На главную ‹ Проза ‹ Евгений Боровой ‹ "Шестой Ангел вострубил..."
"Шестой Ангел вострубил..."
«Горе живущим на земле и на море,
потому что к вам сошёл диавол в сильной
ярости, зная, что немного ему остаётся времени!»
(Отк. 12: 12)
* * *
Уж горизонт Сыновней кровью вышит…
И кто имеет ухо, да услышит…
1
Давно смирившись, мы живём в неволе,
Погрязнув смачно в беспробудном зле,
На нашей чуткой, жертвенной земле, ─
Уже воссел диавол на престоле…
Последний час надтреснуто пробил,
И первый Ангел громко вострубил…
* * *
─ Ах, мама, мама! У твоей могилы
Впервые мной обронена слеза,
Но не смогла найти в себе я силы
Раскрыть свои небесные глаза.
Душа моя терзалась в блудном теле,
Как бьётся птица в шёлковом силке
И видит, что подруги улетели
И вновь поют в счастливом далеке…
Отверзлись губы белого халата:
«Иммунодефицит ─ сомнений нет…»
И вздрогнула больничная палата,
И обручились тот и этот свет.
И помертвела я, дитя порока,
И, в восемнадцать сделавшись седой,
Застыла у смертельного порога,
Сражённая ленивой слепотой.
Глаза в полнеба, где вы раньше были?
Зачем, вперившись в розовый туман,
Искусы мира жадно возлюбили,
Затеяв с ними ветреный роман?
Явилась к нам проклятая свобода,
Четвертовав смиренье, совесть, стыд,
И мы пошли за ней, не зная брода,
И обрели наркотики и СПИД.
На предков постных в нас кипит обида:
Их вера в вечность ─ вечный нам укор.
А наша вера ─ Фрейдово либидо
И развлечений чувственный декор…
2
Подвижный воздух прян и овесенен,
В далёком небе ─ близкая луна,
И свет её над озером просеян
На все оставшиеся времена.
Вдали росой седеет купол храма.
И тишина. И медленный покой.
Увы, обманчивая панорама ─
Чуть свет взбурлит стремительной рекой!
Проснётся люд, заточенный для славы:
Купить ─ продать! Настигнуть ─ перегнать!
Пупы земли! О бездуховья нравы!
Уже готова к битве бесов рать!
Где в этом шумном, страшном Вавилоне
Найти оазис света и тепла?
Мы все, похоже, в боевой колонне
Легионеров мирового зла!..
О Святый Боже! Дай немного сил…
Второй уж Ангел скорбно вострубил…
* * *
─ Ах, мама, мама! Каюсь пред тобою,
Стоя уже одной ногой в гробу;
Ты видишь дочь с никчёмною любовью,
Язычницу, не Божию рабу.
Ах, мама, мама! Я не жду ответа…
Но почему бессовестный экран
Нас растлевал пошлятиной «про это»?
Ведь он у детства главное украл ─
Надежду стать духовным человеком,
Зажечь в душе извечный Божий свет,
Когда век старый славен новым веком…
А без детей и будущего нет.
Осталось мне немного доз «экстАзи»,
И прекратятся наши долгий род
И череда несбывшихся фантазий…
Ещё один, другой, быть может, год…
С ошибкой выбьют на дешёвом камне:
Мол, прожила я, скажем, двадцать лет.
И где-нибудь в Поволжье иль в Прикамье
Прервётся мой земной ничтожный след…
3
Среди словес и сложных дефиниций
Есть испокон высокие слова:
Их юный ратник иль седой патриций
Не изотрут, как зёрна ─ жернова.
Священный образ и святое место ─
Здесь поселилась истина Небес:
Сюда спешат, как Божии невесты,
В фатах всё меньше девушек-невест.
Усталый день склоняется к вечерне,
Святые лики светят из икон…
И вдруг, нарушив вечности теченье,
Орава ведьм вскочила на амвон.
Шальные вопли, тряски, ноги-руки
Изображали шабашный канкан…
В очах святых такие были муки!
В глазах «певиц» ─ вакхический дурман…
Когда же суд явил вердикт: «Виновны!»,
В канкан впряглись поборники «свобод»:
Артисты, «львицы», геи (безусловно!) ─
Антихриста доверенный народ.
Они СЕБЕ народные, святые,
Им надо вкусно есть и часто спать;
Для них настали годы золотые ─
Пора на царство дьявола венчать…
А ведь и я канкан смотреть любил…
И третий Ангел горько вострубил…
* * *
─ Ах, мама, мама! Здесь уже порядок,
Я посадила новые цветы.
Наверно, скоро я возлягу рядом,
И будем вместе ─ папа, я и ты…
Мне вновь приснился страшный перекрёсток,
Где охмеляла поздняя весна…
Зачем за руль сел пьяный тот подросток,
А перед папой выросла сосна?..
Юнец уже давно вдыхает волю,
И у него недорогой гашиш…
Проснулась я, а сердце бьётся болью,
А под плитою, мама, ты лежишь.
Вам с папой повезло ─ навечно вместе,
Под ясным небом праведной любви,
А у меня ─ ни совести, ни чести,
И в роще не поют мне соловьи…
Не знаю вкуса трезвых поцелуев:
Вино и «кайф», постель, опять вино;
А я о неземной любви тоскую,
Какой мне изначально не дано…
4
До тридцати она была Валюша,
Теперь, поди ж ты, ─ властный Валентин…
Как грязно Божий замысел порушен ─
От сотворенья мира до крестин!
Лазурь знамён от края и до края,
И странность пар из женщин и мужчин:
Идёт семьёй Европа голубая,
Отсталым странам показав почин.
Густые тени кисти Рафаэля,
Ресница-веер овевает глаз,
В руке у броской дамы банка эля,
А из гортани льётся сочный бас.
Длинна колонна, гибка, элегантна ─
Как истинный адепт свобод и прав;
Свобода их (ах, как она пикантна!)
Растёт, свободу высшую поправ.
И семьи впрямь диковинны: два мужа;
Есть и нежнее пары ─ две жены…
Вот-вот усыновление заслужат ─
И заведутся дочки и сыны.
Родитель первый и второй родитель
Покажут миру старому всему,
Как вскармливает новая обитель
По образу-подобью своему…
Гремит гей-гимн всесильными словами:
«А кто не с нами, значит, против нас!» ─
Над стягами, над евроголовами,
И явно слышен тот знакомый бас!
А ведь Господь всех разумом снабдил…
Четвёртый Ангел грозно вострубил…
* * *
─ Ах, мама, мама! Вечность молодеет;
Вот новый холм: венки, цветы, цветы…
Прелестной Кате было только девять ─
Грех не познал ещё её мечты.
А у стены из мрачного бетона
Ровесница моя нашла приют,
Без жалости, без ропота и стона,
Покинув осквернённый свой уют.
А год назад жила вполне пристойно:
Любимый муж, достаток, и… сюрприз
Готовила супругу ─ деток двойню…
Но… из высотки сиганула вниз.
Пришла домой пораньше с дивной вестью;
В постели с мужем ─ кинорежиссёр,
И сердце обагрилось адской местью…
Угас ещё одной любви костёр…
А может, вовсе нет любви на свете?
Лишь тела похоть распаляет страсть?
Содом, Гоморра… Мы теперь их дети.
И так ли важно ─ где, куда упасть?
Оплачет всласть мелодия Шопена
И грешника, и праведника ─ всех!
Ведь цвет един кладбищенского тлена,
И не на «бис» кладбищенский успех.
А мне, родная мама, в мире худо:
На службе презирают, не таясь.
У каждого в шкафу своя посуда,
У каждого своя на сердце грязь.
И в перекур ─ одна я. Сигарета
От слёз влажна. Двенадцатый этаж.
Зачем? Зачем смотрела я «про это»?..
А в голове ─ сомнительная блажь…
5
Висит над храмом благовест высокий…
Стою тут с другом… через сорок лет;
Беседуем, как делаем уроки,
Но, кажется, не сходится ответ.
«Давно ношусь холопом по Европам, ─
Друг, как и в детстве, падок на сарказм. ─
Добра не нажил. Можно ль автостопом
Настигнуть счастье?.. Разве что маразм…
Там деньги людям заменили душу,
И друг ─ не друг, а вежливый «окей»,
Они трясут удачу, словно грушу,
И за удачей ходят на хоккей.
Там жизнь моя ─ как аритмия сердца,
И я в долгах, как… подзабыл… в шелках,
Танцую танго под мотивы… скерцо…
Теперь с тобой на разных мы шестках…
Забрёл на службу в кои-то уж веки,
Хоть в храме душно, но в душе ─ елей,
Без Бога мы ─ душевные калеки,
А я ─ туда, где всё скорей, скорей…»
Он сунул руку вместо «до свиданья»,
В глазах ─ тоска и неземная боль.
На нас глядела вечность мирозданья,
На нас глядела вечная любовь.
И друг исчез в пасхальном благозвоне,
Сутуля спину, ускоряя шаг,
Как дым кадила в храме на амвоне,
Над ним и новый бог, и новый флаг.
Князь мира многих сладко обольстил…
И пятый Ангел страшно вострубил…
* * *
─ Ах, мама, мама! Выжили с работы,
Я продала последний перстень твой
И, как у моря, жду плохой погоды,
Своей седой качая головой.
Бабулечку похоронили Клаву;
Она молилась тщетно за меня,
Прощая мне мою дурную славу,
Не укоряя даже, не браня.
Поила чаем. Я сижу вся в плаче
Среди её немолкнущих молитв,
Смывая грязь с одежды от Версаче,
И лишь душа беспомощно болит…
Теперь одна. Соседи нелюдимы.
И денег нет. Но возведён на трон
Мой вирус громкий и непобедимый.
Какой указ готовит нынче он?
Одни мои «коллеги» по печали
Сменили статус ─ сели «на иглу»,
Иные бесконечно замолчали ─
В «шальную жизнь» закончили игру.
А с ними ─ папа твоего невнука,
Меня втравивший в роковой позор.
Амур стреляет хорошо из лука…
Зачем снесли спасительный забор?..
6
Могуч, красив, решителен и гадок,
Князь тьмы обходит вотчины свои,
Шагает новый мировой порядок,
Выигрывая встречные бои.
Народы, страны, земли, континенты
Ряды сомкнули с гимнами «Виват!»
Получены от князя тьмы патенты;
Кому не дали, значит, виноват.
Лекала «золотого миллиарда»
Универсальны, как шаблон-солдат, ─
До цвета, до орнамента, до ярда;
Кто не «вписался», значит, виноват.
Выходит из чистилища земного
Безвольно оцифрованный народ,
У каждого красивая обнова ─
Все в числах, клеймах, как на ферме скот.
Здесь нужен люд послушный и полезный,
Как полуробот, полуавтомат.
Вы ─ христиане? Будьте столь любезны ─
С дороги прочь! В оковы! В каземат!..
Но выйдем после долгого ночлега,
Тяжёлыми оковами гремя,
Как вышла из спасителя ковчега
Для жизни нашей Ноева семья…
Создатель нас и любит, и любил…
Шестой устало Ангел вострубил…
* * *
─ Ах, мама, мама! Я к тебе всё ближе:
Опять в больнице ─ жуткий токсикоз!
В глазах туман, но странно ясно вижу ─
Людей объял таинственный наркоз.
Мы ─ соль земли, красивы и неглупы,
Смеёмся, плачем, любим лес, кино,
Но как спросонок, как живые трупы;
Нам жизнь и смерть, похоже, ─ всё равно.
Земля в морщинах, словно от изжоги;
Её на сколько хватит лет иль дней?
Ведь вытирая о планету ноги,
Мы забываем про своих детей…
Я, мама, внука твоего убила
Ещё в утробе; мой «соавтор» ─ СПИД.
Лишь в снах сыночка грудью я кормила,
А он, незримый, криком вечным бдит.
Прозрела я: бессчётными веками
Мне не утишить мытарства свои.
Кровинка тянется ко мне руками,
И не поют ─ рыдают соловьи…
Спит Библия на тумбочке соседки.
Раскрыла. Вздрогнул чёрный переплёт.
Шрифт очень мелкий. Крупные пометки.
Слезами тушь из глаз моих течёт…
Святого Иоанна Откровенье:
Изречено давным-давно про нас,
Упавших в преждевременное тленье
В три четверти, и в профиль, и анфас…
В палату вечность входит тихой сапой,
Секундной стрелкой бьют в набат часы.
Уж к вам спешу я, мамочка и папа…
Душа всё выше…
─ Господи, спаси!!
* * *
…Однажды Ангел вострубит седьмой,
И мы вернёмся к Господу ─ домой…
Контакты