Храм святителя Василия Великого

На главную ‹  Проза ‹  Диакон Георгий Малков ‹ Епископ Феодор (Текучёв) "Истина всегда победоносна" (отрывки)

Книга о Псково-Печерском подвижнике: епископ Феодор (Текучёв) "Истина всегда победоносна" (отрывки)

В 2009 г. издательство московского Сретенского монастыря опубликовало составленную диаконом Георгием (Ю.Г.) Малковым и П.Ю. Малковым книгу, посвященную жизни и духовным поучениям епископа Феодора (Текучёва). Владыка Феодор был ближайшим помощником известного митрополита Вениамина (Федченкова), затем возглавлял Южно-Американскую кафедру Московского Патриархата, а по возвращении в Россию более четверти века являлся насельником Псково-Печерской обители, пребывая в ней «на покое».
Этой публикацией Сретенский монастырь открыл новую книжную серию – «Подвижники благочестия XX века». Теми же авторами готовятся к изданию следующие два тома этой серии, посвященные известным старцам – псково-печерскому архимандриту Серафиму (Розенбергу) и иеросхимонаху Михаилу (Питкевичу), проведшему последние годы жизни в Печерской обители, а до того являвшемуся насельником Спасо-Преображенского Валаамского монастыря.
Эта книга называется ЕПИСКОП ФЕОДОР (ТЕКУЧЁВ). ИСТИНА ВСЕГДА ПОБЕДОНОСНА
В книгу входят жизнеописание епископа Феодора (Текучёва), его духовное наследие: поучения и проповеди, «Духовный дневник», духовно-просветительные статьи и заметки разных лет; в приложениях – материалы на тему «Епископ Феодор (Текучёв) и митрополит Вениамин (Федченков)».
Приводим отрывок из книги.

Введение

В 2008 году исполнилось сто лет со дня рождения одного из наиболее смиренных и благочестивых насельников Свято-Успенского Псково-Печерского монастыря, ближайшего ученика и помощника блаженной памяти митрополита Вениамина (Федченкова) — владыки Феодора (Текучёва), епископа Аргентинского.

По возвращении в 1956 году в Россию из эмиграции епископ Феодор жил сначала на Украине и в Молдавии, а затем, с 1962 года, более двух десятилетий подвизался в иноческом подвиге в Печерской обители — вплоть до своего мирного отшествия ко Господу.

В силу его «белоэмигрантского» прошлого большевистская власть, несмотря на столь свойственный епископу Феодору искренний патриотизм, и по возвращении его на Родину не доверяла ему, а потому и не позволила Московской Патриархии предоставить владыке какую-либо архиерейскую кафедру. Тем более не способствовали этому и вновь начавшиеся в конце 50-х годов гонения на Церковь, когда по всей стране один за другим насильственно закрывались храмы и монастыри: так, например, в той же Молдавии владыку три раза переводили из обители в обитель, поскольку они одна за другой ликвидировались местным коммунистическим начальством.

В итоге епископу Феодору было благословлено проживать «на покое» в древнем, никогда не закрывавшемся, издавна славившемся своими подвижническими традициями Псково-Печерском монастыре: наконец-то долгие мытарства владыки закончились, и до конца дней своих он еще многие годы тихо и смиренно жил здесь, любимый и уважаемый печерской братией, служа и время от времени проповедуя в храмах обители, постепенно ставшей для него родным домом.

Здесь же он и был погребен в 1985 году в монастырских пещерах рядом со своим давним духовным учителем и старшим другом — митрополитом Вениамином (Федченковым), также завершившим свои дни на покое в Печорах.

Владыка Феодор, в отличие от митрополита Вениамина, никогда не обращался к собственно литературной церковной деятельности, не издавал духовно-просветительских книг и статей, и, пожалуй, единственной его прижизненной публикацией до последнего времени оставался небольшой исторический очерк, посвященный памяти митрополита Вениамина, напечатанный в свое время в «Журнале Московской Патриархии»[1].

Однако еще с середины 1930-х годов будущий епископ Феодор (тогда еще иеромонах, а затем игумен) начал записывать — для собственного духовного назидания и самоконтроля и как некое «келейное» славословие Господу — приходившие ему на ум и на душу, особенно в связи с богослужением, отдельные благочестивые (столь естественные для него!) мысли. Так постепенно составилось несколько тетрадей с подобными записями, фактически своеобразные келейные записки, которые он со временем, приведя в должный порядок, объединил под общим названием «Духовный дневник» (в трех частях).

С записками владыки Феодора (по-видимому, еще в объеме первых двух частей «Дневника») ознакомился митрополит Вени¬амин, благословивший продолжить начатое дело — как душеполезное не только для автора, но и для других, сказав тогда ему: «Хорошо, слава Богу. Записывай и дальше — со смирением».

Еще более укрепил епископа Феодора в желании продолжить «Дневник» следующий немаловажный факт его духовной биографии: во время пребывания епископа в Гербовецком монастыре в Молдавии ему в сонном видении дважды являлся преподобный Серафим Саровский, говоривший: «Занимайся, мне нравятся твои дела. Пиши» — и, по выражению владыки, «мысленно» передавший свое благословение ему в таких словах: «Монах, от души пребывающий в келье, будет непорочен, а монах, пребывающий в любви, будет совершенен… Тетради свои храни! Ты избран моим послушником».

Всегда остававшийся замечательно искренним и душевно открытым, епископ Феодор на следующее же утро пересказал этот сон своему тогдашнему содругу по монастырской жизни на покое владыке Серафиму (Лукьянову)[2], встретившему его у себя, у аналоя, словами: «Ну, как живы-здоровы?.. Видите, как приятно, — и, указывая на аналой, — вот здесь Чиновник[3], а вот икона преподобного Серафима…»
На рассказ епископа Феодора митрополит Серафим отреагировал очень кратко и ясно, сказав: «Ваш сон — духовный».

Каким был владыка Феодор — таковы и его проповеди, таковы же и его келейные записки. Подобно ему самому, они также отличаются предельной искренностью и столь характерным для него простодушием, но в то же время мудры — во всей их евангельской простоте — и, что особенно ценно, во многом основаны на его собственном иноческом жизненном опыте.

И потому не удивительно, что некоторые из записей «Дневника» (как и отдельные проповеди владыки, также достаточно полно представленные в этой книге), по общему их духу порой весьма близки известным запискам преподобного Силуана Афонского, изданным архимандритом Софронием (Сахаровым)[4].

Что ж, это вполне естественно, поскольку дух в них один и тот же — Божий, Христов, дух Евангелия и Вселенского Православия. Потому и многие страницы «Духовного дневника», как и записки замечательного афонца, столь же преисполнены горячей любовью к Богу, радостью о Нем, о Его великом даре — Православной вере и Церкви Христовой — как единственном нашем пути ко спасению.
Замечательно и то, как одинаково воспринимали оба подвижника задачу духовного единения всего человечества вокруг Христа, исходя из слов Самого Спасителя в Его молитвенном обращении к Отцу: Да вси едино будут: якоже Ты, Отче, во Мне, и Аз в Тебе, да и тии в Нас едино будут: да (и) мир веру имет, яко Ты Мя послал еси (Ин 17, 21)…

В этом отношении и преподобный Силуан, и епископ Феодор равно предстают перед нами как смиренные проповедники идеи всечеловеческого единения во Христе, единения в истинной вере, к которой все мы неустанно призываемся Духом Святым (1 Кор 12, 3), дабы каждому было дано проявление Духа на пользу (1 Кор 12, 7). Ведь и исходное природное наше единство основано на том животворящем, всеобщем одухотворяющем начале, которое Господь вложил еще в первого всечеловека Адама, когда вдунул в лице его дыхание жизни, и стал человек душею живою (Быт 2, 7).
И подобно тому как преподобный Силуан, желая, по Божией заповеди любви, спасения всему миру и скорбя о нем, молился о всех как о «едином Адаме», так и епископ Феодор записывал в своем «Духовном дневнике»: «Бог и возлюбил — и не одного кого-нибудь, а весь мир».

И, как известно, за таким утверждением, вообще характерным для лучших представителей подлинного православного монашества, стоит давняя подвижническая традиция. Ведь недаром, подражая Богу в Его Любви, всякий истинный инок с великой скорбью, «проливая кровь», молится за весь мир — в соответствии с известным монашеским речением: «Молиться за весь мир — это кровь проливать!»
Однако чаемая Церковью благодатная цель христианского единения всех в «Новом Адаме» — Воскресшем Спасителе — требует от нас по сути только одного: личностного со-единения каждого человека, каждой души — со Христом.

И только тогда, по слову святого апостола Павла, Бог… терпения и утешения… дарует вам быть в единомыслии между собою, по учению Христа Иисуса, дабы вы единодушно, едиными устами славили Бога (Рим 15, 5–6). Ибо лишь когда Сам Христос принимает нас в славу Божию (Рим 15, 7), мы и оказываемся способны всецело принимать друг друга, становясь все единой душой — в Духе Святом! Ведь реальной подосновой нашего наиболее полного единения — как и вообще самогó нашего существования — является именно изначальное постоянное присутствие в нас благодати, духовных действований или, пользуясь святоотеческой терминологией, «энергий» Бога, ибо мы Им живем и движемся и существуем (Деян 17, 28) и только Дух животворит (Ин 6, 63).

Отсюда и самый смысл бытия всего человечества как творения Божия заключается, по сути, в «стяжании Святого Духа», — недаром на это замечательное выражение преподобного Серафима Саровского ссылается в своих поучениях и епископ Феодор. Ведь и его собственный иноческий опыт позволял ему утверждать в одной из проповедей, что нет ничего дороже такого «стяжания», ибо «ничто на земле не сравнится с этим утешительным действием Духа Святаго. Ни великолепие храмов, ни роскошь облачений, ни прекрасное пение не смогут — без пребывания и действования в нас даров благодати Божией — насытить нашу бессмертную чудесную душу, питаемую единственно сродным ей — Духом Святым!»

А ведь в каждого из нас изначально вложена «душа-христианка», лишь в большей или меньшей степени помрачаемая нашими грехами, от которых ее исцеляет только Христос. Потому и вожделенного единства человечества можно достичь лишь на путях всеобщей устремленности — всех человеческих душ — ко спасению во Христе Иисусе, Господе нашем.

Именно с таким подходом к решению проблемы духовного братства всех потомков Адама мы встречаемся и в «Дневнике» владыки Феодора, читая здесь, например, такую запись: «Люди — братья… потому что они единодушны и имеют как бы одну душу, которую все и должны спасать, стараясь привести в Царство Небесное. У них — одна цель».

Еще более роднит записки владыки Феодора с записками преподобного Силуана весьма часто присутствующая на страницах «Дневника» тема жалеющей любви к ближнему и ко всем людям вообще — той подлинно христианской пастырской любви, что не может не печалиться о присущей ныне многим духовной слепоте, об увлеченности большинства (в том числе нередко даже и тех, кто считают себя христианами) пустой и бессмысленной суетой все более обезбоживающегося мира.

Естественно, что тема эта звучит не только в «Духовном дневнике», но и в проповедях владыки, который в одной из них (сказанной 11 января 1951 года) так говорил о состоянии человеческого общества: «Мы знаем, что в мире сейчас нет мира… Но что же нужно для того, чтобы в мире водворился мир? Не нужно ли для этого лишь того, чтобы мир возлюбил закон Божий? А разве видим мы в современном мире любовь к этому закону? Не во всех ли областях мирской жизни вытесняется закон Божий, христианский? Не потому ли повсюду и вспыхивают войны, ужасы, разделения, а не сияет любовь? Не потому ли так, что в мире перестал действовать закон Христов? Многие его и не хотят вовсе, многие отвергают, а многие — искажают лжеучениями, ересями и расколами. И сами же христиане становятся хладны, равнодушны к нему или закапывают свой христианский талант в землю. При таком всеобщем состоянии не может быть мира в душах наших».

И как бы подытоживая подобные нелицеприятные оценки общего духовного состояния мира, скорбя, подобно старцу Силуану, о возрастающей греховности современного человечества и считая причиной тому все больший отход его от евангельских заветов, владыка Феодор горестно записывал в своем «Дневнике»: «Любви, как мало любви в нас!»

Однако, даже ясно видя общий духовный упадок сегодняшнего мира, владыка тем не менее никогда не предавался унынию.

Напротив, и в келейных записках, и во всех его проповедях постоянно звучит уверенность (этому он учил и свою паству) в конечной победе Истины Христовой над грехом и в возможности для каждого из нас стать соучастником этой победы — в меру нашего покаяния, христианской веры, любви к Церкви и упования на Господа нашего Иисуса Христа.

Уверенность в этой Истине и непоколебимая надежда на нее покоились для владыки Феодора на самом твердом основании — на таких объективных фактах духовной истории человечества, как Голгофская Искупительная Жертва и Воскресение Христово.

После такой Жертвы у нас нет уже никакого права ни на греховное безверие, ни на столь же греховное уныние, но только — на покаяние. И если последнее будет горячим и искренним, а главное — если им будет определяться и сама наша жизнь, то любовь Божия примет нас, покрыв собой все наши грехи, по слову Псалмопевца: омыеши мя, и паче снега убелюся (Пс 50, 9). И потому, вознося хвалы этой любви, явленной нам на голгофском Кресте, и призывая всех с твердой надеждой на спасение уповать на эту жертву Господню, владыка Феодор восклицал в «Дневнике»: «Неужели вы, подобные мне великие грешники, думаете, что драгоценная Кровь Христа недостаточна, чтобы убелить вас, недостаточно сильна, чтобы омыть всех вас?» («Духовный дневник», осенняя запись 1948 года).

Такое благодарное отношение к страдавшему и воскресшему ради нас Господу особенно выражалось у епископа Феодора в его постоянной обращенности к евхаристической жертве как к нашей единственной спасительной опоре и как к единственному духовно-смысловому центру всей человеческой истории и жизни всего мира: показательно, как много записей в «Дневнике» связано с переживанием владыкой Таинства Евхаристии, со служением им Литургии.

Евхаристическая жертва для него — это постоянно совершаемая и постоянно длящаяся победа, сокрушающая «врата адовы», дарующая нам ту вечную жизнь, ради которой Господь наш Иисус Христос и победил мир (Ин 16, 33).

Отсюда — и столь присущий епископу Феодору (несмотря на все наши мирские нестроения) в конечном счете бодрый и радостный взгляд на драгоценный для всех нас дар живой веры, на непрестанное спасительное дело Церкви, на саму ее жизнь, освящающую все наше бытие. Отсюда же — и его радость о всех, подлинно стремящихся ко Христу, о явленной Им нам возможности сыновне относиться к Самому Богу, о счастливом даре служить Литургию.

Именно все это и дает ему право говорить не только о высоких целях христианства, но и о высоком — а значит, и ко многому обязывающем — достоинстве христиан! Именно поэтому для него «христианский мир — мир замечательный: любящий, открытый, смелый, решительный, простой, любвеобильный, ищущий правды, могущий молиться, и плакать, и утешаться…» («Духовный дневник», запись от 10/23 мая 1940 года).

Епископ Феодор и сам стремился быть таким — простым, скромным и любвеобильным иноком, и один из составителей этой книги, порой встречавший старца-епископа (еще в самом начале 1970-х годов) где-нибудь в монастырском саду, когда тот тихо прогуливался в нем светлыми летними вечерами, и сегодня хорошо помнит, каким добрым и задумчиво-любящим бывал взгляд владыки при встрече, как мягко и даже как-то смиренно улыбался он, благословляя его, тогда еще довольно молодого корреспондента «Журнала Московской Патриархии». И кто бы мог представить в то время, что пишущему эти строки будет суждено Промыслом Божиим — спустя более тридцати лет, прошедших с той поры, и уже вместе с сыном — обрести и разобрать все имеющиеся на сегодня рукописи владыки Феодора, а затем и подготовить их к печати как часть драгоценного духовного наследия псково-печерских иноков XX столетия.

Возвращая ныне православным читателям из многолетнего забвения «заметы сердца» блаженного старца-епископа, лишний раз убеждаешься в том, что подлинно доброе и полезное не пропадает в Господнем хозяйстве: все постепенно собирается в житницы веры и христианской любви, все в свое время так или иначе приносит благие плоды, становясь достоянием многих на их путях к Богу.
Сказанное в полной мере относится и к поучениям, и к келейным запискам владыки Феодора, которые, как можно надеяться, принесут еще немало духовной пользы православным россиянам. И, вспоминая известные слова святого апостола и евангелиста Иоанна Богослова из его «Откровения», завершим это краткое введение утверждением, что епископ Феодор, безусловно, относится к числу тех, о ком святой евангелист-пророк сказал некогда так: блаженны мертвые, умирающие в Господе; ей, говорит Дух, они успокоятся от трудов своих, и дела их идут вслед за ними (Откр 14, 13).

Одним из подобных добрых дел владыки Феодора, творимых им во славу Божию в течение всей иноческой жизни, и была его христианская проповедь, ныне вновь звучащая во весь голос со страниц этой книги.

02 / 09 / 2009
____
[1] Епископ Феодор (Текучёв). Памяти митрополита Вениамина (Федченкова) // Журнал Московской Патриархии. 1981. № 7. С. 10–13. Опубликовано также в кн.: Малков Ю.Г., Малков П.Ю. У пещер Богом зданных: Псково-печерские подвижники благочестия XX века. М.: Правило веры, 1999 (имеются последующие издания). С. 325–331.
[2] Митрополит Серафим (Лукьянов; 1879–1959) — окончил Саратовскую семинарию и Казанскую Духовную академию; монашество принял в 1902 г. Был ректором Таврической (с 1907 г.) и Саратовской (с 1911 г.) семинарий. С сентября 1914 г. по январь 1918 г. епископ Сердобольский (Сортавальский), викарий архиепископа Финляндского Сергия (будущего Патриарха), затем сам — архиепископ Финляндский (1918–1924). Выслан из Финляндии местными националистами в 1926 г. (лишен кафедры указом президента). С января 1927 г. — правящий архиепископ Западно-Европейской епархии Русской Зарубежной Церкви (с 1938 г. — митрополит). В 1945–1946 гг., покинув Зарубежную Церковь, временно управлял Западно–Европейским Экзархатом Московской Патриархии, который возглавлял и далее — по ноябрь 1949 г. В 1954 г. вернулся в Россию и жил «на покое» (с 1956 г.) в молдавском Гербовецком монастыре, где и скончался.
[3] Чинопоследование архиерейской службы.
[4] Прп. Силуан (Антонов; 1866–1938), известный старец русского Свято-Пантелеимонова монастыря на Афоне; с 1911 г. — схимник; прославился замечательными духовными наставлениям; канонизирован Константинопольским Патриархатом в 1978 г., включен в святцы Русской Православной Церкви в 1988 г. (память 11/24 сентября). См. о нем, например: Преподобный Силуан Афонский. М., 1998 (одно из многочисленных изданий).

Прилагаем здесь также две небольших статьи Владыки Феодора – о монашестве и Таинстве Крещения.

О монашестве

"Аще хощеши совершен быти, иди, продаждь имение
твое и даждь нищым: и имети имаши сокровище нанебеси:
и гряди вслед Мене"
(Мф 19:21)

"Могий вместити да вместит"
(Мф 19:12)

I
Монашество появилось в первые века христианства, хотя некоторые его черты встречаются и во времена ветхозаветные, будучи присущи некоторым праведникам и до Нового Завета. Так, Святой пророк Божий Илия был пустынножителем и девственником, Святой пророк Елисей — девственником, а стоявший в самом начале новозаветной эпохи Святой Иоанн, Предтеча и Креститель Господень, — так же и девственником и пустынником.

Святитель Иоанн Златоуст считает, что монашество ведёт своё начало со времени Иисуса Христа. В Беседе 17–й («К антиохийскому народу») и Беседе 68–й на Евангелие от Матфея Святитель говорит, что такой род любомудрия (то есть монашество) введён от Иисуса Христа и что монахи даже одеждой своей подражают Его Апостолам.

Сократ, Созомен и преподобный Иоанн Кассиаан относят происхождение, начало монашества к Святому Евангелисту Марку, бывшему первым епископом в Александрии.

Некоторые обстоятельства первохристианской жизни содействовали возникновению, распространению и утверждению монашеского уединенного жития среди более ревностных по Богу и по вере христиан. Впоследствии особому удалению христиан из городов в пустыни и уединённые места содействовали и гонения на них со стороны язычников.

Авва Пиаммон считает, что во времена апостольские все верующие находились на весьма высокой степени христианской жизни и многие уже тогда были подобны монахам. Но когда после Апостолов, вследствие бóльшего наплыва в Церковь христиан из иноплеменных народов (язычников, к которым проявлялось значительное снисхождение по их духовной слабости), стало несколько ослабевать общее рвение первоначальной веры, то те, в которых прежняя апостольская ревность всё еще пламенела, удалялись от своих сограждан, чтобы пребывать затем в подгородных уединенных местах.

Естественно, что более деятельные и последовательные христиане даже и во внешней своей жизни с большей силой выражали своё стремление к Божественному — в более строгом подвижничестве. В отличие от прочих христиан они назывались сначала преимущественно аскетами (греческ.: «άσκητής,», то есть упражняющийся, подвизающийся). Те же, которые отделялись от общества верующих из-за желания воздержаться ради Господа от брака, удаляясь при этом даже от общения с родными и — шире — от общения с миром в целом, стали именоваться монахами, или единожительствующими (от греческ. «μóνος» — один, одинокий, живущий уединённо), ибо именно так они и жили.

Такое их название утвердилось особенно тогда, когда они, желая ещё большего безмолвия, начали оставлять свои прежние места жительства — кто уходя из городов и селений, а кто даже и из подгородных, сравнительно тихих мест — чтобы, полностью удалившись всякого общества, поселиться по примеру Святых пророков Божиих Илии, Елисея или Иоанна Предтечи в глухих пустынях. Здесь, вдали от шума и соблазнов мира, ничем не отвлекаемые от Богообщения, такие подвижники и предавались подвигам благочестия, чтобы постоянными в них упражнениями удобнее достигать высшей степени духовного совершенства.

В апостольские времена христианские аскеты иногда назывались ещё ферапевтами, или, в другой традиции прочтения, терапевтами (от греческ. «θεραπευτής», то есть врач, ухаживающий слуга, целитель, в данном случае, вероятнее всего, — некто излечивающий, возвышающий в человеке его дух). Филон, современник Апостолов, у которого мы и встречаем такое именование, пишет об этом сословии христианских аскетов так: «Аскеты называются ферапевтами или потому, что души приходящих к ним, подобно врачам, исцеляют от злых страстей, или по причине чистого и искреннего их служения Богу».

Вероятно, первыми из египетских подвижников удалились в пустыню на бóльшие подвиги Святой преподобный Павел Фивейский, проживший в ней 90 лет, и Святой преподобный Антоний Великий. Блаженный Иероним называет Павла Фивейского основателем, а Антония Великого — образователем, учителем пустынножительного монашества, который написал и основные правила такой жизни.
При этом даже и в таких, весьма отдаленных и пустынных местах сложились две основные формы монашеского жительства. Так, монахи, жившие поблизости друг от друга в определённом единении, назывались киновитами, а личные келлии, их жилища составляли киновию (от греч. «κοινός» — общий, «βίος» — жизнь). Киновия — это общежительный монастырь.

Но как от общего плодоносного корня произрастают многие цветы и плоды, так и от образа жизни киновитян произошёл другой род монашеского совершенного жития, последователей которого называли анахоретами, то есть отшельниками, которые из-за желания ещё большего преуспеяния в Божественном созерцании удалялись даже и из киновий в самые сокровенные места пустыни, лишь время от времени приходя ради Причастия в храм какой-либо относительно близлежащей киновии. Такое отшельничество представляет собой особую и весьма суровую разновидность иноческого жительства «наедине» с Богом.

Одновременно возник и такой тип иноческого жития, как затворничество — когда монах–отшельник, или «затворник», мог жить даже и в монастыре-киновии, но притом постоянно, порой многие годы «пребывать неисходно» в своей келлии, никуда не выходя из неё.

Из отдельных пустынников порой составлялись очень большие общежительные обители–киновии, знаменитейшей из которых является устроенная попечением Святого преподобного Пахомия Великого. Преподобный Пахомий полностью развил тип общежительного монашества, написав при этом особые правила, которыми определялись все упражнения в подвигах иночества и регламентировался даже характер одежды и пищи.

В общежительных монастырях во главе всегда стоит настоятель монастыря — игумен или архимандрит. Вся братия пользуется общей трапезой, единообразной одеждой, и для всех обязательно участие в общем Богослужении.

По свидетельствам Палладия, Созомена и Никифора, преподобный Пахомий Великий первым стал облекать иноков в полный монашеский образ — схиму, используя наставления явившегося ему Ангела: именно этот Ангел и научил Пахомия, в частности, как и во что должен одевать он поступающих в монастырь. Но ещё важнее то, что Ангел дал ему несколько правил монашеского общежительного устроения. После этого Пахомий начал принимать приходящих к нему, облачая их и в мантию, и в схиму. В дальнейшем он, и сам предписывая многие общежитные правила руководимым им обителям, ставил в них наиболее опытных старцев наставниками прочих иноков.

Аскеты первых веков христианства вели столь воздержную и подвижническую жизнь, что порой изумляли иноверцев. Они занимались чтением священного писания, молитвою и рукоделием с таким усердием, что и естественный голод зачастую не прерывал их воздержания: разве на второй или третий день принимали они пищу — и то «не столько по желанию наслаждения, сколько по требованию нужды».

Очень высоко ставил монахов Святой Дионисий Ареопагит.

Разделяя христиан на три степени по их духовному совершенству — очищаемых, просвещаемых и усовершающихся, Дионисий в одном из своих трактатов пишет, что «священное сословие монахов есть чин высший всех усовершающихся», то есть самый высокий из всех возможных.

И недаром монашество называется «чином ангельским».

Такое наименование иночества нашло своё отражение и в чинопоследовании монашеского пострига.
Как известно, к новопостриженному монаху сначала обращаются с особым традиционным приветствием, спрашивая его: «Что ти есть имя?», то есть «Какое твое (новое) имя?»

Ведь монаху, по большей части, даётся при постриге новое имя — в знак начала им совершенно новой, свободной от страстей и подлинно духовной жизни. Обновлённое имя и есть знак того, что отселе он должен полностью оставить прежнюю мірскую жизнь и начать жить уже «не по стихиям міра сего», а по заветам и заповедям Господа нашего Иисуса Христа. Отныне он должен отказаться от упования на себя, на свои силы, на свою самость, всецело опираясь теперь только на Христа и на Его Всемогущую помощь. По сути же, монах отказывается не от своей силы, а от своей человеческой слабости, от своей духовной немощи, обретая во Христе Иисусе истинную Божественную крепость.

И вот ему — обновлённому, очищенному и укреплённому монашеским постригом, получившему даже новое имя, что сам он и подтверждает, возглашая его в ответ на вопрошание: «Что ти есть имя?», — ему теперь и высказывается от лица всех иноков единственно нужное в этот момент пожелание: «Спасайся, брате, в ангельском чине»!

Уже упоминавшийся выше Филон Александрийский также сообщает, что, мол, аскеты находятся во многих местах Вселенной (под этим в его время подразумевалось в основном Средиземноморье), но больше всего их в Египте, особенно же — около Александрии. И в каждом месте их жительства есть особый священный дом, называемый ими обителью и монастырём, уединившиеся в котором ведут благочестивую жизнь.

Впоследствии монахи населили египетские пустыни: Нитрийскую, Фиваидскую, Скитскую, где подвизались многие великие подвижники — Преподобные.

Из Египта, этого рассадника иночества, монашество вскоре оказалось перенесено в Палестину преподобным Иларионом Великим, учеником Великого Антония. От Илариона же оно распространилось отсюда и далее — в Сирию, потом в Армению и на Понт [то есть на северный, черноморский берег Малой Азии, а потом и в Закавказье].

Позднее, когда монашество умножилось уже повсюду, монахи стали селиться в обителях близ городов и даже в самих городах.

На Востоке, в Малой Азии, Святитель Василий Великий почти что одним из первых стал устраивать монашеские скиты. Когда он сам подвизался в Понтийской пустыни, то предписывал скитникам подвижнические правила, объемлющие как всю внутреннюю, так и внешнюю жизнь монашества, которыми оно руководствуется преимущественно и доныне. Из подвижнических Правил Святителя Василия Великого в свою очередь составлены правила Студийские, которые со временем перешли и в российские монастыри.

На Русь монашество принесено со Святой Афонской Горы афонским же пострижеником, преподобным Антонием Киево–Печерским.

Афоном называется восточный из трёх выступов Халкидонского полуострова в Северной Греции — длиной в 60 километров. На самой горе имеется лишь несколько келлий отшельников, а на вершине её во второй половине XIX столетия был построен храм.

Согласно средневековым преданиям, на Афонском полуострове уже во времена Святого Равноапостольного Царя Константина появились первые монастыри, которые затем, в царствование Юлиана Отступника, были разрушены, но при Императоре Феодосии Великом вновь восстановлены.
Первые достоверные сведения о том, что на полуострове Афон начали собираться отдельные отшельники, а затем и группы монахов, относятся к IX столетию. В этот период вследствие мусульманских завоеваний древние монашеские поселения в Египте и в Сирии начали постепенно приходить в упадок, а их обитатели-иноки стали искать спасения на Афоне. Сюда же в то время бежали со всех концов Византийской Империи и православные монахи–иконопочитатели, спасавшиеся от преследований еретиков–иконоборцев.

В 963 году Святой Афанасий Афонский, монах родом из Трапезунда, основал при поддержке византийского Императора Никифора Фоки первый строго организованный и официально утверждённый монастырь Афона — Великую Лавру, несколько лет спустя составив и первый Устав афонского монашеского жития. Собственно основание Великой Лавры и считается началом истории развитого монашеского Афона.

Император Никифор Фока наделил Великую Лавру преподобного Афанасия, а затем и другие возникавшие тогда афонские монастыри, большими земельными угодьями и одарил богатыми подарками. Всё это, однако, поначалу вызвало недовольство значительной части отшельников–афонитов, усматривавших в таких действиях власти гибель настоящей аскетической жизни. Впоследствии же здешние представители различных направлений в монашестве вполне примирились друг с другом, и ныне на Афоне имеются и мирно соседствуют как монахи, живущие в киновийных монастырях, так и отдельные безмолствующие отшельники.

В 1963 году было отпраздновано тысячелетие общежительного монашества на Афоне; в этом торжественном праздновании приняла участие и делегация от Русской Православной Церкви.
В настоящее время на Афоне подвизаются около полутора тысяч монахов, живущих в двадцати монастырях (17 из них — греческие, 1 — русский, 1 — сербский и 1 — болгарский), в их филиалах — «скитах» и в отдельных «кельях» (так называются на Афоне маленькие монастыри). И монастыри, и скиты почти все расположены на морском побережье — или на самом берегу, или невдалеке от него.
Одна из крупнейших афонских обителей — Русский Свято–Пантелеимоновский монастырь. В начале XX века в нём подвизалось около полутора тысяч иноков. Ежегодно в него приезжало и множество паломников. Сейчас в нём чуть менее тридцати иноков, преимущественно русских, а также человек пятнадцать наёмных рабочих, помогающих поддерживать монастырское хозяйство Точно так же не слишком многолюдны теперь и другие афонские обители.

В 1966 году Русская Православная Церковь направила на Афон для пополнения оскудевающего числа насельников Свято–Пантелеимоновского монастыря четырёх иеромонахов Свято–Успенской Псково–Печерской обители: Досифея (Сороченкова), Ипполита (Халина), Евстафия (Маркелова) и Стефана (Курсина). Русская Православная Церковь намерена послать на Афон ещё пять иноков из той же Псково–Печерской обители. Большая заслуга в деле поддержания Свято–Пантелеимоновского монастыря его Псково–Печерским собратом принадлежит Священноархимандриту последнего — Владыке Иоанну [Разумову], Архиепископу Псковскому и Порховскому.

…Административным центром монашеского Афона является Карея, где заседает Священный Кинот Святой Горы Афонской и расположена резиденция здешнего губернатора. В Кинот — высший орган административного управления иноческого Афона — каждый монастырь направляет по одному представителю.

Весь Афон в целом, независимо от национальной принадлежности монастырей или отдельных монахов-келлиотов, в каноническом отношении подчиняется Патриарху Константинопольскому. Представителями же гражданской власти на Афоне являются губернатор и неженатые полицейские, поскольку въезд женщинам на полуостров по давней традиции запрещён.

На Святой Руси монашество было насаждено преподобным Антонием Киево–Печерским — при самом прямом посредничестве Святого Афона. Решив вступить на иноческий путь, Антоний отправился на Афон, где и принял монашеский постриг. Лишь впоследствии он был отправлен оттуда на Родину, чтобы основать в Древнем Киеве первый в нём и прославившийся затем на всю Русь монастырь — будущую великую Киево-Печерскую Лавру. Таким образом, именно преподобный Антоний соделался «начальным» иноком всего монашеского братства Русской земли.

II
Характерной чертой восточного монашества является его подчёркнуто созерцательный образ жизни. Самую суть, как и самую цель, подобного рода иноческого пути можно выразить так: подвизающийся старается постоянной молитвой, аскезой и внутренним духовным созерцанием дойти до познания вечной Истины и успокоения в Боге, или, иначе говоря, до «тéозиса», то есть «обόжения» — через «стяжание», обретение благодати Божией.

Отсюда и основная задача монашества заключается в отречении от мира, от «ветхого человека», от всех его греховных дел и устремлений, в посвящении всех своих сил на служение Богу — для достижения духовного и нравственного совершенства, спасения души и обретения Царства Божия. Монах отрекается от мира и на деле старается отрешиться от него, дабы более не «работать греху». Все свои силы посвящает он на служение Богу, стараясь исполнить первую заповедь Божию: «Возлюбиши Господа Бога твоего от всего сердца твоего и от всея души твоея, и всею крепостию твоею и всем помышлением твоим» (Лк 10:27).

Авва Моисей Египетский так говорил о цели монашеского подвижничества: «…конец (finis) наших обетов есть Царство Божие, или Царство Небесное, а назначение наше, то есть [непосредственная, конкретная] цель (scopus) монашеского делания есть чистота сердца, без которой невозможно достигнуть оного конца. Основою подвижничества должно быть смирение, а душою всех подвигов благочестия должна быть любовь и концом всех выспренних стремлений духа — непрестанное возрастание в любви к Богу и ближним».

Во время принятия монашества постригаемый произносит слова отречения от мира и даёт высокие иноческие обеты — послушания, нестяжания, девства, а также выслушивает молитвенные наставления на путь монашеской жизни — с пожеланием и ему со временем «удостоиться части спасаемых» вместе с преподобным Антонием и всеми прочими преподобными отцами. Затем его облачают в монашеские одежды…

Самым главным в монашеском «делании», помимо «творения» молитвы, всегда являлось сохранение верности обетам нестяжательства, девства и послушания, которые с самого начала христианства давались и были ненарушаемы наиболее ревностными, наиболее благочестивыми христианами. Следование этим обетам составляет важнейшую особенность монашеской жизни, чем, в частности, они и отличаются от прочих христиан — так называемых «мірских», или «мiрян».
Суть монашеских обетов вкратце можно выразить так.

Обет послушания — это согласие на ежедневное принесение себя, своей воли и своей «самости» в жертву, подобно тому, как Авраам согласен был принести в жертву Богу самое дорогое, что у него было — дороже себя самого! — сына своего Исаака. При этом Авраамом становится начальствующий над иноком, а Исааком — сам этот инок.

Обет девства — опять же самопожертвование.
Обет нестяжания — отречение от внешних благ мира при одновременном всецелом уповании на Бога даже и в отношении житейских земных потребностей.
Обет послушания особенно необходим иноку, чтобы суметь поставить себя в правильное отношение к Богу.

Ведь прародители наши пали через неповиновение Богу, чрез преслушание заповеди Божией не вкушать плодов от запрещенного древа познания добра и зла, и через то подверглись наказанию, отвержению от Лица Божия, оказавшись отсюда подвластны и проклятию смерти. И вот теперь каждый инок жаждет восставить себя милостью Божией от этого грехопадения и, достигнув спасения во Христе, усвоив плоды Его Воскресения, войти, подобно евангельскому благоразумному разбойнику, в рай, войти в Царство Небесное. Поэтому на вопрос: «Зачем монаху необходимо послушание?» можно ответить очень просто: «Чтобы войти в рай». Как говорит преподобный Афанасий Великий: «Как Адам за ядение [запретного плода] и преслушание изгнан из рая, так тот, кто желает опять войти в рай, входит в оный постом и послушанием».

Ту же мысль утверждает и Святой блаженный Диадох: «Адам, отвергнув послушание, ниспал в глубокий тартар. Господь же, возлюбив Адама, был послушен Своему Отцу до Креста и смерти, дабы, своим послушанием уничтожив вину человеческого преслушания, ввести в блаженную и вечную жизнь поживших в послушании. Итак, вступающие в борьбу с диавольскою гордынею должны прежде всего стараться о послушании; оно, предводительствуя нами, укажет нам безошибочно все стези добродетелей».

По словам преподобного Иоанна Кассиана, послушник должен быть подобен распятому на кресте. Как распятый на кресте ничего уже не может делать сам, так и послушник ничего не должен делать по своей воле, но всё исполнять по воле другого. Послушник при этом, естественно, нуждается в опытном наставнике духовной жизни — чтобы не заблудиться ему на пути к Царству Небесному. Об этом говорят — Святитель Василий Великий, Святой преподобный Иоанн Лествичник, Авва Дорофей, Святой преподобный Иоанн Кассиан, Петр Дамаскин и другие.

Послушание должно оказываться духовному отцу, а в его лице — Самому Богу! Цель послушания — удобнее пресекать злонравие души, как можно скорее обезсиливая её греховные наклонности, давать доброе направление всей умственной и нравственной деятельности инока, постепенно образуя и утверждая нравственно–добрый его характер. Всё это и позволяет монашествующему достаточно прямым и безопасным путём восходить к высшему духовному совершенству.

Послушание является великой добродетелью Недаром послушание почитается — на основе огромного опыта монашества — даже выше поста и молитвы. Как говорит афонский старец Силуан (Ныне уже прославленный, будучи причисленным к лику преподобных. – Составит.) : «Послушанием хранится человек от гордости; за послушание даётся молитва; за послушание даётся и благодать Святаго Духа. Вот почему послушание выше поста и молитвы».

Истинный послушник, поступая по чистой совести, не боится, по словам преподобного Иоанна Лествичника, и самой смерти, но ожидает её — как сна, или, лучше сказать, как жизни, будучи уверен, что при исходе из сей жизни потребуется отчёт не от него, а от его наставника.

Обет девства приносится иноком как особый дар Богу. Девство не обязательно для достижения Царства Божия. Супружеская жизнь благословлена Богом. Царства Божия достигают и состоящие в браке. Но как в любом Царстве знатные и богатые горожане не только дают Царю дань, но и приносят ему порой богатые дары, получая за это в свою очередь особые милости и награды, так и монахи приносят Богу обет девства как особый Ему дар от их чистых душ — с надеждой на особое угождение Богу, а отсюда и на получение Его милости в Царствии Божием.

Принесения обета девства является со стороны монаха также и выражением стремления посвятить служению Богу все свои силы, чтобы свободнее, безпрепятственней и совершеннее служить Богу и подвизаться в иноческих подвигах. Как говорит Святой Апостол Павел: «оженивыйся печется… како угодити жене» (1 Кор 7:33), а «не оженивыйся… како угодити Господеви» (1 Кор 7:32).
Обет девства имеет своим основанием пример Самого Иисуса Христа и обет девства Пресвятой Девы Богородицы, и по Рождестве Сына Божия пребывшей Приснодевою; к тому же обет сей основывается и на словах Спасителя: «Могий вместити да вместит» (Мф 19:12).

Добродетель девства является равноангельской — ибо, как говорит Господь, разъясняя, накпример, характер человеческих отношений в духовном мiре: по «воскресении ни женятся, ни выходят замуж, но пребывают, как Ангелы Божии на небесах» (Мф 22:30).

Святые Отцы высоко отзывались о великой добродетели девства. Так Св. Киприан Карфагенский говорит: «девственницы суть цветы в вертограде Церкви, красота и благолепие благодати, торжество природы, славнейшая часть стада Христова». Подобную же высочайшую оценку этой поистине жертвенной дани человека Богу — как свидетельства всепоглощающей любви к Нему и, одновременно, как обратного драгоценного дара Божия человеку — мы встречаем и у Св. Антония Великого: «девство есть печать совершенства, подобие Ангелам, духовная и святая жертва; венец, сплетённый из цветов добродетели, благоухающая роза, оживляющая всех, находящихся близ неё, приятнейшее благоухание Господу Иисусу Христу, великий дар Божий, залог будущего наследия в Царстве Небесном» (Письмо 17-е о девстве). Преимущественно девство и делает душу невестою небесного Жениха–Христа, а тело — храмом Святаго Духа (ср. 1 Кор 3:16,17; 6:19).

Обет нестяжания также приносится монахом Богу — с целью более удобного достижения духовного совершенства. Принятие такого обета полностью соответствует ответу Спасителя, который Он дал некоему юноше, вопрошавшему Его о том, что же ему следует делать, дабы наследовать жизнь вечную. Как сказал тогда Господь: «Аще хощеши совершен быти, иди, продаждь имение твое и даждь нищим: и имети имаши сокровище на небеси: и гряди вслед Мене» (Мф 19:21).

Обет нестяжания есть также выражение упования на Бога, на Его спасительный Промысл, Его заботу и попечение о человеке. Поэтому и в чине монашеского пострига произносятся замечательные слова, внушающие постригаемому уверенность в попечительной о нём заботе Божией: «Аще и мать забудет исчадие свое, Аз не забуду тебя никогда»!

Необходимым, неизменным правилом в отношении внешней нищеты для монаха должно быть следующее: по отречении от міра не только не приобретать и не иметь у себя ничего такого, в чём нет необходимой нужды в настоящее время, но, по возможности, всё более и более ограничивать и самые необходимые потребности жизни. Это — общее правило, от исполнения которого монах никогда не должен уклоняться.

Так, по правилам святых подвижников, одежда монаха должна быть не драгоценная, не пышная, но соответствующая духовной нищете монаха. Он должен не тщеславиться ею, но и в одежде являть смиренномудрие.

Касательно и пищи монах не должен иметь ничего лишнего, ничего, что превышало бы дневную нужду: например, не должен иметь у себя в келье даже и куска хлеба для следующего дня и уж тем более — особенно в условиях общежитной обители — заботиться о заготовлении пищи на многие дни, по заповеди Спасителя (см. Мф 6:25–34).

Монах всегда должен пользоваться только самым необходимым и добровольно расставаться со всем тем, что рано или поздно у нас отнимет смерть: не должен он через стяжание привязываться к земле. Не должен он заботиться о стяжании имения и для того, чтобы не ослаблять в себе надежды на Бога и усердия в духовных подвигах.

Например, при жизни преподобного Кирилла Белозерского в его обители никому не позволялось иметь что–либо в келье, кроме самых нужных вещей, и называть что–либо «своим» – но всё у них было общим.

III
Монашество, имея целью служение Богу, угождение Ему и личное спасение, всегда благотворно влияло на мір — иногда и не замечая того – помогая ему как на путях всеобщего спасения, так и во многих добрых делах, проявляя тем самым обильную любовь к ближнему. Как говорит о такой роли монашества аскетический писатель Епископ Петр: «Монашество, или что то же — обеты девства, нестяжательности и послушания, составляющие [собственно подвижническую] сущность монашества, возвышая истинного последователя Христова на высшую степень совершенства — святости жизни и чистоты вéдения предметов Божественных и человеческих, составляет истинный духовный цвет, украшение Церкви, образует лучших её служителей и ратоборцев против царства тьмы, а через это имеет благотворное влияние на всех членов Церкви».

Кратко, но замечательно точно говорил о том же самом и преподобный Иоанн Лествичник: «Свет инокам суть Ангелы, а свет всем мірским людям суть иноки»!

Монахи–подвижники во все времена, вместе со своими епископами, защищали Православие от еретиков. Так, преп. Антоний Великий по вызову Св. Афанасия Великого вместе с ним мужественно боролся против ариан; Св. Кирилл Александрийский посылал монахов для защиты Православия против несториан и особо хвалил их ревность. Многие Святители и Преподобные столь же ревностно защищали иконопочитание от иконоборцев — например, Св. Никифор Исповедник, Патриарх Константинопольский, преподобный Иоанн Дамаскин, преподобный Феодор Студит и другие.

Бывало также, что Святители и даже простые пустынники иногда вступались за провинившийся народ перед Императорами — и имели успехи: из уважения к ним Императоры прощали народ, меняя свой гнев на милость. Недаром Святитель Иоанн Златоуст утверждает: «Добродетель монахов есть хранение всей земли. Добродетель их покрывает пороки людей», а Св. Григорий Великий говорит, что монашеские обеты суть спасение мира, ибо ими отвращаются войны и моровые язвы, — в доказательство сказанного напоминая о том, что Рим спасся от оружия лангобардов именно благодаря молитвам святых дев, которых в нём тогда было до трёх тысяч.

И просветителями, например, славянских народов были тоже монахи — Святые Равноапостольные братья Кирилл и Мефодий, составившие для славян алфавит.

И первое просвещение Руси по её Святом Крещении шло из монастырей, и учиться наши благочестивые предки начинали по Псалтыри — этой особо драгоценной для каждого монаха–подвижника книги.
А сколько потрудились над просвещением прежних язычников: например, в Древней Перми — преподобный Стефан, или среди эстонской чуди — игумен Корнилий, преподобномученик Псково–Печерский!

Монашество незаменимо и в делах управления Церкви, ибо по православным церковным канонам все архиереи поставляются только из монашеского чина: все эти Святители — светильники и Ангелы Поместных Церквей и отдельных епархий — берутся из числа лишь монашествующих. Духовно окормляя свои Церкви и епархии, какую великую апостольскую пользу приносят они своей многочисленной пастве!

А сколь многие из них писали поучительные и духовно назидательные творения — какие славные имена великих наших Святителей: Димитрий, митрополит Ростовский, Тихон Задонский, Филарет, митрополит Московский, епископ Игнатий (Брянчанинов), епископ Феофан, затворник Вышенский… Все они приносили и приносят своими творениями неоценимую пользу и инокам, и мирянам, духовно их просвещая и научая. Вспомним также и о том, что многие семинарии и духовные училища России содержались во многом за счёт монастырей, а иногда и существовали прямо при них.

Иноки полезны всегда и для всех — благими советами и наставлениями, высокими примерами добродетелей и истинной христианской любви, своими тёплыми молитвами о всём нашем грешном міре.
Как поучает афонский подвижник, старец Силуан, именно монах является особым молитвенником о всех: «Монах — молитвенник за весь мiр; он плачет за весь мiр; и в этом его главное дело… Ни пастыри Церкви, ни монахи — не должны заниматься мірскими делами, но подражать Божией Матери, Которая в храме, во «Святая Святых», день и ночь поучалась в Законе Господнем и пребывала в молитве за народ… Мір думает, что монахи — безполезный род. Но напрасно люди так думают. Они не знают, что монах — молитвенник за весь мір, не видят его молитв и не знают, как милостиво Господь принимает их. Монахи ведут крепкую брань со страстями, и за эту борьбу будут велики у Бога».

Иноки во все времена были лучшим оплотом Православия и чистоты учения Церкви, распространителями веры Христовой.

Из монастырей иногда шло и спасение Родины от иноземного ига. Так, по молитвам и благословению преподобного Сергия Радонежского, Великим князем Димитрием Донским было свергнуто на Руси татарское иго. Преподобный Сергий дал ему не только своё благословение, но прислал и двух иноков в помощь — Александра Пересвета и Андрея Ослябю; он же поддерживал князя и своими письмами, и последующими молитвами — и победа была за Русью!

Знаменитая Троице–Сергиева Лавра, основанная Преподобным, помогала содержать войска, питала бедных во время голода и бедствий, печатала книги для духовного просвещения. Вот уже более полутора веков в ней находится Духовная Академия, стремящаяся воспитывать духовно просвещённых пастырей и архипастырей...

Итак, монашество и его деятельность всегда были полезны и міру. И, несмотря на довольно тяжёлые условия, в которых пребывает нынешнее монашество, в нём всё-таки есть приток молодых сил, молодых людей — одарённых, образованных, ревностных в деле Божием и любящих Церковь, и потому монашество, этот «цвет христианства», ещё продолжит своё существование на благо Церкви Христовой и Божия міра, молитвенниками за который и являются православные иноки — современные духовные наследники великих Святителей, Преподобных и Всех Святых, в монашеском чине Господу угодивших…

5/18 октября 1967 г. Псково–Печерский монастырь

О значении Таинства Святого Крещения

Совершать спасительное Таинство крещения заповедано Самим Господом нашим Иисусом Христом Своим ученикам–Апостолам перед Преславным Вознесением Его на Небо.
В Евангелии от Матфея Господь говорит Апостолам после Воскресения: «Дадеся Ми всяка власть на небеси и на земли: шедше убо научите вся языки, крестяще их во имя Отца и Сына и Святаго Духа, учаще их блюсти вся, елика заповедах вам» (Мф 28:18–20).

Из этих слов Господних, приведенных Святым Евангелистом Матфеем, видно, что совершать Таинство крещения есть заповедь Божия. Поэтому всякий, желающий быть последователем Господним, должен, наряду со всеми другими заповедями, в первую очередь соблюсти именно эту — с готовностью приняв ради своего спасения Святое крещение во имя Пресвятой Троицы. Это же — заповедь Божия! И того, кто не исполняет её, кто не принимает Святого крещения сам или не крестит своих детей, можно спросить: «Почему же ты не исполняешь волю Божию и заповедь Его, данную тебе ради твоего же спасения — как и ради спасения всего человечества?» Ведь всё, что совершалось Христом, всё, что Он говорил и чему учил, всё это делалось Им для спасения всего человеческого рода!

И если, например, ты не хочешь принять Святого крещения и соделаться сыном или дочерью Божиими, то это лишь свидетельствует о том, что исполнить волю Господню тебе препятствует какая–то противодействующая сила, не допускающая принять это великое Таинство: ты в сетях этой противостоящей Самому Господу тёмной силы! Сила же эта — диавол. Тебе нужно окончательно вырваться из его власти, из страшных его сетей. И ты действительно освободишься от них — но только тогда, когда восстанешь против него всей своей волей и решишься наконец принять Святое крещение. Только в этом Таинстве окончательно отрекаются от сатаны, дабы «не работати нам греху» (Рим 6:6), но облечься «в броню праведности» (Еф 6:14), облечься во Христа! «Елицы бо во Христа крестистеся, во Христа облекостеся» (Гал 3:27).

Неужели же ты не хочешь облечься во Христа, но желаешь и впредь оставаться в дьявольских сетях?
Когда ты крестишься, ты сокрушишь эти сети — и защитой, и силой твоей станет Победитель Христос! Это будет уже и твоя победа над сатаной, и венец тебе здесь уже уготован... Хочешь победить диавола — прими святое крещение, крестись! Хочешь получить венец силы и чистоты — крестись! Хочешь получить спасение — крестись! Хочешь сподобиться блаженства райского — крестись!

Таинство Святого крещения — это единственная дверь, чудесный вход в Церковь Божию, а через неё — и в Царство Небесное. Таинство это необходимо для вечного спасения, для наследования вечной жизни в Превечном Боге. Без крещения невозможно спастись! Так об этом и говорит нам Господь наш Иисус Христос в Святом Своём Евангелии: «Иже веру имет и крестится, спасен будет: а иже не имет веры (а потому, естественно, и не будет креститься, ибо неверующий креститься не станет. — Епископ Феодор), осужден будет» (Мк 16:16).

Таинство крещения настолько необходимо для наследования вечной жизни, что Святая Церковь, чтобы не лишить нас его спасительной силы, разрешила совершать его в каком–либо крайнем случае (например, в случае опасности смерти) при отсутствии священника даже мірянину или мірянке. Так, если будет умирать младенец, а времени для того, чтобы дождаться прибытия священника, не останется, то дитя это может крестить любой мірской человек! — «во имя Отца и Сына и Святаго Духа», и крещение это будет действительным.

Без крещения невозможно унаследовать Царства Божия. И потому, по учению Церкви, даже невинные младенцы, скончавшиеся без Святого крещения, не получают всей полноты блаженства Царства Небесного, но находятся в каком-то промежуточном состоянии: как невинные — они не мучаются, но как некрещёные — не сподобляются и полного блаженства Царства, будучи неспособными воспринять его без Таинства крещения. Вот почему истинные христиане стараются как можно скорее крестить своих новорожденных детей. Ибо кто знает — сколько каждому из нас еще осталось жить?

Таинство крещения совершается только один раз и никогда не повторяется. Поэтому мы и в Символе веры читаем: «Исповедую едино крещение во оставление грехов». Духовная печать Таинства крещения несмываема и никогда не изглаживается, но пребывает с человеком на веки вечные.

В этом Таинстве мы избавляемся от первородного греха, то есть от греха, совершённого нашими прародителями Адамом и Евой в раю, преслушавшими волю Божию и через то подпавшими греху, проклятию и смерти. Их грех исказил, обезобразил человеческую природу, и эта-то греховная природа перешла и переходит от них, от прародителей наших, на всё человечество, ибо в Адаме «все согрешили» (Рим 5:12). И в том, кто не крестится, пребывает именно эта испорченная грехом человеческая природа, переданная ему по наследству, — и чем далее такой человек живёт, тем более развивается она в нём во всей своей древней греховности, пока в конце концов, с естественною кончиной, не приведёт его неизбежно на дно адово, в объятия вечной смерти.

Наше освобождение от первородного греха совершил Сам Господь Иисус Христос, пострадав за всё человечество, искупив его прародительское грехопадение и тем самым даровав ему возможность совершенно новой жизни — святой и безгрешной.

И теперь для того, чтобы ты, если ещё не крещён, смог наконец исправить присущую пока тебе искажённую, греховную природу, получив совершенно новое направление всей своей жизни, единственное, что нужно сделать, — это креститься! Через Таинство крещения тебе нужно привиться к Новой Доброй Лозе, от которой ты и сможешь получить живительные соки, обновлённую, благую духовную жизнь. Такою Лозою и является Господь наш Иисус Христос, сказавший: «Как ветвь не может приносить плода сама собою, если не будет на лозе: так и вы, если не будете во Мне. Я есмь лоза, а вы ветви; кто пребывает во Мне, и Я в нём, тот приносит много плода; ибо без Меня не можете делать ничего. Кто не пребудет во Мне, извергнется вон, как ветвь, и засохнет; а такие ветви собирают и бросают в огонь, и они сгорают» (Ин 15:4–6). Слово же Божие непреложно: лишь привившись Таинством Святого крещения к этой Безсмертной Лозе – Господу нашему Иисусу Христу, ты получишь вечную жизнь. Это будет твоё духовное рождение! Только так ты и можешь начать подлинное своё — христианское — бытие, соделавшись полноправным членом Христовой Церкви, а отсюда — и «сонаследником» Самого Христа, ибо «как в Адаме все умирают, так во Христе все оживут» (1 Кор 15:22)…

В Таинстве Святого крещения важно и то, что при принятии его тебе отпустятся — вместе с первородным грехом, общим всему человечеству, — и все личные твои грехи, совершённые тобою до момента крещения. Благо великое! Так не лишай себя его, друг мой! Приступай к этому животворящему Таинству смелее, ничем не смущаясь: уже готов тебе венец Новой Жизни!

…Почти десять веков назад была крещена — лишь ещё грядущая тогда — наша Святая Русь, призванная тогда ко Христу Киевским Князем Владимиром, справедливо и поименованным за это Церковью: Равноапостольным. Им была привита Русь к древу Христовой веры и Церкви, и с тех пор все наши предки принимали Святое крещение.

Так неужели же ты, порою всё откладывающий это спасительное Таинство, думаешь оказаться умнее наших славных Святых: Великого князя Владимира и — тоже равноапостольной! — Великой княгини Ольги или же князей–страстотерпцев Бориса и Глеба, думаешь оказаться мудрее премудрых Святителей — Петра, Алексия, Ионы, Филиппа и Ермогена, или же преподобных — Сергия Радонежского и Серафима Саровского? Неужели ты — духовно опытней множества и иных русских Угодников Божиих, украсивших Церковное Небо своими подвигами, чудесами, молитвенными трудами и святостью жизни, — всех тех, кои с такой радостью и духовным восторгом принимали Святое крещение — эту ризу истинной праведности и чистоты?

Неужели же ты думаешь вернуться к языческим временам, к эпохе ещё до Святого Князя Владимира, когда народ наш, не будучи крещён, пребывал «во тьме и сени смертней» (Пс 106:10), поклоняясь в своём духовном невежестве злобесным идолам — «богу» Солнца Яриле, Перуну, Велесу и прочим? Неужели ты хочешь вновь извлечь из Днепра утопленного в нём идола Перуна и, поклоняясь этому «болвану», вновь начать приносить ему человеческие жертвы?

Не разумнее ли и единственно спасительнее для души — в полном согласии со своими лучшими, славными предками — принять истинную православную веру, промыслительно избранную для русского народа ещё Святым Равноапостольным Князем Владимиром?

…Окунись же с верою и торжеством в купель Святого крещения и выйди из неё счастливым и обновлённым, выйди из неё христианином — в надежде веры в Господа нашего Иисуса Христа, выйди будущим наследником вечного и блаженного Царства Христова. Аминь.

28 / XI 1968 г., Псково-Печерский монастырь