На главную ‹ Каталог сайтов ‹ Интервью ‹ Страшный Суд — это счастливейший момент нашей жизни
Страшный Суд — это счастливейший момент нашей жизни
Слава может и не мешать духовной жизни. Смотря как относиться. Если ум включать свой, что это все дары Божии, это все не ты делаешь, не ты, Петя Мамонов, такую песню придумал, которая у тебя в голове — пых! — и вспыхнула, а ты только записал и отдал другим — тогда все в порядке. Попроще надо! Ну Бог дал, очень хорошо. Я к батюшке своему прибегаю, говорю: отец Владимир, не знаю, как жить, боюсь очень. Все хвалят, руки целуют… Как же быть? — Он говорит: ну и что? Бог дал, что вышло, — очень хорошо. Не вышло — так не вышло. Спокойно, говорит, чего вы на это обращаете внимание?
Он у нас такой, 30 лет служит. Человек мудрый, простой. А не то что там: ох, как я послужил! Это парень может в 20 лет… Да и то уже пора понимать. Хотя, конечно, приятно, когда хвалят. Но я помню, что от людей получил — от Бога не получишь. Справедливо: или — или. Поэтому лучше как-нибудь схорониться, а если не получается схорониться — что делать: вызвали на сцену — стой, кланяйся. Только внутри спокойно думай: людям приятно, ну и слава Богу. И не надо потом три дня стоять в позе, как на календарь… да православный еще…
Как там пишут в вашем же журнале обо мне… Все наврали: что такой-то, такой-то грузчиком работал, а теперь — православный отшельник (прим. ред.: в № 4 (23) за 2006 год «Отрок.ua» публиковал материал о Петре Мамонове, ранее печатавшийся в «Новой газете»). То есть поработал грузчиком, а в данное время — святой. Завтра будет другая работа. Ну хоть думайте, что вы пишете. Живу там себе, в ус не дую, все есть, земли гектар, лес на участке, дом прекрасный, все растет, жена любит эту землю, понасажала груш, яблонь, все есть, все свое, живи, радуйся… Православный отшельник! Да что мне в городе делать, в этих 50-ти метрах, когда у меня там гектар. В деревне ведь живешь 8 месяцев в году на улице. Дома спать только… Кайф один — баня, бассейн: прыг каждое утро в холодною водичку, кофейку потом — тресь… На молитвочку встаю, никто не дергает, спокойно. Красота. Но, конечно, и опасно, потому что такие условия: греши — не хочу. И здоровье пока еще не все пропил, и все условия — никакой милиции, делай все, что хочешь. И денежки есть. Кто-то писал: здоровье — опасная вещь, это условие для греха. Потому что когда тело здоровое, оно сразу начинает всего хотеть. Хочу поесть вкусно, хочу девку красивую, хочу, хочу. А когда болен — да какую там девку, лишь бы не болела нога эта! Поэтому болезнь Бог посылает, когда видит: ну никак его не исправишь, пошлю ему болезнь, чтобы он не мог этого делать просто физически. Может, хоть так спасу его.
Вот меня спрашивают, общаюсь ли я с молодежью и какое оно, это новое поколение. У меня ж дети… 23 младшему, среднему 25, старшему 30. И потом, я же на сцене все время танцую, туда-сюда. Меня молодые люди любят, хлопают. Поэтому я знаю ребят. Хорошие они. Чепуха это все, что все хамы… Пиво там, Клинское… Это все пена. Молодые люди стремятся к чистоте, к образованию, никакая порнуха им не нужна. Хотят жить наполненной жизнью, отвергают то, что им предлагают. А вокруг — зомбирование, на кока-колу даже подсаживают. Там есть такой ингредиент, ее месяц попил — и не оторвешься, как наркотик. Точно. Вот что делают эти все дядьки, которые на мешках сидят со своими деньгами. А молодые — нет, не поддаются!
«Мне страшно за тех, которые идут за мной», — поет «Московский освободительный оркестр». Им по 23-24 года. Крутую играют музыку, современную. Вот им страшно за тех, кто за ними, и они правы. Потому что если будем столько абортов делать, через 50 лет вымрем — и никаких войн не надо. Будет здесь Китай. Поэтому давайте, рожайте, девчата. По 4, 5, 6. Мусульмане, смотрите — 10, 12. Конечно, они все рынки заняли в Москве. Их много. Они крепкие. Потом, когда у тебя 10 человек, ты не будешь его облизывать одного: ножка болит… Да не до тебя! Один, два, три, четыре, пять, шесть, семь, восемь… девятого нет, где он? В грядке спит. Некогда будет сюсюкать. Давай, быстрей, мать устала… А если двое или один — они все вокруг него, не знают, что с ним делать. И вырастает чудовище в 15 лет. Чудовище! С которым потом уже ничего не сделаешь. Потому что в 15 лет уже воспитывать поздно. На цепь только сажать от этой улицы.
Отец Дмитрий рассказывал: извините, на службу опоздал, беседовал полтора часа с 16-летней девой. Говорит фразами из телевидения — все, не пробиться никак. Ну что я могу отцу посоветовать, если там героин? На ключ только, под замок, и все. Никакого другого средства. Ничего человек не слышит, не понимает — глухой, слепой. Не говоря уже об этих сектах, где технологии разработаны целые, что ты полностью подвластен, делаешь все, что твой гуру скажет. Что делать? Отец Дмитрий говорит — менять место жительства, продавать квартиру, переезжать в какую-нибудь Пермь, вытаскивать силой, потому что человек уже полностью там, ничего ему не объяснишь, уже все, поздно!
А мы все стонем: что-то нам скучно… Дети-сироты вон сидят на Казанском вокзале. Если тебе скучно, возьми одного в дом, сразу скучно не будет, сразу он будет у тебя деньги тырить, то-се. И всякую скуку забудешь. Будешь думать только, как бы его научить хоть чему-нибудь, хоть доску распилить.
Если начинаешь за себя Бога просить, и Он какую-то чистую жизнь подает, то не успеваешь все делать, и никакой скуки. Дня не хватает! То одно, то другое, смотришь — уже 9 часов, ты еще не помолился, Евангелие не почитал, целый день пробегал: там надо, там надо, там грядку вскопать, чтобы не копала лопатой женщина — все на пользу. Только надо вкус почувствовать к этому, любить это делать, не из-под палки, а почувствовать — сколько это дает тебе спокойствия, уверенности, добра в душу. Вкус поиметь к этому. А чтобы вкус поиметь, надо попробовать, начать. В тюрьме сидит товарищ, напиши ему письмо — что, рука отсохнет? Ему радость знаешь будет какая? — Завтра, завтра. — Сегодня сядь и напиши. Ни о чем: как у тебя жизнь, как тут дела, какое тут кино показывают… Он тебе напишет, как у него, — и вот пошло дело, ему полегче. Сейчас мы с вами тут сидим, а где-нибудь в такой же комнате человек 30 набито, да вонь, да смрад, да мат… А мы тут рассуждаем о Боге. Вот если об этом себе напоминать почаще, то будет проще жить. Сейчас кто-то умирает, сейчас кто-то мучается, сейчас кто-то без ноги, в аварию попал в эту минуту и от боли орет, лежит на дороге… Какое тут «скучно»? Слава Богу, что руки-ноги есть — и хватит.
Довольным надо быть всегда, все, что есть, — слава Богу, потому что люди и не такое терпят… А не хотели бы, как митрополит Петр? Ни одного дня жизни не выдалось хорошего — сплошные лагеря, пытки… Все стерпел человек, и не озлобился, и не возненавидел жизнь. Вообще ни дня вот так посидеть, как мы, ни минутки. Такой же человек, с руками, с ногами, с нервами — все то, что и у нас. Это себе на память приводить — и полегче будет. Смотришь — и силы появятся. Думаешь: что я сижу, хоть помолюсь за кого-нибудь, кто болеет. Давай-ка прочту «Всецарице» акафист. Всего 20 минут, подумаешь… Смотришь — самому стало теплей и приятней. Даже если механически.
Потому что молитва — это ведь целая история. Как нас учат старшие, Господь молитву дает молящемуся. Молись, молись, и увидишь: придет. Не надо умствовать об умной молитве… Встань и говори эти слова. Сначала будешь механически, потом почувствуешь на языке прямо сладость. Все придет, все придет. Произноси хотя бы эти слова. Слова-то хорошие. Я вот так: не идет молитва, не хочется; ну, думаю, хотя бы механически прочитаю. Смотришь — прочитал, в конце — губы не ватные, голова чуть-чуть прочистилась. Читаешь механически, когда мысли парят, бегают. Ничего, читай, читай. Потом привыкнешь — без этого не сможешь уже. Как бы ни устал, а без этого не ляжешь. Вчера устал, наговорился, думаю: ну какая уж молитва. Пришел, спать ложусь, ну не могу: дай, думаю, хоть начну. Начал — раз, и все, и прочитал, и все хорошо, и лег, и не заметил… А вроде и устал, и весь трясся, на нервах. И ничего, пошло. А почему? Потому что привык уже, 10 лет. Если б первый раз — лег бы так спать. И не смущайся, что не все сердце вкладываешь, это… куда там. Это только по милости Божией. Вечером особенно трудно, потому что устал, и все. Я себе все время говорю: прочитай хотя бы. Не жди никаких озарений, просветлений, никаких эмоций, просто прочитай: ну ведь текст же хороший, не матом написан. Прочитаешь — смотришь, и какая-то крупиночка попала, какая-то пара слов осталась в сердце, ну и хватит — значит, на сегодняшний день так обстоят дела. А все это рвение….
Надо потихоньку. Так же и с пороками — не надо рваться: все, с понедельника… Мы не святые. Мы очень слабые и немощные. Если пьешь или куришь, потихонечку снижай хотя бы дозу. Расшатывай хотя бы дерево, потому что вырвать надо с корнем. Не веточки обрезать, а вырвать надо с корнем. Для этого надо расшатывать, и ничего, если долго приходится… Год пил по бутылке, а сейчас начал по двести грамм пить — уже дело, потом — через день постарайся. А то мысль «что, никогда, ни рюмки всю жизнь? Да нет, не смогу…» — она от лукавого: не надо так! Вот скажи: сегодня — не буду. А завтра — посмотрим, как Бог даст. Может, и буду завтра, посмотрим. Сегодня — не буду. Твердо решил, что сегодня — нет, не буду, что бы ни случилось. Вот и хватит. Наутро встал и думаешь: чего так хорошо? А, вчера-то я не пил! Получилось. Ну, давай и на сегодня загадаю: не буду. Может, завтра и буду. Смотришь — еще день. Каждый день нас приближает к Страшному Суду. А Страшный Суд — это что такое? Встреча с Господом. Это на самом деле счастливейший момент нашей жизни. Еще один день прошел — ты ближе, ты чисто прожил (относительно, конечно: грехи всякие, я уж не говорю о душевных сквернах). Хотя бы телесную чистоту… Потом станешь перед Ним — и Бог Сам скажет: вот, пятницу, субботу молодец был. Хвалю. А чего ж в воскресенье и понедельник опять? Нехорошо. Ну ладно, старался, ладно уж. Самым последним, но иди…
Насколько научился любить — настолько и будешь ближе к Нему. И себя надо любить, но того себя, чистого, маленького, в 4 года, который вставал, и солнышку рад. Тогда и в других сможешь это увидеть. А если в себе видишь один мрак, то и в другом увидишь один мрак.
Записала Екатерина Ткачева