер, я слышу ветер.
Я вижу ветер, апрельский ветер,
Пасхальный ветер, огромный ветер,
Не зря живем мы на этом свете,
Раз дует ветер, а Небо светит.
Нам Небо светит незримым светом
И дышит ветром, прозрачным ветром.
Не в этом разве искать нам счастья?
Не с этим разве нам быть согласным?
Есть воля Неба в любом ненастье,
Хоть и бывает оно опасным.
Я вижу ветер, я слышу ветер,
Какое счастье быть мной на свете!
Текло с небес прозрачною метелью.

***
Догорела свечка.

Догорела свечка. За окном стемнело.
А по окнам дождик бьется неумело.
Догорела свечка. Остро пахнет воском.
Из-за туч тихонько с неба смотрят звезды.

Догорела свечка, озарив открытку,
И Пречистой Девы кроткую улыбку.
Догорела свечка, озарив иконы,
Церкви на открытке дальней перезвоны.

Догорела свечка. В сердце чувствам тесно.
Догорела свечка с чуть заметным треском.
Догорела свечка, пламя чуть качая,
А вокруг, светлея, тишина звучала.

Догорела свечка, вспыхнув, и затихла,
А сквозь дождь вечерний вверх плыла молитва...

Живые нити (рассказ)

… Я знаю в знакомых мне окрестностях средней полосы России одну церковь. Стоит она среди двух полей, возле небольшой узкой дороги, ведущей далеко-далеко к одной из деревень. Совсем невзрачной кажется эта церквушка. Серые каменные стены, белые, но тоже почти уже серые от постоянных ливней купола и старые железные кресты на них – все это наводит на мысли о бедности, забытости и сводит к унылому настроению духа. Особенно в сильный ветер, когда железные кресты дрожат и дребезжат на высоте.
Вокруг вся церковь заросла диким кустарником и полынью. Это единственная растительность среди растянувшихся кругом полей. А в этих зарослях, я знаю, есть то ли озерцо, то ли болотце, затянутое ряской. Расположено оно прямо у боковых стен церкви.
Вход в церковь – огромная железная дверь на скрипучих петлях. Много, наверно, усилий нужно, чтобы, потянув за поржавевшую ручку, открыть эту дверь.
Над самым входом, над дверью висит икона, в совсем почти отсыревшем старом деревянном переплете. С темного фона молчаливо взирает лик Спасителя. И – ничего больше. Ни домов вокруг, ни людей.
Редко посещает народ эту церковь. Все окрестные деревни расположены далеко. Почти везде есть свои церкви. Да и не особо любят люди эту заброшенную церквушку. Какой-то мрачностью веет от старых серых стен, зарослей, пахнущих сыростью, и даже от иконы над входом. Народ любит городские церкви. Вот те не чета этой! Все в золоте, в блеске, никаких зарослей, чисто, светло, богато… А эта…
Очень редко останавливаются возле церкви люди. Если только проезжает кто мимо, глянет, сперва не поймет, что за каменное сооружение стоит на дороге, но, увидя над входом лик Спасителя, да очертания крестов на крыше, перекрестится, да с Богом едет дальше.

…Как-то пришлось мне осенью добираться из одной деревни в другую. А расстояние – совсем не близкое. Дай Бог, к ночи дойти. Да туту еще, как нарочно, зарядил дождь. Да не просто дождь. Обычно осенью дожди мелкие, моросящие. И этот сперва такой был, а потом как полил! Я глазом моргнуть не успел, как земля разбухла, а впереди все слилось в одну сплошную завесу.
Кляня на чем свет стоит осеннюю погоду, я с трудом передвигал ногами. Шел-то я через поля, вдоль борозд. Хорошо еще сапоги надел охотничьи, до колен.
А дождь и не думал переставать. Уже весь я мокрый был насквозь, уже не поля, а целые озера разливались на пути, а дождь все не кончался.
Так с горем пополам добрался я до узенькой дороги, где кончалось поле, по которому я шел. Через минут десять я остановился у церкви. И это была только треть пути!
Сил моих просто не хватало, чтобы двигаться дальше. Я был весь мокрый, злой, усталый и голодный, в облепленных грязью сапогах. Тут подул ветер, и железные кресты церкви задребезжали. Ух, какая мрачность навалила на меня! Сто раз пожалел я, что отправился в этот путь. Сидел бы сейчас в теплом доме, ни о чем таком не думал бы!
При мысли о доме я начал озираться по сторонам. Я знал, конечно, что это местность нежилая, но… один дом все-таки был.
Да, один дом был, и про него все знали.
Стоял он напротив самой церкви. Маленький, потемневший, деревянный, отгороженный низеньким забором, с небольшим внутренним двориком.
Жил в этом доме монах – служитель церкви. Ну, как монах… В народе его Монахом называли. Монахам ведь семью иметь нельзя, а у него была раньше семья. Там, откуда он пришел. Но, говорят, то ли пожар там случился, то ли еще что, только погибла вся его семья – и жена, и дети. И тогда он не женился уж больше, а уехал оттуда. Правда, откуда именно он появился, никто не знает. Остается верить тому, что говорили. А многие утверждали, что шел этот Монах полем из одной деревни в другую (видимо, моим путем!) и увидел эту церковь. Кто основал ее, никто не помнит, только стояла она тогда заброшенная совсем. Тогда Монах решил остаться здесь. Построил напротив немудреный дом, повесил икону над дверью, крышу подлатал и начал служить.
С тех пор лет сорок, а может и все пятьдесят, живет он здесь, смотрит за церковью и проводит службы. Часто люди, что проходят иногда по дороге, видят в церковном решетчатом окне его голову, склоненную перед свечой, зажженной образу Богородицы.
Люди Монаха сторонились. Был он молчалив и серьезен. И тогда, когда еще только появился, и теперь, когда совсем превратился в старца с длинной седой бородой и волосами, собранными сзади в узел.

Вот и сейчас, стоя перед церковью, я видел, как светилось слабым светом окно в доме Монаха. Наверное, он молился со свечой.
Очень не хотелось мне заходить к нему, несколько неприятны были и пугали меня и он, и эта церковь.
Но идти в темноте под ливнем еще четыре часа? Нет, это было выше моих сил.
Снова подул ветер, и задребезжали гулко кресты.
Ругая себя, как только можно, я доволочился на своих ногах до дома Монаха и с некоторым замиранием стукнул в ворота. Слабый свет в окне на мгновение мигнул и погас. А я подумал: странно расположен забор у дома. Он начинается с боков, с двух сторон, а перед не загорожен ничем. Там было как раз то окно, где до этого горел свет.
«Наверное, чтобы следить за церковью и видеть дорогу, » - подумал я.
Через несколько секунд сквозь щели невысокого забора я увидел свет фонаря. Я внутренне напрягся. Потом звякнул замок, и дверь, скрипя, распахнулась. Я увидел Монаха. А вернее, старца.
- Отец, не пустишь ли от дождя? Иду далеко, три часа уже в пути, еще четыре идти, - проговорил я.
Монах внимательно посмотрел на меня, медленно качнул головой и посторонился. Я прошел. Честно говоря, меня слегка била дрожь. То ли от холода и дождя, то ли от страха.
Замок снова звякнул. Монах прошел вперед меня с фонарем. Мы пошли вглубь по узкой тропке. Видимо, мы вышли во внутренний дворик, потому что я с трудом, но разглядел сквозь дождь скромные аккуратные грядки с пожелтевшим укропом, небольшой сарайчик с навесом, из-под которого выглянула, а потом ушла, хромая, курица, и будку, откуда смотрела худая большеглазая собака. У внутреннего крыльца росла яблоня. Крепкая и высокая. Рядом с яблоней стояла бочка или кадка, видимо, с дождевой водой. Листья яблони облетали прямо в бочку, и по ним били дождинки.
Я оглянулся. Сзади за заборчиком простирались бесконечные поля.
Монах поднялся на крыльцо и открыл дверь. Я следовал за ним. Он повел меня по какому-то темному коридорчику, мимо чулана, где почему-то приглушенно пахло сухой полынью. Наконец, он завел меня в ту комнату, окна которой выходили прямо на церковь. Я не ошибся. На столе лежала погашенная свечка и открытый молитвенник. Значит, Монах молился. Сейчас, пока он возился, зажигая керосиновую лампу, я разобрал в молитвеннике буквы: «Помилуй мя, Боже, яко по великой милости Твоей…»
Монах подошел и жестом предложил мне сесть. Я сел. Он молча, без слов рассматривал меня и особенно долго смотрел в глаза. Мне стало не по себе.
Вдруг внезапно на меня кинулось что-то снизу! Я вскочил и вскрикнул.
Оказалось, это огромный мохнатый черно-белый кот посягнул на мое спокойствие. И теперь с оскорбленным видом ушел под стол.
Я долго не мог успокоиться. А Монах тихонько улыбнулся и вдруг сказал ясно и разборчиво:
- Не пугайтесь, это всего лишь кот.
- А откуда он у Вас, отец? – решил я хоть что-нибудь спросить.
- Котеночком еще подобрал. Выгнал его кто-то, а он к церкви прибежал и мяучит. Тварь все-таки живая. Да и курицу, и собаку так же.
Странное ощущение появилось у меня после его ответа. Будто за совсем другого человека я его считал, не такого, как все, а он самым человечным оказался, что ни на есть. Но тогда я еще этого не понял.
- Вы куда идете-то? – осторожно спросил старец.
Я ответил.
Он покачал головой.
- Вам передохнуть хорошо надо, одежду высушить, согреться. Вы снимите плащ-то, я развешу. А пока Вам чаю надо, с медом.
Честно говоря, мне не очень хотелось пить и есть в доме Монаха. Мне все еще было не по себе. Но обижать его я все же не захотел. Монах поставил на стол чай, крынку с медом, а сам ушел развешивать мой плащ. Я же, не торопясь садиться за стол, оглядел комнату. На одной из стен висела старая потертая фотография. Трое детей – два мальчика и одна девочка – смотрели с нее. А еще молодая женщина и мужчина. Вглядевшись, в мужчине я узнал Монаха. Видимо, это была его бывшая семья.
Задумавшись, я подошел к окну. Дождь лил потоками. Я посмотрел на дорогу, а потом случайно глянул на церковь. И обомлел. Разве слепой я был раньше, что ничего не замечал? В серых ливневых потоках строго и величаво вставали серые стены церкви. Рванул ветер, задребезжали кресты, и я перевел на них взгляд. Если бы раньше спросили меня, что такое божественная гармония, наверное, наплел бы я много ерунды. А сейчас я понял все. На каждом из куполов очертания крестов были тонкими и точными. Они отражали и омывались дождевыми струями, и,отражая их, уходили ввысь. Казалось, что они тянутся до самых небес, словно упругие и тонкие невидимые нити связывали через эти кресты землю и небо.
Капли дождя падали в озерцо, и, раздвигая ряску, каждая из капель отражала удивительную церковь.
Словно озера вечной жизни, справедливости и доброты, вечной доброты, смотрели на меня глаза Христа. И я понял, что это – жизнь. Что эта церковь – связующее звено между Богом и человеком. Всегда. Каждый день. Это святое место. Как будто Дух Святой спустился с небес на эту церковь, на озерцо и полынь и остался здесь, и останется, освящая все вокруг; словно в каждой капле дождя сходит Божья благодать, распространяясь вокруг. Это источник чистой жизни, Божественной энергии, это клад, это вечная радость души и сердца!.. Она заполняет, как заполняет все вокруг вода, она идет от сердца к уму, переполняя и рождая вечную любовь к Богу и к миру…

Когда Монах зашел в комнату, чай был мной еще не тронут. Я стоял у окна, не видя и не слыша его. Тогда он молча подошел сбоку. Посмотрел мне в лицо. Потом поднял глаза к крестам церкви. Затем он потушил лампу, зажег свечу и начал молиться. Вслух.
«Помилуй мя, Боже, яко по великой милости Твоей…» - читал он. И не просто это были слова.
А я стоял спиной к нему, у окна, лицом к церкви.
Лик Спасителя смотрел на меня. Я молился Ему. И от иконы моя молитва проходила через церковь, заполняя ее, достигала крестов, поднималась по ним и по упруго натянутым между землей и небом невидимым нитям, звенящим под дождем, уходила в Небо.
«Помилуй мя, Боже, яко по великой милости Твоей…»
«…по великой милости Твоей…»…

Я остался у Монаха на ночь. Я не мог уйти отсюда, от этой церкви, от грани между землей и небом, и от человека, который всю жизнь отдал этому, оживляя своим присутствием церковь и не оставляя ее сиротой.

Вместе с Монахом был я на вечерне Перед каждой иконой светилась лампадка.. Молитвы мы пели вместе. И я знаю, как много слушало нас!
Слушал дождь и озерцо, маленькая птичка, примостившаяся под крышей, слушали гулкие купола и кресты высоко над крышей, нас слушала Церковь. Нас слушал и слышал Бог. И мне кажется, что именно тогда, в кадильном дыму, в запахе ладана и потрескивании свечей что-то прокатилось у меня по щеке. А может мне показалось.
На следующий день я ушел от Монаха. Он долго стоял и смотрел мне вслед. И я оборачивался до тех пор, пока он не скрылся из виду.
Как в тумане я шел. Слишком много чувствовал и думал. И я подумал, что и Монах, наверное, вот так же не смог однажды уйти от этой церкви.
Снова шагал я по мокрому разбухшему полю. Дождь моросил и висел в воздухе. Но вдруг налетел внезапный порыв ветра и донес до меня колокольный звон, а потом дребезжание. То звонил Монах. Для меня звонил. А дребезжали кресты, между ними и небом звенели прочные живые нити, которые никогда не ослабнут. Это прощалась со мной удивительная церковь.