На главную ‹  Проза ‹  Произведения Игоря Изборцева ‹ На крыльях праведности

На крыльях праведности
(о старческом служении протоиерея Николая Гурьянова)

Праведность — самые быстрые крылья,
возносящие от земли на Небо
Прп. Ефрем Сирин


Остров Православия

Островом Православия называли небольшой, едва различимый лишь на крупномасштабной карте, остров Талабск, омываемый водами Псковского озера. Сюда, на эту крохотную часть суши, долгие годы корабли и лодки перевозчиков доставляли паломников со всего православного мира. Маршрут никогда не менялся: большая земля — остров — домик протоиерея Николая Гурьянова… Но именно здесь, в келье, собственно и начинался остров Православия, начинался с него, талабского старца отца Николая. Он и являлся этим благодатным островом; островом, незыблемо стоящим средь бушующего житейского моря; островом и одновременно кораблем, идущим самым удобоспасаемым маршрутом к блаженной вечности. “Привяжи твою обремененную ладью к кораблю твоих отцов, — учил некогда преподобный Варсонофий Великий, — и они управят тебя к Иисусу, имеющему власть даровать тебе смирение, силу, разум, венец и веселие”. Блажен, кто это сделал…
Там, на большой земле, кипел водоворот житейских страстей, возникали политические и экономические кризисы, приходили и уходили в небытие парламенты и правительства, а здесь решались одни и те же всегда неизменные вопросы: “Как спастись и наследовать блаженную вечность? Как примириться с Богом и ближними? В чем смысл и какова цель наших болезней, бед и скорбей?” Можно было прожить жизнь и не добиться ответа, не понять самых простых вещей, или приехать сюда, тихо постоять у калиточки и вдруг увидеть просветленный батюшкин лик, испытать радость сопричастия с тайной Царствия Небесного, которая кажется и была сокрыта за маленькой деревянной дверью его скромного домика-кельи...
Дверь открывалась и на крылечко выходил батюшка. Все замолкали и впитывали исходящий от него чистый умиротворяющий свет... Сам дворик — словно иллюстрация к первым главам книги “Бытия”, где бытописатель повествует о Рае: каштаны, кипарисы, множество голубей на их ветвях (вообще, часто ли увидишь голубей на деревьях?), сидящих плотно друг к дружке, как куры на насесте; теснились голуби и на скате крыши над крыльцом, и на земле, тут же воробьи, непременные в деревне куры, а буквально между ними прогуливалась кошка и собачонка. Наверное, это и были мир и благорастворение воздухов, о которых мы просим в молитве... Простые слова, которые мы часто говорим друг другу, в батюшкиных устах приобретали подлинную свою силу. “Помоги вам Господи”, — говорил он, и что-то тут же происходило, менялось в жизни. Верно Господь, приклонив ухо Свое с небес, слышал каждое батюшкино слово и, по молитвам старца, простирал божественную десницу Свою для помощи нуждающимся...

Если старец благословит, то и Бог благословит

В начале лета 1993 года в моей (автора настоящей книги — прим. И.И.) жизни наметились важные перемены: мне предложили должность ответственного редактора псковского епархиального вестника “Благодатные лучи”. Опыта работы на ниве духовного просвещения у меня не было, поэтому я, хотя и всем сердцем желал участвовать в этом душеполезном деле, испытывал некоторую нерешительность. И тогда мой духовник, рассудив, что без старческого благословения тут никак не обойтись, порекомендовал мне поехать на о. Залита. “Если старец благословит, то и Бог благословит”, — сказал, осеняя крестом на дорогу.
Рано утром следующего дня я уже садился на быстроходное речное судно, название которого странным образом соответствовало времени посадки — “Заря”. Хотя рождающиеся от названия судна ассоциации этим не исчерпывались. Заря, восход солнца, восток… — с этими понятиями у нас, православных, связаны многие упования и надежды. Итак — с верой и надеждой в путь на Талабские острова! День, как помнится, был будний и пассажиров в салоне “Зари” сидело немного. Были среди них и паломники, явно тоже направляющиеся к о. Николаю — человек пять-шесть. Четверых я запомнил хорошо: женщину средних лет с юношей, по-видимому, сыном, и мужчину с окладистой бородой, стянутыми в хвост на затылке волосами и от того похожего внешним обликом на батюшку, со спутницей, быть может матушкой. Православных паломников вообще несложно отличить от прочего люда. И главное тут не внешнее, свойственное облику воцерковленного православного христианина, нет; главное — внутреннее, то состояние духа, в котором пребывает в такие моменты верующий человек. Он горит, светится ожиданием встречи, волнуется, но и радуется; он словно видит пред собой прикрытое пока окошко в мир горний и доселе недоступный; предчувствует, что вот-вот окошко распахнется и небеса преклонятся долу, чтобы коснуться души и сердца. А вдруг там нечисто и не прибрано? Вдруг там холодная пустота? От того и трепет, волнение в груди; но и молитва от того льется легче и искреннее: “Господи, помилуй… Господи, благослови…” Глаза паломника в такой момент смотрят внутрь самое себя, вовне мысль не находит уже ничего важного; и даже небо не привлекает взор. Сейчас путь к небу пролегает через душу и сердце — там место встречи; встречи, для которой проделан дальний путь…
Нечто подобное в тот момент испытывал и я. Где-то на краешке сознания запечатлелись волны, чайки, взрывающиеся водопадами струи воды на оконных стеклах. Но все это лишь как фон; внимание сосредоточилось исключительно на предстоящей встрече…
Пристань, прибрежный белый песок у кромки воды, несколько жителей острова, встречающих пассажиров из своих, ленивые, добродушные собаки… Все это проплывает мимо, остается позади; все это приглушено, заретушировано. Наша небольшая группа паломников минует часовенку, движется к храму. Здесь остановка, поясные поклоны с крестным знамением. И, наконец, последний отрезок пути… Впереди — женщина с юношей; идут уверенно — похоже бывали уже здесь. Я тоже бывал, — в бытность работы корреспондентом районки готовил репортажи о трудовых буднях рыбаков, — но держусь позади, за похожим на священника мужчиной. Тот идет прихрамывая, тяжело опираясь на трость.
Но вот и маленький батюшкин домик, уютный дворик, затененный деревьями и утопающий в зелени. Безпрепятственно заходим внутрь. Тут же открывается дверь и на крылечке появляется батюшка, словно как раз нас и дожидался. Он улыбается. Нет, он весь светится улыбкой и добротой. Все это настолько искренне, настолько достоверно, что и я, чувствуя прилив радости, невольно растягиваю губы в улыбке. Батюшка благословляет нас, помазывает маслицем. Слышу, как он спрашивает юношу: “Крест на тебе есть?” Молодой человек почему-то молчит. Мать его что-то шепчет батюшке и тот, выслушав, слегка похлопывает юношу по щеке… У мужчины с бородой батюшка интересуется: “Вы священник?” Ответа не слышу. Подходит и мой черед. Батюшка благословляет меня, смотрит выжидающе, а я — в полной растерянности. Все сложенные загодя в мыслях слова словно рассыпались, и я молчу, как рыба… Так и отхожу ни с чем. А батюшку засыпают вопросами… Между тем происходит нечто поистине удивительное. Батюшка вдруг спрашивает мужчину с бородой, указывая на его трость: “Вы болеете?” Тот кивает головой. Батюшка забирает трость и отбрасывает в сторону: “Нет, — говорит, — она вам не нужна”.
Не знаю, что далее стало с этим человеком. Хочется верить, что ему действительно более никогда не понадобилась трость. Тогда же, помню, всеобщее чувство радости и ликования, чувство сопричастности к настоящему чуду…
Наконец батюшка благословляет всех в дорогу. “Да хранит вас милосердие Божие!” — с этими словами скрывается в домике. Постепенно паломники начинают расходиться. Я уйти не могу: как же, не выполнил главного, ничего не узнал. Ругаю себя за нерешительность, брожу возле батюшкиного домика, захожу на кладбище, что через дорогу. До прибытия “Зари” еще много времени, и я решаю ждать до последнего момента: авось батюшка еще выйдет. Обхожу вокруг часовенку, заглядываю сквозь пыльное окно внутрь и вижу чудные фигурки в диковинных платьях. Куклы? Не сразу догадываюсь, что это Ангелы, и дивлюсь — прежде таких в православных храмах встречать не доводилось…
О чем думалось тогда, теперь уже не вспомнить. О вечности, верно — о чем еще думать, когда оказался на ее пороге? Погост, по-гост… т.е. после гостевания, гощения. Погостили в мире сем, кому сколь Господь отпустил, и домой… Там, за пределами кладбища воздух раскалялся от полуденного зноя, а тут, под покровом благосеннолиственных древ, царили прохлада и покой. Тогда я еще не знал, что все здешние деревья посажены рукой батюшки Николая, принимая окружающую благодать как обыденную данность...
Глядя на кресты, шепчу: “Упокой, Господи, души усопших раб Твоих, всех зде лежащих и на кладбище сем погребенных православных христиан…” Не замечаю, как подходит незнакомая старушка.
— К отцу Николаю приехал? — спрашивает и кивает на зеленый батюшкин домик, хорошо просматривающийся сквозь кованые ворота погоста.
— Да, — подтверждаю я ее догадку и объясняю, что хотел бы еще раз увидеть старца, потому как вопрос, ради которого и приехал, доселе не разрешил.
— А ты подойди вон к той могилке, — указывает рукой старушка, — там мама отца Николая покоится, Екатерина, помяни ее за упокой и попроси, чтобы помогла тебе увидеть батюшку.
Делаю так, как наказала старушка. Жду. Вскоре калитка батюшкиного дворика приоткрывается, показывается отец Николай. Я немедля спешу ему навстречу…
Тот самый день запомнился мне на всю жизнь не только тем, что подарил первую встречу с о. Николаем; этот день, поистине, был щедр ко мне: по милости Божией я получил возможность обстоятельной беседы со старцем с глазу на глаз. В последствии я бывал у батюшки множество раз, но всегда не один, да и отца Николая окружали люди, так что возможности поговорить с ним наедине уже более не представилось. Тогда же, в тот самый день, я мог спрашивать все, о чем угодно душе. Батюшка благословил меня работать в “Благодатных лучах” и отвечал на мои вопросы, — быть может наивные, — обстоятельно и по отечески добро. Наконец напомнил, что пора идти на пристань, т.к. до отправления “Зари” осталось совсем недолго. Я медлил и тогда батюшка сам тронулся с места, увлекая меня за собой… В последствии я не раз видел, как быстро он может двигаться, словно летит над землей, так что и молодым не поспеть, но не тогда, тогда мы шли не спеша, продолжали разговор, и я переполнялся счастьем и радостью…
У храма батюшка останавливается и трижды с поясным поклоном осеняет себя крестным знамением, я следую его примеру. Вдруг говорит: “Хорошо, что вы венчаны с супругой”, — и объясняет важность венчанного брака…
На обратном пути, когда “Заря” подходила к устью реки Великой, я вспомнил эти батюшкины слова и осознал, что ничего не говорил ему о своей семейной жизни, не открывал никаких ее обстоятельств. Значит батюшка знал сам. ЗНАЛ! Теперь много пишут и говорят о таковых возможностях о. Николая, — видеть и знать сокровенное человеческое, о его прозорливости, — пишут и правду, и полуправду, и сущие нелепицы, основанные на слухах и домыслах. Но я, по милости Божией, соприкоснулся с этим его благодатным даром, о чем смиренно и свидетельствую…
Мы приближаемся к пристани в самую пору: “Заря” уже на подходе и вот-вот причалит. Батюшка в последний раз благословляет меня на дорогу. Я спрашиваю, можно ли еще приехать? Он улыбается и кивает головой. Уже стоя на борту, я долго на прощание машу рукой, и батюшка машет в ответ…
Впечатления этой первой и в своем роде “единственной” встречи до сих пор живут во мне. Это как неугасимый светильник памяти, воженный благодатной десницей старца. Пусть и затмевается порой его лучистое тепло пеленой серой обыденности, затягивается сумраком грехов и забвения, но все равно энергия его не убывает и, нет-нет, пробивается солнечным лучиком, дарящим возрождающую силу душе и надежду сердцу.

* * *

Впервые об отце Николае мы узнали из рассказов нашей знакомой, Александры Петровны Васильевой, замечательной женщины, знакомством с которой мы обязаны исключительно милости Божией и считаем это Его благословением. Александра Петровна, находясь уже в преклонных годах, сохранила удивительную ясность памяти. В мельчайших подробностях рассказывала она об удивительных встречах с людьми высочайшей духовной жизни — старцах и старицах. Некоторые ее воспоминания мне удалось записать. Вот один из ее рассказов о встрече с о. Николаем:
“Сын одной моей хорошей знакомой сообщил мне, что собирается жениться. Пригласил даже на свадьбу. Я, зная его несколько легкомысленный характер, сказала, что пока не съездишь к отцу Николаю за благословением, ни о какой женитьбе и не помышляй. Он рассердился, сказал, что и угощение для свадебного стола уже куплено и гости приглашены. Долго я его уговаривала и все-таки, с Божией помощью, удалось его убедить поехать. Мы отправились в путь. Как только батюшка услышал вопрос о женитьбе и просьбу о благословение, то изменился в лице и очень строго сказал: “Не благословляю! Не благословляю!” Уехали мы в растерянности, не зная что и делать. Но вскоре выяснилось насколько прав был батюшка. Оказывается, невеста вела себя по отношению к жениху не совсем честно, пыталась даже обмануть его и скрыть, что у нее есть ребенок, живущий у родственников. Таким образом вопрос о женитьбе сам собой отпал…
Я вообще очень часто ездила к о. Николаю (это происходило в 70-80-е годы, — прим. И. И.). Сопровождала своих знакомых, у которых были какие-либо важные вопросы. Иногда случалось ездить два-три раза в неделю. Однажды приехала и стало так неловко, что часто езжу, батюшке надоедаю. Своих спутников направила к о. Николаю, а сама спряталась, чтобы батюшка не заметил, в кусты. И вдруг слышу батюшкин голос: “Не прячься, Александрушка, пойди сюда”. Пришлось, к своему стыду, подойти, повиниться за то, что пыталась обмануть старца. От батюшки ничего не скроешь”.
Тут следует сделать небольшое отступление, ибо не возможно ни сказать несколько слов об этой женщине…
Незадолго до своей кончины Александра Петровна писала нам:
“Простите, дорогие мои дети. Если при жизни не оставляли, не оставьте и после смерти, поминайте по возможности почаще и запишите, прошу, в свои синодики заранее…
Сын мой, Иоанн (протоиерей Иоанн Васильев, скончался на пятидесятый день после смерти матери, — прим. И. И.) с матушкой и внук Алексий (протодиакон, — прим. И. И.) с матушкой Анной посетили о. Николая. Посещению очень рады, а от батюшки мне передали: срочно готовиться в потусторонний мир, к полету в дальнюю дороженьку. Сказали, что он пропел:

Прошел мой век, как день вчерашний,
Как дым промчалась жизнь моя,
И двери смерти страшно тяжки,
Уж недалеки от меня.

Вот такое мне предсказание. А о. Валентин (протоиерей Валентин Мордасов, настоятель храма св. вмч. Георгия погоста Камно, — прим. И. И.) прислал такое пожелание:

Время сокращается
и близок день суда,
конец мой приближается,
проснись душа моя.

Простите за откровенность. Целую всех вас. Желаю от Господа милости и мудрости Соломоновой. С уважением и любовью, Александра Петровна”.
Александры Петровны Васильевой не стало 12 января 1998 года. Перед своей праведной кончиной, последовавшей на восемьдесят восьмом году жизни, она приняла монашеский постриг с именем Анна, но в нашей памяти она была и остается замечательной русской женщиной по имени Александра Петровна, немощной с виду, но с несгибаемым внутренним духовным стержнем. (За упокой мы ее, конечно, поминаем, как монахиню Анну). Это про таких, как она писал поэт: “Есть женщины в русских селеньях…” Говорю это без всякого преувеличения. Один лишь эпизод из ее длинной, протянувшейся почти что от начала и до конца столетия, жизни. Поздней осенью 1942 года их, жен комсостава, отправили на строительство оборонительных сооружений: они делали фашины, набивая песком дерюжные мешки. Песок приходилось доставать из реки, стоя по пояс в ледяной воде. Вот тогда получила она первые серьезные болезни, к которым ежегодно добавлялось что-то еще, как знак времени и места: голода, холода, непосильного труда, семейных неурядиц и прочего… Некогда Псково-Печерский старец Симеон (Желнин), ныне прославленный Церковью, сказал ей:
— Живи для других, Александрушка, и сама спасешься! Больше уединяйся, уединение способствует спасению. Помни это, особенно, когда годы подойдут. Тогда это особенно будет важно! Ибо сказал Господь: “В чем застану, в том и судить буду!” Как доживешь до моих лет, припомни эти мои слова: живи для других, уединяйся и причащайся Святых Тайн еженедельно!
— Доживу ли, батюшка? — с сомнением спросила она. — Здоровье-то и сейчас не то.
— Доживешь, доживешь, матушка, — махнул рукой старец, — и еще переживешь.
Александра Петровна пережила о. Симеона на тридцать восемь лет. “Любите прискорбности, любите притрудности”, — часто повторяла она нам слова псковской блаженной Екатерины Булыниной. Мне кажется, что Александра Петровна самоей своей жизнью выполнила этот завет блаженной. Последние годы она прожила вместе с двоюродной сестрицей Анастасией, которой было уже без малого девяносто. Матушка Анастасия, неутомимая творительница Иисусовой молитвы, не могла самостоятельно передвигаться и дни и ночи проводила либо сидя на стульчике подле кроватки, либо полулежа на ней. Младшая сестрица, и сама-то едва двигающаяся, относилась к старшенькой с трогательной материнской заботой.(1)
Александру Петровну спрашивали, почему не уезжают они, почему мыкают горе, две безпомощные старухи, полагаясь на свою сомнительную самостоятельность? Почему? Действительно, почему? Ведь могли бы уехать к сыну священнику (который постоянно упрашивал приехать, звал), к дочери, к внуку, наконец, известному в С.-Петербурге протодиакону? Могли бы, конечно... если бы перечеркнули всю предыдущую свою жизнь, все, во что верили, что исповедовали. С юности им, живущим церковной жизнью, говорили про скорби, про болезни, про терпение и смирение. И они повторяли о том же другим. Теперь приспело время самым делом исполнить все эти слова. Это самое трудное в жизни нашей — чтобы слова не рознились с делами. Самое, верно, главное и спасительное!
В 1994 году старшая сестрица все же покинула младшую, покинула, чтобы уйти в путь всея земли… Помню свое последнее к ней слово, опубликованное в “Благодатных лучах”.
Многие же будут первые последними, и последние первыми (Мф. 19, 30). К сожалению, мы часто забываем эти слова Спасителя и судим о людях по той славе, которую сами же им воздаем. Да будут нам в назидание слова древнего подвижника аввы Агафона: “Ин суд человеческий, и ин суд Божий”.
Недавно, в канун радоницы, тихо отошла ко Господу раба Божия Анастасия. Она прожила долгую жизнь (89 лет), не накопила богатств земных, но зато сполна испила из чаши скорбей и страданий, выпавших в нынешнем столетии на долю русского народа. Подлинными же сокровищами, которые сумела она стяжать, стали глубочайшее смирение и высочайшая любовь к Богу и ближним своим. Такие богатства не подвластны тлену и смерти: они во веки пребудут с каждым, кто сумеет обрести их.
Когда я немощен, тогда силен (2 Кор. 12, 10) — эти слова св. апостола воистину определили последние годы жизни матушки Анастасии. Прикованная тяжелым недугом к постели, она непрестанно молилась, молилась о всех, кого знала и помнила, о живых и умерших. И верю, что молитвы эти не остались не услышанными...
Показателен такой случай, который произошел незадолго до ее смерти. Накануне Пасхи, ее духовному отцу, старенькому священнику о. Иоанну, явилась во сне давно умершая певчая Анна и сказала: “Анастасия должна лежать рядом со мной”. И действительно, на погосте Камно, где она (Анна) похоронена чудом сохранилось свободное место, скрытое от любопытных крестом и надгробной плитой (хотя захоронения там не было). Так и сбылось. Матушка Анастасия была погребена в этом месте, буквально в нескольких метрах от западной стены церкви св. великомученика и Победоносца Георгия. Господь явил ей Свою милость, в назидание нам, живущим.
Хочу сказать несколько слов о ее кончине. До последнего издыхания она сохраняла ясность ума: простилась со сродниками и внуком: просила, чтобы они чаще исповедывались и причащались Св. Тайн; благословила всех и, закрыв глаза, тихо отошла ко Господу, под чтение канона на исход души. Подлинно христианская кончина. Она и сейчас еще пред глазами моими: тихая, маленькая, легкая, как былинка, чуть слышным шепотом творящая свою безпрестанную молитву... Вечная тебе память!”(2)
Это Александра Петровна познакомила нас с замечательным камновским батюшкой о. Валентином Мордасовым, ставшим на последующие шесть лет (до своей кончины, последовавшей 18 июля 1998 г.) моим духовным наставником. Она рассказала нам о старце Симеоне Псково-Печерском, псковском блаженном Василие Графове, блаженной монахине Екатерине (Булыниной), блаженной Анастасии Струлицкой и других, которых знала лично и духовными советами которых руководствовалась всю свою жизнь.
Некий иностранец с известной долей юмора подметил: “Отчего это у вас в России в храмах на исповедь выстраиваются очереди преимущественно из женщин? Наверное, они у вас очень грешные?” Не знаю, что ему ответили. Да и требовался ли ему ответ? Я бы, наверное, сказал так: не более, чем следовавшие за Спасителем жены-мироносицы: и те не оставили своего Господа до конца, и эти, — наши бабушки-старушки, с костыликами, в простых ситцевых платочках, — безропотно следуя за духовными отцами, вынесли на своих хрупких плечах Церковь Православную в годину лютых гонений и испытаний. Спаси вас, Господи, наши дорогие матери и бабушки!

* * *

В начале января 1999 года к нам из Ивановской епархии приехал давний знакомый, иеродиакон Роман, насельник одной из тамошних обителей. Приехал с поручением от настоятеля: побывать у о. Николая для разрешения важного вопроса монастырской жизни. Отказавшись даже немного отдохнуть после дальней дороги (ехал ведь всю ночь на автомобиле по непростым зимним дорогам), о. Роман попросил меня сопроводить его на остров. Поехали. Погода, помнится, стояла тихая и солнечная: и мороз излишне не наседал, и ветер не тревожил, одним словом — январское рождественское благолепие. Без проблем добрались до Толбы и по накатанной колее промчались через болото и озеро. Зимой Мороз-воевода безкорыстно мостит отличные дороги — надежные, если особенно не отклоняться в сторону от колеи. В ясную погоду ехать по такой дороге — удовольствие. Иное дело, когда метель-поползуха закрутит вихри из снежинок, так что и колею в миг заметут буранные протуберанцы, и вешки из еловых веток скроются с глаз — тогда просто беда… Однажды, возвращаясь от о. Николая, попали мы в такую историю и в снежной непрогляди едва совсем не сбились с дороги. Взывали к батюшке, испрашивая его святых молитв и, с Божией помощью, выправили путь…
Итак, в тот погожий январский денек, без приключений добрались мы до самого домика старца. У знакомого заборчика в ожидании собрались человек тридцать-сорок паломников. Батюшке, через келейницу (Валентину Полищук), передавали записки с вопросами, через нее же получали ответы. Отец Роман достал из кармана необъятного тулупа загодя приготовленный листок со своим вопросом и попытался протиснуться поближе к калитке, но, даже при его немалом росте, сразу ему это сделать не удалось. Я стоял поодаль, не желая никому мешать, (да и повода к этому вроде бы не было: никаких вопросов на этот раз я не приготовил), наблюдал через головы паломников, как, движимая скрытыми мотивами своей птичьей жизни, колышется на крыше домика плотная голубиная масса. В каждый свой приезд я не преставал удивляться обилию этих чисто городских птиц на батюшкином дворике, их трогательной привязанности именно к этому, словно единственно пригодному для них на всем острове, месту. Понимал, что не хлебные крошки, не обилие посыпанной крупы держало их здесь, а благодатный свет батюшкиной души, молитвенный жар сердца; понимал, но дивиться на это чудо не переставал. Меж тем, усилия отца Романа уже почти увенчались успехом: могучая его фигура высилась уж у самой калитки. Вдруг, вышедшая из домика келейница громко вопросила:
— Кто здесь отец Роман?
Я услышал, как тот отозвался.
— Возьмите, батюшка велел передать, — с этими словами келейница вручила о. Роману свернутый листок бумаги.
Я наблюдал, как выбирался тот из толпы, на ходу разворачивая листок и читая ответ старца. Лицо у иеродиакона странным образом вытянулось и выражало полное недоумение. Помню, удивился столь быстрому разрешению проблем о. Романа и посетовал на себя, что прозевал момент передачи им записки. Отец Роман подошел и молча продолжал вглядываться в невидимый для меня текст.
— Быстро тебе, однако, батюшка ответил, — попробовал я было хоть что-либо выяснить, но мой спутник не ответил, жестом приглашая меня в машину. Я понял, что миссия его выполнена и мы возвращаемся в город… Когда машина выбралась на ровную ледовую дорогу через озеро, о. Роман вдруг тихо сказал:
— Я не успел передать свой вопрос, батюшка раньше сам ответил…
Признаюсь, что и у меня допреж вертелось в голове подобное предположение, однако слишком оно было невероятным, чтобы сразу его вместить, согласиться с ним. Но вот и конец вопросам. “Батюшка сам…”
После, до самого своего отъезда, о. Роман уж не умолкал; он никак не мог успокоиться. “Какая сила! Какая глубина прозрения!”, — в его словах звучали и удивление, и восторг, и восхищение...
Я не знаю того, что таила в себе записка из кельи старца; не знаю, насколько смысл ее соответствовал тому самому, так и не переданному вопросу (да и разумно ли в данной ситуации любопытство?), но вид ивановского иеродиакона свидетельствовал, что все необходимое тот для себя узнал и уяснил, т.е. вполне выполнил наказ своего монастырского начальства. Воистину, во всем этом крылось настоящее чудо — такое, как и следует тому быть: незаметное для окружающих, и потому не вызывающее всплеска нездорового любопытства и экзальтации, но безусловно важное для того, кому оно собственно и предназначалось. А почему “незаметное”, хорошо объясняет свт. Иоанн Златоуст.
“Ныне, — говорит он, — я не имею нужды в знамениях. Почему? Потому что и без чудес научился веровать Господу. Залога требует тот, кто не верит, а я, как верующий, не требую ни залога, ни чудес. Положим, я не говорю разными языками, но я знаю, что я очищен от грехов. Они тогда не веровали этому без чудес, затем и явлены были чудеса, как залог веры, ими приемлемой. Потому им давались знамения, не как верным, но как неверным, чтобы они уверовали. Таким образом, и святой Павел говорит: Итак языки суть знамение не для верующих, а для неверующих (1 Кор. 14, 22). Видите, что не для безчестия нашего, но для большей почести Господь сократил явление Своих чудес. Он творит так, желая открыть нашу веру, чтобы мы веровали Ему без залогов и без всяких чудес. Те люди, не получив предварительно видимых знаков и залога, не поверили бы Ему в предметах невидимых, а я без этого показываю ему всю веру. Вот причина, почему теперь не бывает чудес”.(3)

* * *

Как-то, по милости Божией, мне довелось сопровождать на остров к о. Николаю митрополита Волоколамского и Юрьевского Питирима. Это было летом 1997 года. В ту пору я исполнял обязанности прессекретаря Псковского Снетогорского женского монастыря Рождества Пресвятой Богородицы. Владыка приехал погостить в обитель и уж на следующий, после приезда, день собрался посетить батюшку Николая. Игумения Людмила пригласила в эту поездку и меня. Старец встретил нас во дворе и немного смутился, когда Владыка первым попросил себя благословить. Извиняясь, он сам смиренно склонил голову под святительское благословение… Любовь и радость во Христе — вот главные впечатления от этой встречи — без всякого протокола и офицальщины. Трогательно до слез было наблюдать, как почтенный седовласый Владыка с любовью прижимает к себе легкое, невесомое тело старца. И виделась в этих братских объятиях нелицемерная пасхальная радость, когда Церковь торжественно восклицает: “Воскресения день, и просветимся торжеством, и друг друга объимем, рцем: братие! и ненавидящих нас простим вся воскресением и тако возопиим: Христос воскресе из мертвых, смертию смерть поправ и сущым во гробех живот даровав”.(4) “Друг друга объимем…”, — Высокая церковная власть искренне, без всякой фальши соединилась в этих объятиях с простосердечной, но и Высокой, духовной мудростью — Небесной! И пусть сегодня пытается кто-то отмежевать о. Николая от священноначалия, Патриарха, противопоставить “его мнение” официальному голосу Церкви — не поверю! Не поверю, потому что своими глазами видел ту самую глубину единения батюшки Николая со всей полнотой Православия, — и с простыми верующими, притекающими к нему за утешением и советом, и с рядовыми пастырями, и с архипастырями, — которая в высшем смысле и называется Телом Христовым.

* * *

В каждый свой приезд я непременно обращал внимание на три большие камня, возлежащие у калитки в батюшкин дворик. Причем, два из них являлись половинками одного целого — словно две части аккуратно разрезанного яйца. Вдоль берега такие валуны разбросаны были в великом количестве и по причине своего множества не вызывали особенных ассоциаций. Здесь же их присутствие рождало какие-то особенные, значимые образы. Словно у входа в батюшкин мир, символически запечатленное в камне, открывалось начало великой проповеди христианства… Числом три, при наличие одной природы… Как будто звучат слова Вселенского Учителя Иоанна Златоуста: “Троица — существующая прежде веков, не от начала получившая бытие, но безначальная, вечная, нестареющая, безсмертная, безконечная, неувеличивающаяся, неуничтожающаяся, неразрушимая...”.(5) А незыблемость, непоколебимость сих камней? Невольно всплывают в памяти слова Спасителя: на сем камне Я создам Церковь Мою, и врата ада не одолеют ее (Мф. 16, 18). Действительно, среди этих камней, как в некоем храме, постоянно изливалась молитва, и тысячи паломников касались их многовековой плоти… Тысячи паломников, многие из которых и сами естеством своим подобны были природе гранита: с окаменевшими сердцами, опустошенными душами и потухшими очами. Но выходил батюшка и мысль наполнялась жизнеутверждающим обещанием: ибо говорю вам, что Бог может из камней сих воздвигнуть детей Аврааму (Мф. 3, 9). И воздвигались из камней верные сыны Церкви — было, было! — и расколотый камень символизировал тогда поверженный грех, доселе казавшийся непобедимым. И разверзались во славу Божию уста тех, кто прежде был безсловесен как гранит. Воистину прав свт. Иоанн Златоуст, сказавший, что “молитва Церкви так сильна, что если бы мы были безгласнее камней, она сделала бы наш язык легче пера”.(6)
Вот сколько мыслей и образов способны породить три обыкновенные камня, казалось бы, лишь безцельно попирающие землю у батюшкиной калиточки. Всего лишь три камня… Нет, не было в этом благодатном мирке ничего случайного, привнесенного напрасно, все служило ко спасению и чьей-то вящей пользе. Я берусь утверждать это, хотя и не выходят из головы мысли о тех скорбях и испытаниях, которые подъял на свои рамена батюшка в последние свои годы. В разговорах с различными людьми не раз возникал вопрос: почему не отдалил от себя о. Николай некоторых лиц из своего окружения, неужели не мог прозреть той грозной смуты, которая однажды возникнет по их вине? Неужели все-таки не знал? Не мог не знать! Он не мог! Это нам неизвестны пути промысла Божия, все опосредствованное действие в мире которого направленно единственно к нашему благу и спасению. Смысл этого действия нам зачастую невозможно разгадать, поскольку раскрывается он в далекой исторической перспективе. Через годы, десятилетия, как это всегда и бывает, станет ясно “зачем?” и “почему?”. Сейчас лишь следует проявить твердость воли и суметь не отдать того, что оставил нам батюшка на земле в чужие, враждебные Церкви, руки. Главное не опоздать, ведь с каждым ушедшим днем делать это будет все труднее…

* * *

Когда осенью 2002 года я работал над первым изданием книги об о. Николае, приснился мне такой вот сон. Вижу батюшку. Он в своем стареньком подряснике, без скуфейки. Подходит ко мне, губы его чуть тронуты улыбкой.
— Батюшка, — обращаюсь я к нему, — я книгу про вас пишу.
Он останавливается совсем близко от меня и внимательно смотрит.
— Про меня много неправды пишут, — говорит.
— Батюшка, я православный писатель, — с этими словами я достаю с груди нательный крестик и показываю батюшке. Он, все также слегка улыбаясь, протягивает ко мне руку, берет мой крестик… и вдруг, склонившись ко мне, целует его…
Все. На этом сонное видение прервалось. Обычные сны быстро забываются, но этот не из таких — и сейчас еще он в памяти моей, как фотографический снимок. Согласен, что это всего лишь сон и доподлинно определить его природу невозможно. Однако, именно тогда появилась у меня уверенность, что батюшка преподал мне благословение, что работа, которой я занимаюсь, для кого-то окажется полезной, принесет пользу. Надеюсь на это и верю. Может быть придется понести за это свой крестик — но на все воля Божия. А ведь батюшка так любил и почитал Святой Животворящий Крест Господень и всемерно прививал духовным чадам любовь к нему. Но что слова, не подкрепленные самоей жизнью? “Напрасно учит тот, — утверждает прп. авва Исаия, — у кого дела не соответствуют учению”…
Вспоминает матушка Нила:
“Однажды отец Николай говорит нам: “Ну вот, сестрички, сейчас будете пилить старые кресты”. Принес пилу. Мы сразу за работу, спилили и ждем. А кресты подгнившие были, на труху развалились. Вдруг батюшка бежит с чистым белоснежным рядном на плече. “Не ваше, — говорит, — женское дело кресты носить”. Собрал все и с пением “Кресту Твоему покланяемся, Владыка” унес в баньку, которую прежде истопил. Там и сжег. Какое благоговение перед крестом! Как же нам после этого поступать по другому?”
Вот такая гармония внутреннего и внешнего — мысли, слова и поступка.
“Подлинный старец, прежде всего благодаря высокой духовности, бережно относится к каждому конкретному человеку. В силу своей опытности и благодатного дара он раскрывает образ Божий в человеке теми средствами, которые созвучны его духовному устроению и возрасту…”(7)

* * *

В последний раз мы были на острове у отца Николая за три недели до его блаженной кончины, в начале августа 2002 года. В это время у нас гостил писатель Николай Коняев с супругой Мариной. Надо сказать, что целью их приезда, собственно, и являлось посещение святых мест Псковщины. Мы уже успели побывать в нескольких монастырях и памятных для православного сердца местах, испросив на паломничество благословение у архимандрита Гермогена (Муртазова). По его молитвам все наши поездки складывались на удивление удачно. Воодушевившись таковым к нам Божиим благоволением, Николай предположил, что и батюшку мы каким-либо образом сумеем увидеть. Я совершенно точно знал, что о. Николай давно не выходит из кельи. И раньше-то, когда был он покрепче, к нему допускали только узкий круг лиц, а сейчас такой визит и вовсе представлялся совершенно невозможным. Но зная все это, промолчал, не желая заранее расстраивать гостей. “А вдруг? — сверкнула и у меня искра надежды. — Вдруг как в прежние времена выйдет старец во дворик и мы увидим его светлый лик с печальными иконописными глазами?” Только бы увидеть: донимать вопросами и разговорами — такого и в мыслях не было…
Увы, к заборчику было пришпилено объявление, разрушающее все наши чаяния. В нем сообщалось, что по причине плохого самочувствия старца, записки с вопросами не принимаются и даже у калиточки находиться запрещается. Мы лишь вздохнули и не менее часа просто стояли у стен столь знакомого и дорогого домика. Молились, думали каждый о своем и почти не разговаривали друг с другом…
От смутных предчувствий предстоящей разлуки, не осознанных, но давяще-тревожных, цепенело тело и сдавливало грудь. Там за окошком бьется сердце великого подвижника православия, душа которого, освобожденная от всякого плотского пристрастия, охватывает взором просветленного божественной благодатью разума всю вселенную и, словно руками, молитвой поддерживает пылающую сферу мироздания от того, чтобы та, непрерывно расшатываемая нашими злыми делами и помыслами, вдруг не опрокинулась и не рассыпалась на мириады потухающих осколков. Пока еще поддерживает…
Мне показалось, что батюшка слышит меня, и от того сердце застучало быстрее, и мысли словно закружились в суматошном хороводе. Хотелось высказать что-то главное, самое главное, и что-то самое главное получить в ответ…
Вскоре катер уносил нас в Толбу. Вода стремительно двигалась назад, за корму. И словно сама река времени выталкивала нас вперед, отделяя от благословенного острова, маленького зеленого домика и тенистого дворика, все еще осеняемых благодатным батюшкиным присутствием в этом мире; отделяя нас от той незабываемой поры, когда никто еще не возымел дерзновения открыто примерять на себя батюшкины одежды, его имя, его святость…


Путь к совершенству

Так жили Святые, ибо Дух Божий
учит душу молиться за людей.
Прп. Силуан Афонский

Весной 1999 года мне довелось помогать иеромонаху Паисию (Гидрашу) в составлении книги об отце Николае “Напоминаю вам…”. К сожалению, книжка получилась небольшой. Возможно отец Паисий планировал ее дополнить в последующих изданиях, но при жизни батюшки этого так и не произошло. Поэтому, помещая ниже краткое жизнеописание отца Николая, я вынужден пользоваться текстом книги “Напоминаю вам…” (первое издание), внося некоторые коррективы и дополнения.
Отец Николай Алексеевич Гурьянов родился 24 мая 1909 года в селе Чудские Заходы Гдовского уезда, Ремдской волости, С.-Петербургской губернии в благочестивой семье Гурьяновых. Принял святое Крещение в Михаило-Архангельском храме с. Кобылье Городище. С детства прислуживал в алтаре. Любовь к храму и к церковному пению была присуща всем членам их семьи: его отец, Алексей Иванович, был регентом церковного хора; старший брат, Михаил Алексеевич Гурьянов, — профессором, преподавателем С.-Петербургской консерватории; средние братья, Петр и Анатолий, также обладали музыкальными способностями, но о них осталось мало известий. Все трое братьев погибли на войне. Батюшка так вспоминал об этом: “Отец у меня умер в четырнадцатом году. Осталось нас четверо мальчиков. Братья мои защищали Отечество и от фашисткой пули, как видно, не вернулись… Благодарите Отца Небесного, мы живем теперь, у нас все есть: и хлеб и сахар, и труд и отдых. Я стараюсь вносить в Фонд Мира ту копеечку, которая помогает избавиться от этих военных действий… Война ведь пожирает молодые жизни. Не успел человек открыть дверь в жизнь — уже уходить…”(8)
Существует предание, что о. Николай побывал на о. Залита (в ту пору Талабске) еще в отроческом возрасте. Рассказывают, что примерно в 1920 году настоятель храма Архангела Михаила, в котором отрок Николай работал алтарником, взял мальчика с собой в губернский центр. Добирались водным путем и на острове Талабск пристали отдохнуть. Пользуясь случаем, решили посетить подвизающегося на острове блаженного. Звали того Михаилом. Был он болящим, всю жизнь носил на теле тяжелые вериги и почитался как прозорливец. Говорят, что блаженный дал священнику маленькую просфору, а Николаю — большую и сказал: “Гостек наш приехал”, предсказав ему таким образом будущее многолетнее служение на острове…
В 20-е годы их приход посетил митрополит Петроградский и Гдовский Вениамин (будущий священномученик). Отец Николай так рассказывает об этом событии: “Я мальчишкой совсем еще был. Владыка служил, а я посох ему держал. Потом он меня обнял, поцеловал и говорит: “Какой ты счастливый, что с Господом...””.
До 1929 года о. Николай служил псаломщиком в Свято-Никольском храме(9) с. Ремда Середкинского района Ленинградской (теперь Псковской) области.
В конце 20-х годов он окончил Гатчинский педагогический техникум и первый курс педагогического института в Ленинграде,(10) затем учительствовал в Тоснинском районе Ленинградской области.
В тридцатые годы (11) о. Николай прошел тернистым путем всех исповедников и новомучеников Российских: он был арестован и прошел этапы, лагеря. Несколько лет провел в ссылке в Сыктывкаре, где во время работы сильно повредил ногу. В период этих тяжких испытаний батюшка встречал много подвижников, истинных светильников веры Православной, пример которых во многом определил путь его дальнейшего служения Богу и Его Церкви, недаром новомученик Российский архиепископ Илларион (Троицкий) подчеркивал, что заключение — безценная школа добродетелей.
Начало пастырского служения о. Николая Гурьянова совпало с тяжелыми испытаниями для нашего народа — Великой Отечественной войной. В начале войны, оказавшись на территории оккупированной немцами, о. Николай был перемещен в Прибалтику. Здесь, в Рижском кафедральном соборе, 8 февраля 1942 года он был рукоположен в сан диакона митрополитом Сергием (Воскресенским), а 15 февраля 1942 года святитель Сергий рукоположил о. Николая Гурьянова в сан иерея. В этом же году о. Николай окончил богословские курсы.
Вскоре отец Николай был направлен в г. Ригу, где до 28 апреля 1942 года служил священником в Свято-Троицком женском монастыре. Оттуда, по указу митрополита Сергия, был переведен в г. Вильно, где исправлял должность уставщика богослужений в Свято-Духовском монастыре до 16 мая 1943 года. С 1943 по 1954 гг. о. Николай Гурьянов является настоятелем храма свт. Николая в с. Гегобрасты Паневежского благочиния Литовской ССР.
Фактов о служения отца Николая в те годы сохранилось немного, один из них — автобиография, написанная его рукой.

Автобиография

Я, Гурьянов Николай Алексеевич, родился 24 мая 1909 года в бывшей Петербургской губернии Гдовского уезда, Ремедской волости и крещен в Свято-Михаило-Архангельском храме Кобылья Городищенского прихода.
Еще в дошкольном (как помню) возрасте, я горячо привязался к Церкви Божией, служителям Ея и эта любовь во мне осталась на всю жизнь. Я с раннего возраста принимаю активное участие в делах Дома Божия. А именно: в родном храме прислуживаю в Св. Алтаре, читаю, пою на клиросе, вместе с батюшкой прихода хожу по домам и пою молебны.
В Ремде, Середкинского р-на, 1929 года я исполняю должность псаломщика при Свято-Никольском Храме, затем работаю на производстве и заканчиваю среднюю школу.
Под Ленинградом в Тоснинском районе учительствую, на этой работе застает война 1941 г. и оккупация.
15 февраля 1942 г. принимаю святое Рукоположение в сан иерея и в городе Вильно поступаю в Духовную Семинарию. В июле м-це 1943 г. из Вильно перехожу на приход Гегобрасты Поневежеского благочиния; а в 1951 году кончаю Д. Семинарию на Заочном Секторе при Ленинградской Д. Академии и там же продолжаю повышать Богословские знания на втором курсе Духовной Академии.

Протоиерей Н. Гурьянов

Правящий архиерей характеризовал отца Николая как высокодуховного пастыря, ответственно и благоговейно относящегося к своим священническим обязанностям, пользующегося доверием и любовью паствы. Вот некоторые фрагменты из этой характеристики (от 15 октября 1958 г.), подписанной архиепископом Виленским и Литовским Алексием:
“Это, без сомнения, незаурядный священник. Хотя приход его был малочислен и бедный (около 150 человек прихожан), но благоустроен так, что может быть показательным примером для многих…
В личной своей жизни — безукоризненного поведения. Это пастырь — подвижник и молитвенник. Целибат. Приходу отдавал всю свою душу, все свои силы, свои знания, все сердце и за это всегда был любим не только своими прихожанами, но и всеми, кто лишь только ближе соприкасался с этим добрым пастырем”.
О его высочайшем пастырском достоинстве свидетельствуют и церковные награды, полученные им в те годы: в 1952 г. — золотой наперсный крест, и сан протоиерея в 1956 г. по указу Святейшего Патриарха Алексия.
Долгие годы верным спутником и помощником в пастырских трудах и в повседневных заботах для отца Николая была его мать — Екатерина Стефановна.
Верная раба Божия, матушка Екатерина, сумела привить своему сыну беззаветную любовь ко Господу. Храм, молитва Богу, Божией Матери, святым Божиим, и особенно ко своей святой небесной покровительнице великомуч. Екатерине, были главными занятиями ее жизни. Почила о Господе матушка Екатерина Стефановна 23 мая 1969 г. и похоронена на кладбище, напротив батюшкиного дома.
Настает важный для о. Николая 1958 год.
“Боголюбивый Батюшка, о. Владимир! — пишет отец Николай неизвестному нам адресату. — Если о. Иоанн не тронулся из Залита, то пусть он с Богом сидит там зиму, а я себе буду сидеть у себя в Гегобрастах до весенних теплых, светлых, долгих дней, вполне соответствующих моему переезду и переезду о. Иоанна. А если же о. Иоанна перевод и переезд неминуем и состоится этой осенью, то нужно нашу передвижку уложить, пока не совсем короткие дни и сухая погода. С любовию о Господе к Вам — о. Н.”.
Перевод состоялся осенью. По указу Владыки Иоанна (Разумова) от 21 октября 1958 года отец Николай назначен настоятелем храма свт. Николая на острове Залита Псковского района. Уже в день Покрова Пресвятой Богородицы о. Николай служит первую литургию. Здесь пройдут последующие сорок четыре года его жизни и пастырского служения. Здесь он станет тем, кем знаем мы его сегодня — батюшкой Николаем, старцем с о. Залита…
С первых дней служения батюшка благоукрашает свой храм. В нем появляются новые иконы и другие святыни, периодически производится необходимый ремонт придельного храма в честь иконы Божией Матери Одигитрия.
Есть в храме свт. Николая почитаемый чудотворный образ Божией Матери “Благодатное небо”, имеющий второе название “Смоленская”, празднуемый в день Смоленской иконы Божией Матери 28 июля. В тяжелые смутные времена с этой св. иконы была похищена серебряная риза, и о. Николай сразу, как приехал на остров, постарался одеть Матерь Божию в подобающую Ей Царскую Порфиру. В этом помогли духовные чада батюшки, которых у него всегда было много. Игуменья Тавифа из Свято-Духовского женского монастыря в г. Вильнюсе взяла благословение и начала шить ризу Богоматери на голубом бархате. Сколько слез радости и боли сопровождали эту работу матушки-игуменьи — знает, наверное, только Хозяйка ризы. В 1960 году, после 2-х летнего труда, риза, наконец, была одета на эту св. икону Заступницы нашей Усердной, Пресвятой Богородицы. И поныне этот св. образ радует и подает духовное утешение всем с верою к нему притекающим.
В этом же году блаженная игуменья Тавифа почила о Господе от тяжелого долговременного недуга, а сестры ее обители вскоре в видении увидели свою игуменью и услышали, что матушка Тавифа на пути прохождения мытарств была сопровождаема Матерью Божией.
Мало кто знает, что в 1971 году батюшку Николая чуть было не перевели на служение в Псков в Свято-Троицкий Кафедральный Собор. Об этом свидетельствуют два сохранившихся письма: о. Николая к Управляющему Псковской епархии архиепископу Иоанну (Разумову) и обратный ответ Владыки. Этот рассказ в письмах хорошо иллюстрирует не только тягостную атмосферу советского безвременья, но и любовь жителей острова Залита к своему пастырю; а также трогательные, высокодуховные, во истину братские во Христе, отношения Псковского архипастыря и залитского батюшки, отца Николая. Вот эти письма.

О. Залит
Высокопреосвященнейший Владыка Иоанн!
Мое недостоинство к Вашему Высокопреосвященству обращается хотя и с обычным недоразумением, но не без боли в сердце. А именно: наши достоуважаемый церковный староста Л. под предлогом болезни 26 сего месяца отказалась работать в Церкви. Все полномочия и обязанности председателя Церковного Совета с себя сложила, другого же кандидата на ее место у нас пока не предвидится: все добрые людчики побаиваются, как бы не потерять трудовой пенсии.
Как быть и как выйти из создавшегося положения? Без милости Божией и мудрости Вашего Высокопреосвященства, как видно, нам не обойтись. И моя просьба от лица всех болельщиков о благе Церковном к Вам, пожалуйста, подскажите нашей церковной общине, через помощника старосты Николая Андреевича, благодатный святительский совет об избрании достойного старосты.
Коленопреклоненно испрашиваю Вашего Архипастырского благословения и прощения за безпокойство, недостойный послушник и богомолец Вашего Высокопреосвященства,
прот. Гурьянов о. Н.
28 декабря 1971 года

Ваше Высокоблагословение,
достопочтеннейший и глубоко всеми почитаемый,
дорогой батюшка, отец Николай!
Осмелюсь уведомить Вас, что помощник Вашей Церкви вручил мне сегодня пакет Вашего Высокоблагословения.
Ваше письмо наполнено до верхов скорбями, заботами, недоумениями и суетливыми раздумьями. Прочитав его, я был очень озабочен ввиду того, как Вы пишите, что у Вас нет людей, кто бы мог встать на дело церковного старосты, и меня тут осенила мысль: для пользы дела Церкви Вас переместить на служение в наш Свято-Троицкий Кафедральный Собор, а на Ваше место к Святителю Николаю Залитскому, даровать это место давно уже просящемуся о. Алексию М., матушка которого восполнит место церковного старосты и сразу все Ваши недоумения разрешатся для Вас в очень положительную сторону!
Но к моему великому огорчению, я должен Вам об этом сообщить, что у Вас очень хороший помощник церковного старосты. Он заявил, что залитяне никуда не отпустят ни на один шаг Вас от себя и не расстанутся с Вами никогда…
Дорогой батюшка, отец Николай! Ведь до беды далеко и Вы посоветуйте своим членам Церковного Совета с этим вопросом не торопиться: болеют не все к смерти, а некоторые к жизни вечной… На первую декаду 1972 г. поручаю временно управлять делами церковного старосты сему мужу Николаю Андреевичу, а за это время Вам сам Святитель Николай поможет выйти из этого затруднения, Он пошлет хорошего, доброго человека, который и возьмет по Вашему благословению и народному избранию, звание и тяготы, заботу и работу по должности церковного старосты!
Вашу богомудрую пастырскую разумность я вручаю под омофор Святителю Николаю и от всей души желаю Вам новогодние праздники и Рождество Христово встретить в мирном благодушии и благоденствии, и чтобы Ваше вечно трепещущее сердечко, вместе со светлыми ликами Небесных Ангелов, встретило грядущего Спасителя мира, нас ради человечества и нашего ради спасения, на нашу грешную землю пришедшего, чтобы воспринять и наше человеческое, хотя и убогое, но усердное пение: “Слава в Вышних Богу, на земле мир, в человецех благоволение!”
Спаси Вас, Господи, за Вашу любовь к нашей Родине, Отечеству нашему, за Вашу преданность и верность Русской Православной Церкви, которую Вы не словами, а добрыми делами подтверждаете каждый год. За Ваши понесенные труды и Вашу неустанную заботу об изыскании денежных средств, принесенных на Алтарь Родины, от лица Русской Православной Церкви и всего нашего доброго народа выражаю Вам нашу архипастырскую благодарность, пребывая к Вашей почитаемой Святыне с глубоким уважением и братской о Христе любовию, просяще взаимных святых молитв, Ваш постоянный богомолец,
Иоанн, архиепископ Псковский
28 декабря 1971 г.

В 1988 году протоиерей Николай был награжден митрой и правом служения с открытыми Царскими Вратами до пения “Херувимской”, а в 1992 году, по указу Святейшего Патриарха Алексия II, — до пения “Отче наш”.
“Отец Николай подражал своей жизнью святителю Николаю, — говорит архимандрит Гермоген (Муртазов), духовник Снетогорского Рождества Пресвятой Богородицы женского монастыря. — Тот, в отличие от других вселенских учителей, не оставил после себя никаких богословских трудов, но прославил Господа делами милосердия, и известен миру как скорый помощник. Так и отец Николай делами любви Христовой утешал приходящих к нему, как говорится в одном из акафистов Божией Матери: “не отыде от лика Моего не утешен”. Делами любви он и стал известен во всем мире. Отец Николай, как опытный регент, мог умело задавать тон не только в церковном пении, но и тон новой жизни покаяния. Своим словом краткого мудрого наставления он изменял жизнь человека, т. е. духовно, во Христе, перерождал душу. Так некогда Спаситель, беседуя с самарянкой, сказал: Правду ты сказала, что у тебя нет мужа, ибо у тебя было пять мужей, и тот, которого ныне имеешь, не муж тебе (Ин. 4, 18). Этими словами Господь затронул ее сокровенное больное место, ее грех, тем самым открыв ей глубину покаяния. Господи! Вижу, что Ты пророк (Ин. 4, 19), — воскликнула она. Именно ей Спаситель впервые объявил о том, что Он Христос-Мессия. Благодать коснулась ее сердца, и нам известен ее дальнейший путь, плоды ее покаяния, ее веры — она стала мученицей Фотинией.
Точно также и отец Николай кратким наставлением мог коснуться человеческого сердца, проникнуть в самые его глубины, открыть мешающий видеть Христа грех и коренным образом изменить жизнь, обратить ее к Богу. Господь сказал в Евангелии: Больший из вас да будет вам слуга (Мф. 23, 11). И отец Николай был для всех всем, был для всех слугой ради Христа…
За его жертвенную любовь, подобную той, о которой учил св. апостол Иоанн Богослов, говоря: дети, любите друг друга, за его смирение, долготерпение да увенчает его Господь венцом правды во Царствии Своем — Царствии Правды, в селениях святых Своих”.

* * *

Сеятель

Было весеннее раннее время,
В трудную пору, забывши покой,
Сеятель сеял здоровое семя,
Мерно бросая умелой рукой.
Полный работы, любви и тревоги,
Жатвы он ждал от труда своего:
Первое семя легло при дороге,
Стаи пернатых склевали его.
Семя другое на камень упало,
Быстро из семени вышли ростки.
В пору же летнюю солнышко встало
И засушило живые листки.
Третие семя упало средь терний,
Тернии силой могучей своей
В час неожиданный, грустный, вечерний
Семя от солнечных скрыли лучей.
На землю добрую семя иное
Пало и, выросши, вызрело в плод.
Так и Господнее слово Святое
В почве сердечной живет и растет.
С семенем зрелым чад Церкви Христовой
В Страшный день Судный Господь призовет
В Вечные кровы Обители райской,
Где Невечерний день в Боге живет.

Митрофорный протоиерей
Николай Гурьянов

Долгие годы о. Николай собирал духовные стихи и песнопения — Псалмы и Канты, как он сам это называл. Некоторые духовные стихотворения он написал сам. Одно из них приведено выше. Ко всем произведениям батюшка написал музыкальное сопровождение, что сделало его труд особенно ценным для всех любителей духовного пения. Со временем получился довольно объемистый сборник, — “Слово Жизни”, — который стараниями духовных чад, был издан. Произошло это в 1995 году. С тех пор “Слово жизни”, неоднократно переиздававшееся, пользуется неизменным спросом среди самых широких слоев верующих. “Настоящий сборник — “Слово Жизни” — милостию Божией предназначается в отраду и утешение православному христианину, любящему слово Божие и хранящему заветы Матери-Церкви”, — написал о. Николай в предисловии. Именно таким бережным и самозабвенным хранением заветов Церкви Православной без преувеличения и являлась вся его жизнь, ставшая высочайшим примером христианского духовного подвига, — примером для всех его духовных чад, для всех православных христиан.
“Вам нет и часа выходных, — говорили отцу Николаю, — зачем вы так утруждаете себя, вы ведь пожилой человек?” Он же отвечал: “Я и лежать буду, все равно паломников буду принимать”. Жители острова поражались его трудолюбию. “Кладбище наше выращено на плечах батюшки”, — рассказывает матушка Нила (Тимофеева Н.Т.). А вот слова самого отца Николая, сказанные в 1988 году: “Я и сейчас труд люблю. Я всегда говорю: труд облагораживает человека. В Священном Писании сказано: трудящийся да яст. А в современном: кто не работает, тот не ест… Бога я люблю, с Богом и до моря можно… Труженики наши люди-рыбаки… Бывает в непогоду, в ненастье.. волны… бури… а они все это несут и творят доброе дело… — рыбку добывают… Молимся, просим, чтобы Господь помог миру избавиться от страшного недуга и военных действий. Старички умирают, а молодые не держатся, уходят, да и редко посещают храм Божий, кто остался из молодых…”(12)
“Когда батюшка приехал, — делится своими воспоминаниями духовное чадо старца Валентина Алексеевна, — на острове не было ни одного деревца. Он поедет в Почаев, привезет липы, из Киева — каштаны, в Тарту дали жасмин, откуда-то достал саженцы яблонь. Глядя на него, и мы стали около домов яблони сажать. В жару берет два ведра и бегом на озеро за водой. Нас-то всех подымет: “Идем, Валюшка, и твои яблоньки пить хотят”. Все уж спешим гуськом с ведрами к озеру, а он все бегом, бегом, скорее всех. Забежит — выльет, и опять в свою череду. Все бегом, с шутками, как усидишь? Так и засадили остров. А уж кладбище-то он сам. Как батюшка приехал, так и остров изменился”.
Остров изменялся не только внешне, но и внутренне, духовно. С любовью и терпением учил отец Николай, что главное не здесь и не сейчас, а там, в будущей жизни, и каждая маленькая победа над собой, над суетными греховными обычаями мира — это шаг к блаженной будущей жизни...
Аннушка, духовное чадо батюшки, собралась в город к врачу. С собой, как знак благодарности, взяла бутылку шампанского. Батюшка догнал на пристани, закричал: “Разбей, Аннушка, много тебе грехов простится…”
Как-то пришли к батюшке два молодых мужчины, обоих Николаями звали. Исповедались, причастились и собрались на материк, в город. Батюшка им: “Никуда не уезжайте, утонете!” Не послушались, поехали. Лодка перевернулась, и оба утонули. “Почему так с ними произошло? — спрашивают батюшку. — Вот Николай (это об одном из погибших) единственный сын у отца с матерью. Сколько ж родителям печали будет?” А батюшка: “Они готовились, они молились, они постились, они исповедались, они причастились, они очистились — будут теперь в Царствие Небесном. А если бы еще пожили, только Бог знает, что с ними бы еще стало. Мы здесь временно, всего лишь в гостях, а там — блаженная вечность!”
“В конце восьмидесятых годов, — вспоминает житель города Пскова Владимир (незрячий), — я только-только начал приходить к вере. Именно тогда и услышал, что живет недалеко от нас, на острове Залита, необыкновенный старец о. Николай. Очень захотелось у него побывать. Спаси, Господи, мою знакомую рабу Божию Феодосию за то, что согласилась она меня сопроводить в этой поездке. Мне сложно передать те ощущения, которые довелось мне испытать при первой встрече; самые подходящие слова — умиротворение и благодать, такие сильные, что даже вопросов задавать не хотелось. Уж не помню сейчас, о чем тогда спрашивал, но впечатления остались такие сильные, что впоследствии меня непреодолимо влекло к батюшке. Я использовал каждую возможность к поездки и бывал у батюшки три-четыре раза в год. Батюшка хорошо знал меня, всегда встречал ласково, дергал за вихры, спрашивал: “Как живешь?” Часто говорил: “Какой ты счастливый, что ничего не видишь”. Помню, много лет назад приснился мне такой сон. Будто нахожусь я в келье у о. Николая и он спрашивает меня: “Что у тебя случилось?” — “Да вот, — говорю, — батюшка, курить не могу бросить”. (Действительно, уже долгое время я пытался бросить курить и никак не мог). Батюшка берет меня за правую руку и подносит два мои пальца, — указательный и средний, — к своим губам и удерживает их так некоторое время… Удивительно, но я проснулся уже с уверенностью, что бросил курить. Тяга к сигаретам совершенно пропала. Вот так, благодаря батюшке, эта пагубная привычка оставила меня. До сих пор я сохраняю в себе образ батюшки; часто слышу, как его голос читает во мне Иисусову молитву. Не знаю, чтобы было со мной, если бы не встретил я на своем пути о. Николая. Только благодаря ему стал я по-настоящему православным, внутренне распрямился”.
“Я служил в Дновском районе в Белом, — рассказывает протоиерей Олег Тэор, — храм там был холодный, не было печек, и о. Николай прислал в подарок свою рясу из шубы, пуговицы на ней были деревянные. Прислал также лампады самодельные, сам он для них плел цепочки. Отец Николай много молился, вел жизнь соответствующую православным правилам, от души любил всех, жалел, смотрел на душу человека, не важно кто это — начальствующий ил подчиненный. Поэтому к нему люди и тянулись.
Рассказывали мне такую историю. В Ленинградской Семинарии как-то пропал один семинарист. Его товарищи разыскивали его повсюду, но безуспешно. Тогда трое из них приехали к о. Николаю. Старец выслушал и говорит: В вашем храме, в Академии, есть икона Божией Матери “Взыскание погибших”, отслужите перед этой иконой три молебна, тогда ваш товарищ и отыщется. Семинаристы тут же отправились обратно, думая, что это благословение исполнят без всякого труда. Однако иконы этой найти в храме не могли. Даже служащие священники ничего не знали про образ “Взыскание погибших”. Прошло еще день или два, один из семинаристов, выполняя какое-то послушание в алтаре, на дальней полке, на которую составлены были старые иконы, неожиданно увидел тот самый образ Богородицы. Удивлению его не было предела. В Семинарии про икону эту все уже забыли, а о. Николай знал! Молебны сразу же были отслужены, а уже на другой день поступили известия о их пропавшем товарище, который, слава Богу, был жив и вскоре вернулся к месту учебы”.
“Я хочу рассказать о моей первой встрече с о. Николаем, — делится воспоминаниями жительница г. Пскова Наталья. — Это случилось двенадцать лет назад. Тогда я еще только-только вступала на порог Церкви. Было мне в ту пору двадцать шесть лет и, конечно, та благодать, которую Господь дарует новоначальным, влекла меня разными путями познавать нашу веру. Услышала я и про старца Николая. Не упуская первой же представившейся возможности, поехала к нему за благословением и наставлениями.
Меня чрезвычайно впечатлили его необыкновенные простота и доброта, его лучистый, глубокий взгляд. Батюшка так просто отвечал на все вопросы, как будто ему было все открыто. Иногда ответ его был иносказательным, в стихах, например. Напоследок, я решила спросить о моем отце, который в то время был некрещеным и к вере относился иронически, как говорится — был атеистом. И вот я спросила у батюшки, как за отца молиться? А он мне в ответ говорит: “Не волнуйся, твой отец будет крещеным, все будет хорошо”. В тот момент для меня это показалось просто успокоительными словами, не более. Молиться я, конечно, за отца продолжала, чтобы Господь просветил его и привел к вере, но по маловерию сомневалась, что сбудется то, о чем я прошу. Это казалось мне несбыточной мечтой. Однако пути Господни неисповедимы… Полтора года назад моя мама сообщает мне по телефону ошеломляющую новость: мой отец крестился, причастился и даже согласился венчаться, что и свершилось спустя два месяца после крестин. Ощущение чуда не покидало меня несколько дней. С трепетом вспоминала о том, что батюшка Николай предсказал все это много лет назад; тогда, когда даже думать об этом казалось несерьезным. Но это нам, а отец Николай уже тогда прозрел столь важное для моего отца, да и всей нашей семьи, событие”.
А вот рассказ жительницы г. Пскова Елены. “Летом 1995 года врачи посоветовали моей дочери, перед поступлением в школу, удалить аденоиды. Дочка очень боялась и категорически отказывалась. Я и сама пребывала в неуверенности, думая, что может быть не стоит зря мучить ребенка, ведь аденоиды могут вырасти вновь? Чтобы разрешить все сомнения, мы вместе с дочкой, поехала к о. Николаю. Главным было узнать: делать ли операцию? Батюшка выслушал нас и тут же благословил операцию делать, помазал нас маслицем и сказал дочери: “Не бойся!”
Мы сдали анализы. Когда пришли за результатами анализа крови, медсестра сказала: “Какой высокий у девочки гемоглобин, как у взрослого человека. Наверное, отдыхала в деревне у бабушки?” Я ответила: “Да нет, мы в городе были, у нас и деревни-то нет”.
В назначенный день мы пришли в больницу, отдали медсестре документы, а она сказала: “Сегодня мест нет, приходите завтра”. Дочь, как услышала это, тут же расплакалась: “Нет, хочу сегодня на операцию”. На что медсестра удивилась: “Впервые вижу, чтобы ребенок в таком возрасте сам хотел, чтобы ему делали операцию”. Когда все завершилось, медсестра предупредила, что может быть температура и посоветовала: “Если это будет, обратитесь к врачу”. Но температуры не было, по батюшкиным молитвам, все прошло и завершилось на удивление благополучно.
Мне предстояла операция по удалению желчного пузыря. По заключению врачей, там образовался конгломерат из камней размером в шесть сантиметров и иным образом вылечиться было невозможно. Я боялась полостной операции: годы ведь не молодые, а операции у нас в городе делали по старинке. Решила причаститься и съездить к батюшке Николаю за благословением. Приехала как раз к началу литургии. Храм был полон паломниками. Батюшку после окончания службы окружили плотным кольцом, не давали ему прохода, каждый хотел задать свой вопрос. Мне было никак не подойти и только в притворе я, оказавшись у батюшки за спиной, негромко спросила: “Батюшка, благословите ли мне делать операцию?” Отец Николай резко ко мне обернулся и сказал: “Операцию делай, не откладывай и еще записочки писать мне будешь”. Эти слова меня очень укрепили и обнадежили. “Все будет хорошо”, — уверилась я.

В больничной палате нас было четверо. Ожидая полостной операции, я все-таки переживала: очень не хотелось, чтобы резали. Вдруг мне сообщают, что будут делать операцию с помощью новейшего оборудования, без всяких разрезов, а с помощью прокола. Я очень удивилась (и мои соседи по палате тоже), потому что такая операция, как правило, делалась за деньги, мне же предложили сделать ее безплатно. Врач, правда, предупредил, что могут возникнуть проблемы, т. к. конгломерат большого размера, тогда все равно придется резать. К счастью, по батюшкиным молитвам, все прошло без всяких осложнений и, к удивлению всех соседей по палате, на четвертый день меня выписали домой. Находясь в больничной палате, я видела, как тяжело переносили больные последствия полостной операции: часто, увы, имели место многочисленные осложнения. А записочки с вопросами, когда к батюшке уже не пускали, я действительно писала много раз...”
Однажды сам батюшка рассказал одному из своих гостей(13) занимательную, но, одновременно, и поучительную историю. О том как покаялся кот Липа. Дело же вышло такое. Кот тогда был еще совсем молодым, падким на шалости и, конечно же, до охоты. Пташек во двор залетало много. Липа как-то изловчился и поймал одну прямо налету. Долго раздумывать не стал: съел и дело с концом. Батюшка к происшедшему отнесся серьезно, обстоятельно разъяснил провинившемуся коту в чем его неправота и наказал наперед больше так не поступать. Липа жмурился, виновато кивал головой, словно прощения просил — каялся. К слову сказать, не лицемерно: с тех пор ни одной пташки Божией Липа не обидел — рыбкой обходился. И более того, когда некая доверчивая пенка свила во дворе гнездо, да так низко, что вызвала соблазн у соседских котов, Липа самоотверженно встал на защиту и ее самой, и потомства. В обиду новых соседей не дал. Такое достойное похвалы послушание! Вот вам и безсловесная тварь!
Насколько глубоки были прозрения о. Николая! Насколько безупречно точны были его духовные суждения и советы! Как ни скромен был старец и как ни скрывал свои благодатные дары — не заметить их было невозможно! Выслушивая рассказы духовных чад о. Николая — и священников, и мирян, — не перестаешь дивиться этому и сокрушаться о том, сколь много можно было бы еще почерпнуть из этого бездонного кладезя благодатной божественной силы! Увы, человек лишь предполагает, а Бог располагает и Сам решает, когда отъять от нас праведника и забрать в селения горнии Свои. Но для духовных чад о. Николай и сейчас по-прежнему пребывает рядом; они испрашивают его молитв и в воспоминаниях о нем черпают силу для преодоления претрудностей жизненного пути…
“Летом 1976 года я приехал в Самолву к своему давнему знакомому по обществу свт. Игнатия (Брянчанинова) о. Владимиру Цветкову, — вспоминает протоиерей Георгий Ушаков (г. Псков). — У домика, на скромной скамеечке, рядом с о. Владимиром, сидел незнакомый мне пожилой седовласый священник. Я подошел под благословение. Отец Владимир улыбнулся и сказал:
— Вот о. Николай, благословись у него.
Благословив меня, о. Николай протянул руку к моему лицу, но не коснулся, после чего сказал:
— Лицо-то у вас благодатное.
Я скептически улыбнулся, на что о. Николай вполне добродушно произнес:
— Ну, да-да, борода Авраама, а душа-то хама.
Прозвучало это вовсе не обидно, тем более я понимал, что это общеизвестная пословица, касающаяся всех. Я рассказал, что готовлюсь к принятию священства.
— Ну, да-да, это хорошо, вы много принесете пользы людям.
Я сразу обратил внимание на не совсем обычный говор о. Николая. Выговаривая слова, он особенным образом, нарочито четко выговаривал согласные. Рассказывали, что после смерти мамушки о. Николай очень скорбел и сильно занемог, так что и “хотяши умрети”, были у него мысли покинуть остров Залита. Но Господь все устроил, старец выздоровел и продолжал подвиг своего служения на прежнем месте.
Как-то о. Николай рассказал мне о своей семье. “У нас было четверо братьев. Однажды отец, обращаясь к нашей маме, сказал про меня: “Этот тебя доглядит...” Мамушка у нас была кроткая, а отец крутого нрава. Как-то ехал он на телеге с большой поклажей. На мосту встретилась ему бричка, в которой сидели священник и какай-то важный господин. Запросто не разъехаться. Отец дорогу уступать не стал, вышел и перетянул хлыстом впряженных во встречную бричку коней…” Надо сказать, что и о. Николай обладал сильным волевым характером. Он умел быть строгим к другим, но еще более — к себе.
Примерно через год, в 1977 году, я побывал на о. Залита. Добирался через Толбу. Помню, как поражен был необыкновенными местными пейзажами, так что то и дело останавливался, чтобы сделать зарисовки: и пасущихся на берегу коней, и заросшие камышом протоки, и плавающих в них гусей. Между делом, договорился с лодочником насчет переправы. Остров встретил меня тишиной и спокойствием. Не торопясь, дошел до храма и, заглянув в просфорню, справился, где батюшка? Но батюшка вдруг появился сам, мелко семенящей походкой он приблизился ко мне и ласково приветствовал. Сразу пригласил к себе в домик и усадил за чаек. Позже поделился радостью. “Вот, — сказал, — Антонинушка (работала в те годы в епархиальном управлении, — прим. И.И. ) отпечатала мне книжку”. Раскрыл. И я увидел название: “Слово жизни”. Отец Николай сел за фисгармонию и запел трогательным тенорком:

“Сердцу милый, вожделенный
Иерусалим, святейший град,
Ты прощай, мой незабвенный,
Мой поклон у врат…”

Лицо о. Николая светилось глубокой духовной радостью. Мне удалось рассмотреть эту рукопись — собрание духовных стихов и песнопений разных авторов, в том числе и самого о. Николая. В середине девяностых она была издана, и теперь книга “Слово жизни” горячо любима многими православными людьми.
Через много лет, примерно в году 1997, я приехал на остров со своим помощником. Безпрепятственно мы подошли к самому крылечку батюшкиного домика и вдруг услышали, как за дверкой в коридорчике батюшка тихохонько поет:

“Сердцу милый, вожделенный
Иерусалим, святейший град…”

Да, это были те самые слова духовного стиха, которые о. Николай пел мне двадцать лет назад. Помню, что это поразило меня в самое сердце. Дверь открылась и со словами “ну, что, мои драгоценные?”, пред нами предстал о. Николай. “Який гарный хлопец”, — обратился он к моему помощнику и поздоровался с ним по-украински. Надо сказать, что мой помощник имел предками и украинцев, и немцев. Далее батюшка приветствовал его по-эстонски. “Холодно-холодно, батюшка”, — улыбнулся я. “Zu lernen, zu lernen, aber nicht zu arbeiten”,(14) — сказал вдруг о. Николай уже по-немецки. И это, надо отметить, было сказано в самую точку.
Мне рассказывали, что одна женщина спросила о. Николая, как относиться к Григорию Распутину и следует ли почитать его, как святого? Старец в ответ сам спросил ее: “А тебе что, мало двенадцати томов святителя Димитрия Ростовского?”
Был у меня в жизни трудный период. Из-за ряда неблагоприятных событий мое духовное состояние пришло в некоторое расстройство, одолевало уныние. Я написал письмо о. Николаю. Прошло некоторое время. Я, готовясь к службе, находился в алтаре. А как совершать богослужение, пребывая в таком удрученном внутреннем состоянии? И вдруг прямо в алтарь мне передают письмо от батюшки, полное добрых, теплых слов утешения — самых необходимых и нужных в тот момент…
В каждый свой приезд на остров к о. Николаю я отмечал, что с приближением к дверям домика старца, все проблемы каким-то странным образом рассеиваются и исчезают. Только что шел с целым ворохом вопросом и вот уже нечего спрашивать. В обращении о. Николая с людьми не было ничего слащавого, неискреннего. Отец Николай любил пошутить. Его шутки и образные обличения были естественными и совсем не обидными. Свойственный ему от природы добрый юмор разрушал все преграды в общении. Такой не несущий в себе обиды юмор, как мне кажется, есть признак духовного здоровья. Но самое главное, что являлось неотъемлемой частью жизни о. Николая — это непрестанная внутренняя молитва; молитва благодатная, преображающая и его самого и окружающих его людей”.
“К нам в Снетогорский монастырь Рождества Пресвятой Богородицы приезжало много паломников из духовенства, — рассказывает иеродиакон Давид (Темнеков). — Некоторые имели насущную необходимость побывать у старца Николая для разрешения различных духовных и жизненно важных вопросов. Летом 1999 года, за неделю до праздника Одигитрии, я сопровождал в поездке на остров иеромонаха N.. Тот имел намерение перейти в Псковскую епархию и хотел взять на это благословение у старца. Из Толбы мы плыли на лодке. Когда вышли на озерные просторы, N. почему-то обратил внимание на развалины храма на о. Белов (Верхний). “Что это?”, — спросил он. Я объяснил, что это все, что осталось от Петропавловского Верхнеостровского монастыря, основанного прп. Досифеем Верхнеостровским в XV веке. Удивительно, но N. как-то сразу загорелся мыслью попасть именно на этот остров и заняться возрождением монастыря. И весь оставшийся путь он делился со мною только что возникшими планами. У домика о. Николая толпилось много паломников. Батюшка стоял во дворе за заборчиком и отвечал на так и сыпавшиеся на него вопросы. Подошла очередь иеромонаха N., он продозвал меня и спросил у батюшки, можно ли ему вместе с иеродиаконом Давидом (т.е., со мной) заняться возрождением Верхнеостровского монастыря. Ответ батюшки был совсем неожиданным. Посмотрев на нас, о. Николай сказал: “Поменяйтесь местами. Ты (он указал на иеромонаха N.) возвращайся в свою епархию, а ты (это уже мне) бери благословение у Владыки на возрождения храма”. N. почему-то не удовлетворился таким батюшкиным благословением и отправился к Владыке. Но тот даже не стал с N. разговаривать и велел ему возвращаться к прежнему месту служения. Вот, что значит нарушать благословение старца. Через некоторое время, по молитвам старца, Владыка благословил меня начать работы по восстановлению Петропавловского храма. Помню как сейчас руины, разрушенные стены, внутри повсюду растут деревья… Но, с Божией помощью, работа пошла, и дело быстро сдвинулось с места… Через некоторое время возникла идея построить скит. Владыка одобрил и благословил. Поехал к о. Николаю, чтобы заручиться его святыми молитвами и благословением, но к старцу меня не пустили. Тогда я обратился к главе волости Полетаеву и попросил помощи. Тот имел свободный доступ в домик о. Николая и в свой очередной приход передал батюшке мою просьбу. Отец Николай перекрестился на иконы и сказал: “Слава Богу”. Думаю, это и было благословением, потому что все наши планы успешно воплощаются в жизнь. На сегодня восстановлен нижний придел в честь прп. Досифея (криптовый храм), отреставрирован верхний большой придел в честь Одигитрии. Не взирая на то, что, по благословению Владыки, послушание по дальнейшему возрождению Верхнеостровского монастыря возложено теперь на другого человека, думаю, что молитвы и благословение отца Николая помогут довести дело до полного благополучного завершения”.
А вот воспоминания о старце иеромонаха Иннокентия (г. Псков): “Осенью 1994 года я впервые приехал во Псков, чтобы побывать у о. Николая. На озере только что встал лед и добраться до острова было невозможно. Я остался работать в монастыре Рождества Пресвятой Богородицы, что на Снятной горе. Когда лед окончательно встал, поехал на остров Залита. Меня волновал вопрос дальнейшего выбора жизни: заводить ли мне семью или принимать монашеский постриг? При встрече я спросил о. Николая: во сколько лет мне жениться? Батюшка ответил так: “Можно жениться в 23 года, но хорошо бы тебе стать монахом”. В ту пору мне было 21 год. Через два года, когда я уже был пономарем у о. Филагрия в Боровике, 16 августа, в день моего рождения, приехал Владыка Евсевий. “Собирайся, — сказал, — Сережа, на Преображение будем тебя рукополагать во диакона”. Услышать это было для меня странным и удивительным, т. к. к Владыке по этому поводу прежде я не обращался. Это было исключительно его воля. Я, конечно же, испугался и сразу решиться на такой шаг не смог, на это мне понадобилось несколько месяцев. И вот 21 февраля, в день вмч. Феодора Стратилата, я прибыл к о. Николаю, чтобы взять благословение на принятие священства. Кроме меня у батюшки посетителей не было День тот, помню, выдался морозный, но о. Николай полчаса простоял со мной во дворе. До того все мои беседы со старцем были краткими: “Помоги Господи. Бог благословит”, а в этот раз он очень долго со мной разговаривал, как бы прилагая усилия, чтобы меня успокоить и воодушевить пред столь ответственным жизненным шагом. Я рассказал о приезде Владыки и о его словах. Батюшка же мне ответил: “Ну вот, в Прощеное Воскресенье будешь прощаться с миром”. И это исполнилось. Именно в этот день, 9 марта, меня рукоположили во диакона, а через неделю, 16 марта, — во иерея. Буквально через месяц, к концу Великого поста, состоялся и монашеский постриг. После чего, меня поставили в Мирожский монастырь исполняющим обязанности настоятеля.
К сожалению, больше такой обстоятельной беседы со старцем у меня уже никогда не было. В последние годы к батюшке мне ни разу попасть не удалось: не пускали. Сегодня выпускаются кассеты, где говорится, что к батюшке открыт был доступ для всех, но это не так. Кого-то может быть и пускали, но круг этих людей был ограничен, и каким образом он определялся, я не знаю”.
“Первый раз я приехала к отцу Николаю в 1988 году, — вспоминает жительница Санкт-Петербурга Надежда. — У меня тогда погиб муж и меня интересовал вопрос: убили его или он умер своей смертью. Батюшка благословил меня и ответил так: “Тебе этого не нужно знать”. Ответ меня, честно сказать, не удовлетворил. С этой мыслью я и вернулась домой. И вскоре с тем же вопросом поехала к Любушке в Сусанино. И что самое удивительное, она ответила мне также, слово в слово. Дочке тогда было три с половиной года. Воспитывать ее одной стало делом неимоверно трудным. Вскоре я опять поехала к батюшке и спросила: “Можно ли мне, если встречу хорошего человека, выйти замуж, так как воспитывать дочку одной тяжело?” Батюшка ответил: “Если выйдешь замуж, муж будет пить и будет бить. А бить будет по левой стороне, а это знаешь как больно?” С той поры вопрос о замужестве для меня закрылся.
Прошло время, и у нас возник вопрос о расширении квартиры. Дочка подрастала и ютиться на наших скудных метрах стало очень неудобно. У меня были некоторые ценные вещи, которые я решила продать и использовать вырученные деньги на доплату за новую квартиру. Эти вещи я передала одной знакомой, которая вызвалась их быстро продать. Но шло время, ни денег, ни вещей обратно, я не получала. Поехала к батюшке. Тот говорит: “Сама виновата, сама отдала. Но ты ее не ругай, ты за нее молись”. Я спрашиваю: “Так как же я поменяю квартиру, у меня ни денег, ни вещей?” А он: “Поменяешься, поменяешься”. Я уехала в недоумении: как, мол, это поменяюсь, с чего вдруг? Но вскоре все действительно благополучно разрешилось — именно так, как говорил батюшка. Моя престарелая тетушка, которой требовался уход, согласилась съехаться с нами в одну квартиру. Так и сделали. С тех пор, по батюшкину благословению и благодаря моей тетушке, — Царство ей Небесное, — мы живем в просторной благоустроенной квартире.
Безчисленное количество раз помогал нам батюшка. Все в нашей жизни было связано с его благословением и молитвой. Дочка ли заболеет, я ли — звоню на остров Залита батюшке, и все тут же чудесным образом разрешается.
Дочка выросла, и мы задумались, куда ей поступать учиться? Батюшка благословил идти по медицинской линии, в медицинское училище , а потом, когда освоится, поработает — и в институт. По батюшкиным молитвам, все так и получилось. Дочка поступила в училище, окончила, работает по специальности и со временем, даст Бог, поступит в медицинский институт.
Однажды я поделилась с батюшкой радостью, что часто бываю на острове Залита и имею возможность с ним общаться. А он в ответ: “Да, если бы не мамочка ваша, — она сейчас в Царствии Небесном молится за вас, — так вы бы на остров Залита и не попали…”
Батюшка задолго до своей смерти, еще до 1999 года, когда его не стали выпускать, говорил: “Я буду в тюрьме”. Мы не могли тогда понять, в какой же это тюрьме он будет? И только теперь поняли, о чем шла речь: ведь, действительно, три года его не выпускали — вот какая была у него тюрьма!”
“В 1980 году я перешла на работу в епархиальное Управление. — вспоминает жительница г. Пскова Евгения Петровна, — С прежнего места работы меня долго уговаривали вернуться, обещали прибавку зарплаты и большую пенсию. В это время в епархии частенько бывал о. Николай. Владыка Иоанн его очень любил и уважал. Да и все окружающие почитали о. Николая. Как-то мне сказали: “Подойди к батюшке, спроси у него какая Божья воля насчет твоей работы, чтобы тебе не метаться. Батюшка этот прозорливый”. Я, еще не зная тогда батюшку Николая, подошла и спросила. “Оставайся работать в епархии”, — сказал он.
Много лет спустя я сильно заболела. На работу долгое время ходить не могла. Возникали даже мысли о смерти. Поехала на остров к батюшке, узнать, что делать? Стала ему жаловаться на здоровье. А он в ответ: “Ваших гробов не вижу, идите на работу!” Приехала я в епархиальное Управление, пошла к Владыке и передала наказ о. Николая. Владыка выслушал и говорит: “Что ж, выходи на работу”. Я приехала домой. Думаю, что ж я такая больная пойду работать? Посижу еще месяц дома, а потом уж и пойду. День, второй сижу, и так вдруг душа заболела. Что ж, думаю, я батюшкино благословение-то нарушаю? Нет, надо идти. Так и сделала. За делами, за работой болезнь как-то забылась и отошла от меня. А батюшка потом сказал мне, что торопил меня потому, что мое место могли занять.
Сидели мы как-то с батюшкой на лавочке возле его домика. Я ему говорю: “Как хорошо, батюшка, что вы даете всем духовные советы, наставляете, молитесь за всех”. А он: “Да это не я делаю, это все Господь!”
Игумен Иоанн, настоятель храма в п. Павы, как-то рассказывал об одной своей поездке к о. Николаю. Зашел он к батюшке в келью, а тот держит на руках кота, да все его ругает. И ленивый де он, и чревоугодник, и то делает не так, и это. Игумен Иоанн слушал, слушал, да вдруг и понял, что ни коту все это батюшка говорит, а ему. Это он сам — и такой и этакий, и то делает не так, и это…”

Место средостения неба и земли
(Воспоминания игумена Романа (Загребнева)) (15)

Остров Талабск, или, как его называли в советское время, — Залита, в честь революционера и коммуниста, стал местом средостения неба и земли, Ангелов и человеков. Именно здесь Господь открывает Своим дивным Промыслом Свой горящий и пламенеющий на свешнике Святой Церкви светильник, чтобы он светил не только тем, кои молятся Богу в храмах Божиих, но и тем, иже в храме не суть. Ибо милость Божия неизреченна, она хочет довести до сознания всех людей, что смысл жизни не в том, чтобы наслаждаться благами сей временной жизни, брать все от нее, причем не в пользу, а во вред, но есть высшая цель богоугождения и блаженного соединения с Ним еще здесь, на земле, прежде наслаждения благами в будущей безконечной жизни. Господь и являет таких светочей благочестия, чтобы всем благовестили они о Боге и Его благодати. Чтобы все могли видеть их свет и познавать Виновника всего существующего — Господа Бога, научались тонко размышлять о смысле жизни и ее назначении. Бог хочет, чтобы все веровали правильно, по православному, ибо оно гарантирует спасение, и только оно. Великое дело прожить жизнь и не ошибочно хранить веру правильную, спасительную, Богом данную. В противном случае, судите сами, как будет не по нас, когда скажет Судья на Страшном суде: “Отойдите от Меня, делатели неправды, Я вас никогда не знал”. Бог хочет, чтобы могли креститься Крещением водным, научаясь жить так, как требует Крещение, а в итоге получить спасение вечное во Христе Иисусе. Вот и дарует Господь для всех людей таких светильников, чтобы, видя святую жизнь их, они прославляли Отца Небесного и на Страшном суде чтобы не говорили: “Я не знал веры и как я мог знать!”
К старцу притекали за наставлением и разрешением различных недоумений и вопросов даже из монастырей Русской Православной Церкви. Да и нет храма в России, где не знали бы его и не подвизались бы по его святым молитвам на своих местах. Он вмещал в свое сердце людские скорби и страдания, с особою нежною любовию встречал и провожал всех притекающих к нему и пламенно молился за всех людей и за весь мир.
Громогласно об этом не скажешь и не объяснишь, но люди, сами на себе испытавшие силу молитвы, свидетельствуют о сем и в тихой радости благодарят Господа и дивного старчика. Последними словами любвеобильного старца были слова: “Берегите пасхальную радость! Христос воскресе!” Этими словами старец как бы засвидетельствовал итог своей веры, ибо если бы Христос не воскрес, то была бы напрасной вера наша, как говорит апостол Павел.
Знаменательно то, что день кончины батюшки совпал с днем крещения в 1904 году святого мученика царевича Алексея, а следующий за ним — с сороковинами убиения в 1918 году святых царственных страстотерпцев и мучеников: царя Николая и его Августейшей семьи. А ведь их так любил и почитал почтенный пастырь и очень многое сделал для их прославления.
Незадолго до кончины на вопрос о русском царе старец отец Николай сказал: “Царь грядет!”
У батюшки учились все, кому посчастливилось его знать, слышать его советы и беседовать с ним в благословенные минуты. Он был наставником от Бога, прозорливцем сокровенного, пред ним не существовало тайн. Он ласково встретит, улыбнется, пропоет что-то назидательное, а потом умно опустит глаза и помолится Господу Богу, Который давал полную сводку дел и поступков пришедшего. К нему ехали выплакать свое горе, рассказать, как они больны душевно и телесно, открыть свое сердце, как оно изъязвлено грехами... Люди часто ждали благодатного исцеления от своих болезней и просили его молитвенной помощи и предстательства пред Величеством Божиим. “Уход такого нужного и незаменимого человека — великая трагедия и невосполнимая потеря не только для родных и близких батюшки, но и для всех его духовных чад, — сказал Святейший Патриарх Алексий II. — Просто по-человечески жаль, что в нынешней жизни более не представится возможности увидеть батюшку и обратиться к нему, как к дорогому и близкому сердцу человеку за советом, за духовной поддержкой и молитвой к Богу”.
Покойный митрополит Псковский и Порховский Иоанн (Разумов) обращался к старцу с титулом “Ваше высокоблагословение” и разрешал все важнейшие вопросы духовной жизни только у отца Николая Гурьянова.
И вот все мы осиротели, потеряли — самое веское, самое безценное, самое невосполнимое.
Тропочка к Вашей могилке не зарастет травкой, радость наша! Молитвочки наши, хотя несовершенные и слабые, о Вас, дорогой батюшка, не прекратятся!
Теперь только остается обратиться к дорогому батюшке с просьбой, чтобы не оставлял нас в стране вечного утешения: “Праведный отче наш Николае, моли Бога о нас!” Вечная память тебе, родной наш батюшка! Не забывай нас там, в стране безлетного пребывания. Вечная тебе память!

* * *

Как-то приехал я на остров Залит и направился прямо ко храму Божию, чтобы поклониться святыням храма: Смоленской иконе Божией Матери, называемой “Одигитрией”, то есть Путеводительницей. Батюшка очень чтил этот образ, благоговел пред ним. Еще там есть образ Святителя и Николая Чудотворца, местного покровителя и молитвенника. К моему счастью храм был открыт. Войдя в него, стал прикладываться к чтимым святыням, вдруг слышу ангельский голосок из алтаря, вопрошающий:
— Кто там?
— Я, — говорю, — батюшка, да это я, Роман, игумен-неразумен, наверное больше всех вас безпокою, простите уж меня.
— Ну, милости просим, войди сюда-то, Романушка, да приложись к престолу-то.
Быстро я отбил поклоны земные, приложился к престолу, еще раз поклонился и увидел батюшку, находящегося по правую сторону от престола и что-то перекладывающего.
— Чем же вы занимаетесь, дорогой батюшка, в райском уединении?
— Да вот, просушиваю все те одежды, в которые меня оденут, когда умру!
И я воочию вижу открытый чемодан, а рядом чистый-чистый большой льняной плат, наподобие простыни, на котором были положены все священнические одежды: тут и фелонь белого цвета, епитрахиль, поручи, набедренник, палица, Евангелие и крест.
Недалеко от Евангелия, в полуразвернутом состоянии лежала разрешительная молитва. Пока я все это рассматривал, батюшка отчетливо, не торопясь, глядя на свои облачения, стал говорить нравоучительное наставление: “Прошел мой век, как день вчерашний, как дым промчалась жизнь моя. И двери смерти страшно тяжки, уж недалеки от меня. Вы простите, вы простите, род и ближний человек. Меня, грешника, помяните, отхожу от вас пока не на век!”
— Дорогой батюшка, — говорю я, — зачем же люди упиваются, гордятся, модничают, объедаются, увеселяются и безобразничают, теряют на пустоту столько драгоценного времени, — одним словом тешат диавола — коль такая лежит тайна. Тем более, впереди встреча с Богом, и обязаны будем ответ держать пред Ним за всю свою жизнь, за все поступки, дела, мысли и желания!
— О, как страшно, Великий Боже!
Батюшка внимательно смотрел на все перед ним лежащее и поучался тайным урокам смерти. И я понимал, что они самые высокие, необходимые, нравственно-воспитательные и полезнейшие для жизни! “Пришедшей же смерти сия вся потребишися!..”
“Пришли в этот мир мы нагими, нагими опять отойдем… ничто мы в сей мир не вносили, и с собой ничего не возьмем!” Не зря же пишет Сын Сирахов в Библии полезные слова для человека: “Помни последняя твоя и во веки не согрешишь!” И это, когда поразмыслишь, ужасно поразительное поучение, ведь, что греха таить, забываем, кружимся в вихре суеты, суетимся, неуравновешенно ведем себя, а ведь жизнь-то сокращается и сокращается. Каждая минута и секунда сокращает жизнь нашу и приближает нас к смерти. Каждая секунда нашей жизни тихо и спокойно приближает нас к благословенному исходу из сей жизни.
Вечность, ад, суд и рай — незаменимые и самые замечательные уроки, напоминающие нам о грядущем, то есть о смерти. Вот такие мысли промелькнули у меня, когда смотрел я на отца Николая.
— Не хотят люди знать этого, — сказал отец Николай, — а ведь как страшно. Об этом Преподобный отец Серафим Саровский говорит: “Если бы люди знали, что ожидает нас в будущей жизни, то хотя бы по шею сидели в червях, которые пили бы нашу кровь и грызли наше тело, и тогда даже бы не сказали, что им это трудно!”
Постоял рядом с батюшкой, поразмышлял о полезном и вдруг слышу вопрос от него:
— Помру-то, приезжай!
— Да как же иначе-то, дорогой батюшка? Но живите, живите и еще раз живите, наш добрый пастырь! Многая вам, многая, многая и благая лета!

* * *

Однажды приехали на остров, зашли в сторожку, что напротив храма, к алтарнице матушке Анастасии (ныне покойной). Поинтересовались, где сейчас батюшка? “Посидите трошки, чай сам придет”, — успокоила та. И тут открылась дверь
и вошел батюшка.
— Да хранит вас милосердие Божие, — сказал, весело улыбаясь и благословляя нас. Усадил он нас по правую и левую стороны от себя и начал мирно с нами беседовать. Во время этой трогательной и задушевной беседы разрешались многие наши вопросы. Нам уж показалось, что все вопросы исчерпаны и пора бы отпустить трудолюбца-старца для встреч с другими паломниками. Вдруг о. Николай обращается к моему соседу и говорит:
— Вот ты сейчас пойдешь, сядешь в ракету, опустишь руку в карман и найдешь там записку с вопросами, которые написал своей рукой дома и позабыл их разрешить.
Мужчина всплеснул руками, хлопнул себя по лбу и достал действительно забытую в кармане записку. Позже, со слезами на глазах, он благодарил батюшку, разрешившего все его вопросы.
И это часто случается с теми, кто стремится побеседовать с дорогим батюшкой. Лишь увидишь его, и невидимое благодатное облако покроет тебя, так что вдруг разом покажутся незначительными или даже забудутся все вопросы, с которыми сюда ехал. Да, пребывание у батюшки проходит на одном дыхании любви. Невольно вспоминаешь слова апостола Петра, сказанные им в момент Преображения Господа на горе Фавор: “Господи, как нам с Тобой хорошо!”

* * *

А вот еще случай. В 1976 году скончался старчик Михаил,(16) чудный псковский блаженный. Его отпевали в Никольском храме в Любятово, здесь же на кладбище и похоронили. Место для вечного упокоения старец указал загодя сам: так как он очень любил матушку монахиню Тавифу, то просил рядом с ней его и положить.
Но прошло немного времени, и родственникам матушки Тавифы отчего-то вознегодовали: не понравилось им, что рядом с ней положили еще кого-то. Они даже решили выкопать гроб старчика и перезахоронить в другом месте. Узнали об этом и дети старчика…
Больше всех переживала Екатерина, дочь блаженного Михаила. Она решила поехать к отцу Николаю Гурьянову на остров Залита, чтобы тот духовно поддержал и помолился за отца. На острове первым делом она пошла в храм. К ее счастью, шла служба. Екатерина сразу почему-то расплакалась навзрыд. Нина Тимофеевна (ныне монахиня Нила), услышав плач, сошла с клироса и, увидев Катю, спросила:
— Что случилось?
— Папу хотят вырыть из могилы и захоронить в другом месте!
И вдруг, словно легкокрылый Ангел, выходит из алтаря отец Николай и, благословляя Екатерину большим крестом, говорит:
— Не плачь, роднушечка, никто твоего папу не выроет! Будь спокойна.
Катя отстояла всю службу, а затем и панихиду, на которой слышала, как батюшка поминал имя ее папы. По окончании панихиды, батюшка вынес из алтаря просфору, благословил ею Екатерину и еще раз наказал не плакать: все будет как надо! Радостная отбыла она с острова и направилась прямо на могилу отца. К удивлению, застала там много людей — родственников матушки Тавифы. Екатерину успокоили и даже стали просить прощения. Оказывается, они одумались и решили все оставить как есть. Так по сей день и лежат рядом на любятовском кладбище блаженный Михаил и матушка Тавифа... Чудны дела Твои, Господи! Вот что может молитва старца!

* * *

Дорогой батюшка давно уже стяжал великую молитву, целый сонм добродетелей и всю свою жизнь поучался в блаженных добродетелях. Он воспитал в себе редкие качества, как-то: любовь к Богу и ближним, назидательность, простоту и доступность к нему каждого, жертвенность, милосердие и ко всем и ко всему сострадание. За такую жертвенную любовь к Богу и ближним, Бог украсил его редкостною добродетелью или, проще сказать, даровал ему дар прозорливости, который сиял в нем, как солнце. Но давно ли замечалась в нем эта божественная красота? Это известно Единому Богу, когда Он сообщил ему этот великий дар. Но мы можем догадываться по фактам. Например, игумения Варвара, управляющая и по сей день знаменитой обителью в честь Успения Пресвятыя Богородицы в местечке Куремяэ в Эстонии, раньше (будучи уже монахиней) подвизалась в Виленском Свято-Духовом монастыре. Как-то, после воскресного богослужения, состоялся сестричесский обед, вместе со всеми был и служащий батюшка, отец Николай. Во время трапезы отец Николай обращается к монахине Варваре, будущей игуменьи, с такими словами:
— Матушка Варвара, а как если будут вас сватать-то? Соглашаться надо.
— Что вы, батюшка, такое говорите? — отвечала та, — Я ведь в постриге, обет Господу дала!
Отец Николай вновь повторил свои слова:
— Матушка Варвара, а как если будут вас сватать-то, то соглашаться надо. Тогда не отказывайтесь!
— Батюшка, я много лет в монашестве, а вы такое говорите!
Чрез несколько времени Виленская монахиня стала Пюхтицкой игуменьей и вот только тогда уразумела о каком именно сватовстве шла речь за трапезным столом в Свято-Духовском монастыре. Апостол Павел говорит: “Бог наш, который был вчера, Он тот же и ныне, Он тот же и во веки”.

* * *

Однажды я спросил батюшку о приятия схимы. Батюшка сказал: “Можно, только через сорок лет”. Так я, утешенный, и в это же время приниженный и посрамленный, собрался отправиться домой. Батюшка же на прощание сказал: “Спаси тя, Господи, Романушка, милости просим к нам!”
Эти уроки, жизненные и спасительные! О, как необходимы они для жизни, особенно для закалки души и ее спасения, особенно мне они были нужны, как воздух. В народе говорят: век живи и век учись!

Батюшка, миленький, благослови!
(Рассказ Зинаиды Петровны Максимовой) (17)

В 1977 году мой сын собрался жениться, но ему нужно было благословение какого-нибудь батюшки. Как-то, возвращаясь домой с базара, я встретила Александру Петровну Васильеву, которую знала как певчую из Троицкого Собора, и спросила ее: “Может быть вы посоветуете”. А та и говорит: “Я как раз еду к о. Николаю. Поедем со мной, сразу, как есть”. А у меня в сумке три апельсина и денег всего пятьдесят копеек. Но Александра Петровна настояла и мы отправились в путь. Приехали на остров, зашли к батюшке. Александра Петровна говорит: “Батюшка, благословите”. Он ее благословил, а мне сказал: “А ты-то зачем приехала?” Я ему отвечаю: “Батюшка, миленький, мой сынок собрался жениться, благословите”. Надо сказать, что я в глаза не видела невесты, сынок сам все решил. Говорит: “Я буду жениться”. Знала только, что невеста из Москвы и здесь — на практике. Батюшка меня тогда предупредил: “Ох, это не учительница, а мучительница. Она не только сынка, а и вас-то всех замучает. Свадьбу не справлять, там не будет хороших людей”. Все и всех увидел. Я же говорю: “Батюшка, тогда ему и жениться не надо” — “Нет, — говорит, — у нее младенец ваш, она младенца потеряет, твой грех будет”. Я обо всем рассказала сыну и предупредила, что своих денег на свадьбу не дам. А сын тогда стал работать день и ночь, даже спал на заводе. Я его прошу: “Не мучай себя, а то до свадьбы не доживешь”. Жалко мне, в общем, стало сына. И так получилось, что батюшкино благословение мы нарушили и свадьбу справили. Хорошим это не кончилось. Прожили они семь лет и брак распался. Внучку, Ксюшу, я по благословению батюшки, взяла к себе и растила ее с двух месяцев.
Батюшка венчал моего сына со второй женой и сказал: “Я венчаю только ради Ксении”. Вторая внучка была не от моего сына. Батюшка как-то говорит мне: “Беги бегом, вторую забери”. Я спрашиваю: “Батюшка, она же не наша?” — “Не важно, спасай душу”. И вторую внучку растили мы с мамой, никто нам копеечки не давал. Однажды мы привезла батюшке лепточку, а он: “Не возьму. Ты сама бери эти денежки, поезжай к сватье, найдешь о чем с ней поговорить”. Поехали мы с двумя внучками. Сватья приняла нас и предложила оставить у себя вторую девочку. Так и сделали. Батюшка перед отъездом предупреждал меня: “Будет вам в обратную дорогу гостинец давать, возьми, потешь ее, чтобы скандала не было. А Ксюточке не давай и сама не ешь, дорогой выкини”. А я недосмотрела и Ксюточка сама кусочек шоколада отломила.
На обратном пути мы заехали в Загорск, в Троице-Сергиеву Лавру. И там такая беда приключилась: Ксюше в храм было не войти, плохо стало. Вышел к нам батюшка. Благодатным очень мне показался. Девочку мою всю-всю водой святой окропил и взял за ручку. “Пойдем-ка, — говорит, — дочка”. Завел ее на амвон, напротив царских врат, и опять водой окропил. “Теперь, — говорит, — довезешь ее домой, там в храм сходи, причасти, и вся эта порча пройдет”.
Умерла Екатерина, которая свечи и масло на остров возила. Батюшка говорит алтарнице храма Анастасии: “Ее заменит женщина в зеленом платочке. Как увидишь ее в храме, веди ко мне”. Так и получилось. А женщиной в зеленом платочке как раз я оказалась. Анастасия как увидела — то так ко мне подойдет, то этак. И тут меня толкнула. Я спрашиваю: “Я что, вам мешаю?” Анастасия побежала к о. Николаю: “Батюшка, она грубая”. А тот в ответ: “Да нет, это на словах, а душа у нее добрая. Вот она у нас и будет”. Так и получила я это послушание: возила на остров муку, крупу, керосин, масло. Но чтобы я одна? Помогали церковный совет, прихожане: Иван, Аполинария и другие. Как-то меня похвалили. А я говорю: “Не хвалите меня: чтобы я одна могла сделать?” И на Ивана показала. Батюшка после этого ко мне не подходит. Потом и говорит: “Нечего хвалить его, он всю награду потерял, а на небо что оставил? Сделаешь тайно — получишь явно”.
Возили мы на остров помногу: люди любили батюшку и каждый хотел послать хотя бы маленькую лепточку. Мы старались всех накормить, особенно тех, кто ухаживает за батюшкой. Кое-кто стал роптать: куда, мол, столько возят? Мы тогда с другой стороны, скрытно, к домику подходили. А батюшка утешал: “Все, что привезено, все на Престоле”. В прежние времена батюшка все тут же и раздавал, что мы привозили, особенно детям. Через наши головы передавал людям и говорил: “На седьмое небо лепта пошла”. Сам-то для себя он совсем немного использовал, а денег и вовсе в руки не брал, говорил: “Отдайте Валентинушке”. Привезла однажды я вишню, сливу и виноград и уговариваю: “Батюшка, возьми что-нибудь себе”. А он взял одну виноградинку, одну сливку и одну вишенку — “Видишь, я уже и сыт”. Остальное — людям. В последнее время не так уже было, другие лепточками распоряжались. Сами решали: кому и сколько давать. Только простых людей, так как прежде это делал батюшка, никто подарками не наделял.
Вот так я и жила: без батюшки и шагу не шагала, во всем его слушала. Когда пошла на пенсию, батюшка благословил меня работать в садике нянечкой. Проработала пять лет и заболела. Меня положили в онкодиспансер. Готовили к операции. Перед операцией отпустили домой. Дома все переделала и поехала в субботу за благословением к батюшке. “Батюшка, — говорю, — я завтра хочу причаститься, мне будут делать операцию”. — “Благословляю”. А когда собралась уходить, он меня вдруг дерг за полу. “Постой, — говорит, — смотри, у тебя две дороги: эта в землю, а эта в храм, выбирай любую”. Я в ответ: “Батюшка, если у Господа есть такая милость, пожить-то хочется”. “Давай обет, — продолжает батюшка, — что пойдешь в храм Варлаама Хутынского служить иконе Всех скорбящих Радосте и домой — ни шагу. Приди в храм и скажи: я пришла к вам жить. Там ночуй, а в воскресенье причастись и тогда только иди домой. Екатерина староста домой (в вечность — И.И.) собирается, а ты будешь на ее месте. А врачу скажи: я исцелилась, на операцию не пойду. Попроси повторный анализ. И бей земной поклон. Подумают, что ты — “того”, с головой не в порядке!” Я дала такой обет. В храме приняли мои слова за шутку, но постепенно все устроилось.
Врач сказала мне: “Через месяц уже поздно будет делать операцию, ты на грани”. Но через две недели пришел ответ на повторный анализ: все хорошо. Врач удивлялась и выпытывала: как такое случилось?
Четыре года я проработала в храме старостой, а потом в просфорне, на уборке. И батюшка все время меня вел, я без него — ничего, пустое место. Батюшка тогда еще приезжал в епархию. Иногда шутил: “Деткам скажи, сынку, я приеду, их за уши натаскаю. А Ксютке, чтобы слушала бабушку. Я ведь был у вас недавно”. “У тебя, — говорил мне, — внучка будет монахиней”. Батюшка рассказал о своей семье: “Отец как-то вышел из-за стола, обошел вокруг хлопнул меня по плечу и говорит мамушке: “Екатерина, вот тебя кто доглядит”. Не знаю каким образом, я же здоров был, а мне дали белый билет. Работал учителем, но у меня были мысли стать священником с детства”.
У нас с Иваном, который в храме трудился плотником и на прочих работах, начались сильные ссоры. Иван и говорит мне: “Или ты, или я буду работать, а вместе нам никак”. Я к батюшке, рассказала ему. Говорю: “Батюшка, он нужнее меня”. А батюшка отвечает: “А ты с ним ко мне приезжай”. Приехали. Батюшка принял нас очень хорошо. Мне поставил табуреточку рядом с собой, а Ивана напротив усадил. Я опять говорю: “Батюшка, что с меня толку, а Иван дороже для храма, он все делает”. А батюшка вдруг о другом говорит: “Зинаидушка, ой, у меня так рука замерзла, ну-ка погрей мне руку”. Я глажу, дую на нее. Батюшка: “Вот видишь, какие теперь теплые руки…” А чуть погодя нам обоим: “Ведь это вражья работа: и Зинаидушка не виновата, и ты не виноват”. А потом мне тихонько на ухо: “Ты только молчи, чтобы он не говорил, и будете работать до конца”. Как приехали, я так и старалась делать, и стали мы с Иваном по-прежнему вместе работать. Батюшка говорил, что доброе слово — серебро, а молчание — золото. Однажды перекрестил рот, чтобы больше молчала. Он и сам больше любил молчание. Как только кто-то его перебьет — он сразу замолкает.
Батюшка как-то говорит: “Ты Ивану не говори, а приближенным скажи, что за его труд Господь ему обитель на небе приготовил. Но ему лучше этого не знать, а то возгордится и награду потеряет. А ты знаешь, Зинаидушка, как врагу тошно за того, кто работает в храме? Делает и скандалы и ссоры, лишь бы только раздорить”.
Одно время батюшка всем, кто к нему приезжал, говорил: “Ко мне только с пустыми руками”. Эти слова мне передала одна монахиня. А я отвечаю: “Я ничего не возьму, только одни ягодки”. Приехала, стучусь. Батюшка подошел к окну и спрашивает: “Зинаидушка, ты с пустыми руками?” Отвечаю: “С пустыми, все оставлено, только одна клубничка”. Рассердился батюшка: “Не только около моего дома, но чтобы и на Залите твоей ноги не было! Почему не послушала?” Я не видела батюшку месяца два. Ох и поплакала! Потом думаю: “Неужели батюшка не будет меня приглашать?” Написала ему письмо и он мне отвечает: “Милости просим прямо в келью”. И я приехала как ни в чем не бывало. Так батюшка учил послушанию. Он часто говаривал: “Кто благословение не выполнит, ввергается в бездну. А кто совет даст благословение не выполнять — дважды ввергнется”.
Раз собралась я ехать на остров в суконных сапогах. Лед стоял, а поверху вода до косточки. А я с тележкой, что ж, возвращаться? И в воду. Благослови, думаю, Господи. Пришла, ноги мокрые по колено. Увидела меня Валентина Алексеевна Писарева, говорит: “Пойдем, я тебя посушу”. Я подумала: “Пока сушусь а потом опять в воду? Нет, уж лучше сразу пойду”. Говорю: “Батюшка, миленький, благослови!” Он и благословил идти сразу. И опять я потопала по воде. На автобус опоздала и четыре километра шла до большака. А мороз поднялся: я и ног уже не чувствую. Только бы, думаю, не повалиться. Топаю ногами. Подошел елизаровский автобус. Села, еле ногами двигаю, согреваюсь. А приехала и даже не кашлянула. Вот оно какое — батюшкино благословение!
Батюшка благословил мне ухаживать за Ниной Владимировной, которая на протяжении сорока двух лет работала бухгалтером в храме прп. Варлаама
Хутынского и в епархиальном Управлении. Сказал мне: “Смотри, она тебе мама, жалей ее как мамушку”. А ей: “Это твоя доченька”. Нина Владимировна надумала телефон проводить, я ей предложила поехать к батюшке за благословением. А она в ответ: “Доченька, зачем благословение брать на пустяки? Мы только батюшку мучаем, искушаем. Снесем заявление и нам поставят”. И у нас все не так пошло и не этак. Я говорю: “Ну что, миленькая, видишь не идут дела?” Приехала к батюшке, говорю: “Батюшка, миленький, простите, без вашего благословения не получается ничего”. А он: “Берут благословение, когда кафтан сшить, а не когда испортить”.
Батюшка как-то сказал, что надо постригать в монахини Нину Владимировну. Я и так и этак: никак мне монашеское облачение ей не заказать. Звоню, прошу о. Романа приехать и взять одежду для пострижения. Но ничего не получилось. Поехала к батюшке, а он говорит: “Скажи ей, что она царица Александра. А знаешь как у Господа бывает? Она уже монахиня. Придет туда, там с тех монахинь, которые недостойны, снимут облачение и на других, достойных, наденут”.
У меня сын не пил до 42 лет. Батюшка говорит: “День рождения сын пусть не справляет”. Я отвечаю: “Батюшка, я же с ним не живу, я там не хозяйка”. — “Ну, пусть хоть бутылку в руки не берет. Как только возьмет, так начнет пить”. Я все сынку рассказала, но тот не послушал. А ведь батюшка ни одного пустого слова не говорит. С того самого дня рождения сын запил, но работу не бросает. Батюшка потом сказал: “Это ему за отцовский грех попущено, тот ведь ушел из жизни, и ни одного раза ни исповедался, ни причастился. Надо отца вымаливать. Кому-то за родительские грехи надо нести бремя”. Действительно, мы ведь и жили с мужем не венчанными.
Я на коленях просила его, чтобы согласился венчаться. Не согласился. И от его матери в этом не было поддержки — неверующая она была. Батюшка успокоил: “Ты у Господа венчана, потому что на коленях не раз стояла, чтобы венчаться”. “Гляди на свои грехи и смиряйся, — говорил батюшка, — что человеку не возможно, Господу возможно”.
Бывали такие случаи, что я не могла их объяснить и батюшка не объяснял. Однажды приехала, стучу, а батюшка открывает дверь и говорит: “Батюшки дома нет”. А я на коленки встала на камне. Батюшка вышел и меня по спине ударил закладкой от двери. “Батюшка, мало по моим грехам”, — говорю я. А он в ответ: “Нет, хватит, хватит”. Как-то мне говорит: “Зинаидушка, а у Господа тебе давно приготовлено жилье и питание”. Я подумала: “Наверное скоро умру”. А он мне: “Ты что, долго еще будешь жить”. Ничего не пойму до сих пор.
Осенью 1999 года, когда в Москва была в ужасе от чудовищных терактов, мы с Галиной Ивановной, бухгалтером из Троицкого Собора, приехали на остров. А батюшка нам: “Большая гроза над городом Псковом висит, срочно надо обходить вокруг Пскова крестным ходом с Песчанской иконой Божией Матери или другой иконой и читать акафист”. Я прошу Галину Ивановну: “Уж ты скажи об этом настоятелю Собора”. Она сказала, но что-то там не получилось, да и мы забыли. Вскоре опять приехали к батюшке. А он, как увидел нас, опять повторяет: “Пока время есть, пока не нагрянула туча, срочно, сегодня же, поезжайте и крестным ходом обходите Псков”. Теперь уж мы оказались расторопнее, сразу же от батюшки пошли в Собор, взяли священника, диакона, и на машине объехали вокруг Пскова с Чирской иконой Божией Матери, акафист Ей читали. Потом, по благословению нашего старца, повторяли это не один раз.
Батюшка однажды заболел. Мы привезли к нему двух врачей: заведующую поликлиникой и рядового врача. Сначала батюшку осмотрела заведующая. А батюшка вдруг попросил: “Пусть та-то беленькая меня послушает”. Потом говорит ей: “Вы живете четверо в однокомнатной квартире? Я помолюсь, так может ключи дадут мужу”. Та отвечает: “Нет, нас уже и с очереди сняли”. Он: “Да так ли?” Потом подзывает меня и шепотом говорит: “Больше заведующую не вози. Пусть лучше эта приезжает”. Эта попроще была. А дальше вот что случилось. Как и говорил батюшка, вдруг через две недели приходит с работы муж и прыгает от радости, а в руках ключи от новой квартиры. А она еще раньше мужу сообщила: “Батюшка сказал, что тебе ключи дадут, надо только молиться и батюшка помолится”. На что тот лишь рукой махнул. Но батюшка не говорит пустого! Эта врач, как приехала на остров, со слезами благодарила батюшку: “Спаси вас, Господи, за молитвы, нам дали двухкомнатную квартиру”.
У нас была книжка о блаженной схимонахине Макарии. В ней описывалось, как хожалки (келейницы) издевались над этой праведницей. Мы привезли эту книжку батюшке и говорим: “Благословите, мы Валентине дадим”. Но батюшка не благословил: “Зинаидушка, мне легче не будет. Не надо, их не исправить”.
В последнее время келейницы приказали мне ничего не говорить и не спрашивать у батюшки, и я только слушала, что он мне говорил. В это время бывало так: приезжаешь к батюшке, а келейница Николая обязательно выйдет и сядет между нами. Я прошу: “Батюшка, ну что это такое? Приедешь, каждая минутка дорога, с батюшкой хочется поговорить, а она тут”. Тогда меня совсем перестали пускать. Когда 13 марта 2002 года, в батюшкин день Ангела, я приехала его поздравить, она (Николая) меня не пустила. “Батюшка лежит, — сказала, — он болен”. Тут я громко воскликнула: “Батюшка, миленький, поздравляем с днем Ангела, многая лета, хорошего здоровья!” А батюшка внутри дома около стола сидел и оттуда голос подал: “Зинаидушка, все хорошо будет, благословляю в путь-дорожку. Спаси тебя, Господи!” Так перекличку и делали: я на камушке стояла, а батюшка в домике. Его не выпускали на улицу и к нему не допускали.
Предпоследний раз я приехала к батюшке в конце весны. Стояла у забора, как и все, которых не пускали. Вдруг выходит охранник и спрашивает: “Кто здесь Зинаида?” Я отозвалась. Он открыл калитку и провел меня к батюшке. Оказывается, тот сам, не видя меня, почувствовал, что я приехала и позвал. Еще на входе, Михаила меня предупредила: “Молчи, не слова не говори”. Вошла, а батюшка мне: “Ну, иди скорей ко мне” Я к нему на коленках подползла, голову в колени. Батюшка говорит: “Зинаидушка, я скоро умру”. А раньше батюшка мне говорил, что умрет в 2013 году. Я ему со слезами: “Батюшка, помолитесь, чтобы я вперед умерла, как же я буду без ваших молитв мытарства проходить?” Он сразу же замолчал, а потом говорит: “Зинаидушка, не плачь, я тебе буду больше помогать, когда умру. Не плачь, а то сама скоро умрешь, а так поживешь, так Господу угодно”. Тут батюшка стал просить келейницу Михаилу: “Матушка, дорогая, благослови Зиннаидушку остаться со мной ночевать”. А та: “Нет!” Батюшка опять просит: “Ну, она на стульчике посидит рядом со мной, нам надо поговорить”. А та все: “Нет и нет”. Батюшка тогда стал меня успокаивать: “Ну, ладно, Зинаидушка, на другой раз она тебя пустит. Только ты с острова сегодня не уезжай, устройся где-нибудь на ночь”.
В начале лета я видела батюшку в последний раз. Мне чудом удалось к нему пройти. “Знай, — сказал мне тогда батюшка, — вся преисподняя вышла наверх. Бери оружие и на передовую с врагом”. Так он благословлял меня в последнюю нашу встречу. Он опять умолял келейницу оставить меня подле себя на ночь, говорил, что нам надо поговорить, но та опять не разрешила. Так я и не узнала, о чем хотел со мной поговорить батюшка.
Он для меня и сейчас, как живой. Я часто подхожу к фотографии и говорю: “Батюшка, ведь ты живой”. Как-то устала очень, пекла всю ночь, не спала, а ложиться боюсь: думаю, вдруг не проснусь? И сидеть не могу, млею. А остался на отдых всего-то один час. Взмолилась: “Господи, разбуди меня, Матерь Божия разбуди меня, батюшка разбуди меня. При жизни не давала тебе покою и сейчас не даю. Разбуди меня, я первая должна встать”. Легла и тут же уснула, как вводу окунулась. Вдруг четко слышу батюшкин голос: “Зинаидушка, вставай!” Я на коленки, плачу: “Батюшка, миленький, прости!” За один час так выспалась, словно всю ночь в постели провела, как новая пошла делать свои дела.

Как спастись?
Аще не обратитеся и будете яко дети,
не внидете в Царство Небесное.
(Мф. 18, 3)

— Как спастись? — задавали о. Николаю самый важный для православного христианина вопрос.
— Подвигом.
— Каким?
— Как сейчас… Скорбишь — только не унывай и ни на кого ни каких мыслей плохих не имей, всецело проси: “Господи, помоги и спаси всех, у кого горе”. Молись за детей, за ближних, у кого горе, за здоровых, за больных; и за тех, которые тебя обижают, проси: “Господи, прости их”, и Господь даст по вашим молитвам как надо. Душу надо спасать. Тело-то наше слабенькое: упало в могилку и разложилось, а душа-то безконечная, живая.
Батюшку спрашивали: (18)
— К Вам за Вашу жизнь приходили тысячи людей, Вы всматривались внимательно в их души. Скажите, что Вас больше всего безпокоит в душах современных людей — какой грех, какая страсть? Что для нас сейчас наиболее опасно?
о. Николай:
— Безверие. Это страшно.
— Даже у христиан?
— Да, даже, у православных христиан. Кому Церковь не Мать, тому Бог не Отец.
— Батюшка, что бы Вы хотели сказать всем православным христианам о спасении?
— Верующий человек, он должен любвеобильно относиться ко всему, что его окружает. Любвеобильно!
В Канаде в пустынном месте провинции Саскачеван, на берегу лесного озера по благословению отца Николая поднимается скит.(19) Из небытия, на одном энтузиазме… и вере немногочисленных членов духовного братства во имя святых Царственных мучеников. Поднимается вопреки “здравому” смыслу, но с явными признаками чудесной помощи Божией, призванной благословением далекого талабского старца…
Подвиг старческого служения отца Николая невозможно рассматривать вне контекста святоотеческих представлений о святости. Посмотрим, как блистательно рассуждает прп. Симеон Новый Богослов (†1032) о мерах служения святых народу Божию. “Все святые, — пишет этот великий духовный писатель и богослов, — воистину члены Христа Бога и как члены — сочетаются с Ним и соединены с Телом Его так, что Христос есть глава, а все от начала до последнего дня святые — члены Его. И все они в совокупности составляют единое Тело... Иные из них состоят в чине рук, творящих дела до сих пор, исполняя волю Его, претворяя недостойных в достойных и представляя их Ему. Иные — в чине плеч Тела Христова носят тяготы друг друга или, возложив на себя найденную погибшую овцу, блуждавшую в горах и пропастях, приносят ее ко Христу и так исполняют Его закон. Иные — в чине груди источают для жаждущих и алчущих правды Божией чистейшую воду премудрости и разума, то есть научают их слову Божию и преподают им истинный хлеб, который вкушают святые Ангелы, то есть истинное богословие, как наперсники Христовы, возлюбленные Им. Иные — в чине сердца, которые любовью вмещают всех людей, приемлют внутрь себя дух спасения и служат хранилищем неизреченных и сокровенных таин Христовых. Иные — в чине чресл порождают божественные помышления, имеют силу таинственного богословия и сеют семя благочестия словом своего учения в сердцах людей. Иные, наконец, — в чине костей и ног являют мужество и терпение в искушениях, подобно Иову, и неподвижно стоят в добре, не уклоняются от налегающей тяжести, но охотно принимают ее и бодро несут до конца. Таким-то образом стройно составляется Тело Церкви Христовой из всех от века святых Его и бывает целым и всесовершенным, да будут едиными все сыны Божии, написанные на Небесах”.(20)
Собственно никакие пояснения не требуются. Невозможно отрицать, что служение батюшки возымело силу всех проименованных чинов Тела Христова. Все было: и обращение “недостойных в достойных”, и чистейшая вода премудрости “для жаждущих и алчущих правды Божией”, и сеяние семян благочестия, и “дух спасения”, и личное “мужество и терпение в искушениях” Было! Наверное, это знак последних времен, когда одному нужно уметь и успеть все; хотя бы кому-то нужно пламенеть так, чтобы мы все, “как свеча, приобщились Божественному свету”.(21)
В последние годы отец Николай говорил очень мало, наставления его были коротки и односложны, — воистину, “не обилие слов умоляет Бога, но душа чистая и являющая добрые дела”,(22) — главное его делание скрылось от внешнего взора во “внутреннюю келию”, где и творилось великое таинство молитвы. Это стало естественным завершением всего жизненного подвига батюшки, благоухающим плодом его подвижничества, ибо, как говорит свт. Игнатий Брянчанинов, если будем сеять семена молитвы, не истончив плоти, то вместо правды принесем плод греха... Красота же души, высвобожденная победой над плотским естеством способна сотворить чудо, ибо “когда она возгласит угодное Ему (Богу), то получает все”.(23)
Завесу над тайной возобновления первозданной природы простоты ума приоткрывает нам прп. Никодим Святогорец, который утверждает, что “ум был создан простым и без!образным по подобию Простого и Без!образного его Творца, по образу и подобию (Быт. 1, 26). Так что в противоположность внешним мудрецам, которые обучают свой ум разным идеям и знаниям о природе и человеке, вся борьба и забота подвижников состоит в освобождении своего ума от всяких образов, форм и идей, какие в нем запечатлелись, так, чтобы ум стал без!образным и через эту свою простоту соединился с Богом и вернулся в свое первое младенческое состояние, о котором говорил Господь: Аще не обратитеся и будете яко дети, не внидете в Царство Небесное (Мф. 18, 3). Об этом так пишет преподобный Нил Синайский: “Блажен ум, который во время молитвы бывает невещественен и нестяжателен и держит совершенное ко всему нечувствие””.
Что открылось миру в благословенном “молчании” молитвы старца Николая? Немногое. Предостережения о гибели подводных лодок, землетрясениях — то, чего по неведомым Божиим судам избежать уже было нельзя, но безусловно осталось тайной то, чего мир избежал. Сколь гнева преложил на милость Всемогущий Судия по молитвам отца Николая, какие наказания до времени отложил? Едва ли кто даст ответ. Но достоверно одно: мы не вправе сомневаться в благодатной, преображающей и спасающей мир силе молитвы талабского старца. “Ты, может быть, скажешь, что теперь нет таких монахов (старцев, — прим. И.И), которые молились бы за весь мир? — вопрошает прп. Силуан Афонский и отвечает: — А я тебе скажу, что когда не будет на земле молитвенников, то мир кончится, пойдут великие бедствия; они уже и теперь есть”. Да, они есть и день ото дня множатся. Мир распадается, пожиная последствия грехов и беззаконий, которые, тем не менее, в изобилии продолжает порождать и если пока еще держится на плаву, то только благодаря созидающей и содержащей плоть бытия силе молитв святых, живущих любовью Христовою. “Ради неведомых миру святых, — утверждает архимандрит Софроний (Сахаров), — изменяется течение исторических и даже космических событий, и потому каждый святой есть явление космического характера, значение которого выходит за пределы земной истории в мир вечности. Святые — соль земли; они — смысл ее бытия; они тот плод, ради которого она хранится. А когда земля перестанет рождать святых, тогда отнимется от нее сила, удерживающая мир от катастрофы. Каждый святой, как Антоний, Арсений, Николай, Ефрем, Сергий, Серафим и им подобные, составляют драгоценнейшее вечное достояние всего мира, хотя мир и не хочет знать об этом и часто убивает пророков своих…”
“В притворе нашего храма уже многие годы стоят пять больших икон, — рассказывает священник Алексий Вовченко. — От времени они так потемнели, что просто превратились в черные доски, на которых трудно было что-либо разобрать. Неясным было даже чьи это образы. Как перед такими молиться? У меня возникло желание заменить их новыми. Но со старыми как поступить? Выход один — сжечь. Однако слишком ответственным мне показалось это решение, ведь иконы стояли в храме много лет, при многих настоятелях. Поэтому я подумал, что будет лучшим съездить на остров Залита и испросить совета у отца Николая. Это было летом 1997 года. Старец, выслушав меня, тут же сказал: “Не надо, не надо! Пусть стоят. Я помолюсь, а Господь все управит”. Я принял слова старца, как изъявление воли Божией: иконы остались стоять на прежнем месте. Прошло некоторое время. В канун праздника Введения во храм Пресвятой Богородицы мы вдруг с удивлением заметили, что все пять икон разом просветлели, краски словно обновились. Проступили надписи и стало отчетливо видно, чьи образы где изображены. Так на одной из икон — свт. Александр Костантинопольский, св. Афанасий Афонский, св. муч. Параскева; на другой — апостолы Петр и Павел и Архистратиг Михаил и т.д. Такое вот чудо! Теперь без сомнений у этих святых икон можно молиться, благоговейно прикладываться к ним. Так Господь явил нам прежде сокрытых от глаз наших небесных предстателей и защитников!”
А вот удивительная история, рассказанная священником Андреем Таскаевым:
“Это случилось зимой 1999 года. Моих знакомых — молодую семью — постигло несчастье: у их новорожденного сынишки врачи обнаружили неизлечимое заболевание — диагноз был смертельным. Позже обнаружилось еще много патологий. Младенца сразу же окрестили с именем Геннадий и причащали каждое воскресенье. Только в этот день недели ребенок чувствовал себя лучше и пребывал в относительном спокойствии, в остальные же дни было видно, что он претерпевает страшные муки. Трудно передать материнские страдания и скорбь отца. Врачи предсказывали, что проживет младенец не более двух-трех месяцев, однако Святые Таинства и молитвы продлили дни его жизни: Геночка прожил до полутора лет…
Где-то к году жизни сына силы материнского сердца истощились: начались нервные срывы, ропот. Тогда было решено съездить к старцу Николаю на остров для получения ясного ответа: надеяться на выздоровление или готовиться к разлуке с малышом? К этому времени доступ к старцу был уже закрыт. Келейница Валентина сходу сказала: “Батюшка не принимает, идите, младенец будет жить”. Но они остались у калитки, надеясь на чудо… и оно произошло. Вдруг выбегает Валентина и уже более приветливым тоном говорит: “Батюшка зовет мать с ребенком в келью”.
Они пробыли там минут сорок… Мать вышла молча, вытирая слезы и крепко прижимая к себе дорогого Генушку. Потом, всю обратную дорогу, рыдая, повторяла только одно: “Какие у него (старца — прим. И. И. ) глаза!” Успокоившись, рассказала о беседе с батюшкой следующее: “Как только мы вошли, батюшка показал на картину Страшного суда, которая висит на стене в передней комнате, в то ее место, где изображен сонм праведников и Ангелов и сказал: “Что ж ты плачешь? Смотри, где он будет, смотри…” Я расплакалась. Батюшка благословил нас, усадил рядом с собой и стал расспрашивать, но то и дело повторял: “Господи, только бы они доехали…” В конце разговора попросил: “Когда это случится, ты напиши мне, обязательно напиши”.
Мы все вместе пытались рассуждать о значении слов батюшки “Господи, только бы они доехали”, но тогда так ничего и не поняли. И зачем писать, ведь мы псковичи: не легче ли приехать? Между тем, шли дни, недели, месяцы… События на острове подзабылись. Через полгода у моих знакомых возникла необходимость поехать к родственникам на юг, к родителям жены. Дорога предстояла дальняя и все поездом. В пути Генушке стало совсем плохо. Силы его на глазах таяли, словно включился невидимый секундомер и отсчитывал последние его минутки… “Как быть, что же делать, если это случится в дороге?” — в ужасе терзались они. И тут мать взмолилась: “Господи, только бы доехать”. Через мгновение они оба вспомнили, кто полгода назад говорил эти же слова… На душе стало легче: батюшка все предвидел и молился, значит доедем…
Так и случилось. Молодая семья переступила порог родительского дома и именно там, тогда, маленькое Генушкино сердечко перестало биться…
Одна мысль, одно воспоминание успокаивало их и утешало: “Смотри, где он будет, смотри”, — говорил батюшка. Да, там их Геннушке хорошо. Все его муки и страдания остались здесь, на земле, там же он научится радоваться, на веки вечные… Позже они вспомнили и про письмо, почему именно письмо просил написать батюшка. Действительно, что же еще? От острова сейчас их отделяли тысячи километров.
Хочу закончить эту грустную историю на жизнеутверждающей ноте. Прошло три года и у моих знакомых родился сын, Артемий. Он подрастает, радует своих молодых родителей и они счастливы”.
Еще одно интересное воспоминание одного из духовных чад батюшки, который пожелал остаться неизвестным:
“Батюшка много раз говорил мне, что надо венчаться, но жена была категорически против. “Зачем, говорила, — столько уж лет прожили, да и в ЗАГСе зарегистрированы, того и довольно”. В одну из поездок познакомился с женщиной Л., поэтессой из далекого от нас города. Она тоже приехала к о. Николаю с какими-то своими важными вопросами.. На обратном пути в автобусе мы с ней разговорились и возникла, как мне показалось, даже некоторая духовная близость. Во Пскове расстались: Л. поехала на вокзал, а я к себе домой. Жена по-прежнему упорствовала, не желая венчаться. Так прошел месяц. И вдруг у меня в голове возникла странная мысль: “А предложу-ка я выйти за меня замуж той самой Л. Уж она-то точно не откажется венчаться”. Сегодня я понимаю, что желание это было совершенно абсурдным, поскольку я даже не знал, свободна ли была Л. вступать со мной в брак, ведь, вполне вероятно, что у нее уже была семья, дети, да и вообще, захотела ли бы она решиться на такой шаг? Тогда обо всем этом я совершенно не подумал и сразу поехал к о. Николаю за благословением. Сходу попросил батюшку: “Благословите меня венчаться с Л., жена все равно отказывается”. Л. в своем далеком городе даже и не подозревала об этих событиях, писала свои стихи и, наверное, думать забыла про нашу мимолетную встречу. А я, тем временем, просил благословения на венчание с ней. Батюшка благословил. Дома я все выложил жене. И что вы думаете? Она тут же согласилась венчаться, что вскоре и произошло.
Позже о. Николай сказал мне: “Хорошо, что так поступил, а то бы мог умереть”. К сожалению, я так и не отважился выяснить у батюшки, почему умереть должен был я, ведь венчаться-то отказывалась моя жена? Наверное, грехов у меня больше и покаяния настоящего нет?”
Думаю, что к этому рассказу требуется хотя бы краткое пояснение. У кого-то может возникнуть вопрос: как это батюшка мог благословить женатого человека на венчание с другой женщиной, ведь для этого пришлось бы разрушить семью, оставить без отца детей? Да, отец Николай, безусловно, такого бы делать не стал и никогда не делал. Благословляя моего знакомого идти под венец с Л., он, на самом деле, благословлял его увенчать и узаконить через Таинство брак со своей настоящей супругой. Уж он-то конечно знал, чем завершится эта история. Да и что делать, если слова и уговоры не помогают? Иногда требуются радикальные средства, ведь Господь долго терпит наши беззакония, да больно бьет… Впрочем, я более чем уверен, что не следует искать в ответах старца неких алгоритмов. Каждый случай, как правило, требовал своего собственного решения, иногда не вполне соответствующего существующим в Церкви правилам и традициям. Так, например, некой рабе Божией Г. старец дает совет: “Если уж он (духовник) очень тебя ранил, ходи в другую церковь. Никому не рассказывай об этом. В любом храме тебе будет духовник”.24 А другому человеку (В.А. Непомнящих) старец дает иной совет, так что тот имеет основания утверждать: “Батюшка не одобрял смены жизненных обстоятельств без особой необходимости”.25 Каждая болезнь требует своего лекарства, и чем более опытен врач, тем менее шаблонно его лечение. Старец — самый опытный духовный лекарь, лишь ему одному ведомы подлинные истоки наших недугов и потребные для их искоренения лекарства, пусть и не всегда для нас привычные и понятные.

* * *

Задаюсь вопросом: почему отцу Николаю Божиим Промыслом отведено было местом служения именно остров Талабск (это старое, и, безусловно, наиболее верное, название по сравнению с нынешним — о. Залита)? И сам себя пресекаю: а надо ли изыскивать ответ? Достаточно, что так судил ему Бог. Хотя, думается, не обошлось тут без молитв его небесного покровителя, Святителя Николая Чудотворца. Тот, известное дело, всегда попечительствовал рыбакам и мореплавателям. Когда 6 июля 1853 г. занялся на Талабске большой пожар, лишь чудом от образа Святителя Николая не выгорел весь посад.
В 1866 г. благодарные талабчане на главной набережной выстроили каменную часовню в честь Святителя Николая для “неугасимого горения елея”,(26) пусть оттуда и рукой подать до Свято-Никольского храма. Вот так сыздавна почитали Святителя талабчане. И Божий угодник не остался в долгу — в самые трудные для русского народа времена послал на остров своего тезку, старца Николая, великого подвижника и пламенного молитвенника.
Впрочем, не стоит село без праведника. И сейчас, и прежде жили в здешних местах люди высокого духовного подвига.(27) Возьмем хотя бы историю сооружения в 1842 г. ныне действующего храмового придела в честь чудотворной иконы Божией Матери Одигитрии Смоленской… С большой земли перекинулась тогда на остров эпидемия холеры и охватила жителей посада. Смерть косила всех без разбора, направо и налево. И вот тогда некоему прихожанину храма свт. Николая явилась во сне Смоленская икона Божией Матери (верно, человеку очень благочестивому — иному разве ж явила бы Себя Сама Царица Небесная?); явилась и повелела: “Обнесите Меня с крестным ходом вокруг всего посада и тогда холера прекратится”. В сонном видении сему человеку открылось и место, где до той поры хранилась эта святая икона — на чердаке одного из посадских домов. К чести сказать, все было сделано по слову Божией Матери, и вот тогда эпидемия прекратилась, а в память этого чудесного избавления от морового поветрия к Свято-Никольскому храму воздвигли предел.
Пора рассказать и о самом храме свт. Николая Чудотворца. Впервые он упоминается в писцовых книгах в 1585-1587 гг., где говорится, что одно пустое дворовое место “под церковку подошло”. Первый храм был деревянный и строился местными жителями, которые, как и теперь, были рыбаками. Во время нападения шведов в 1703 г. сильно пострадал Верхнеостровский монастырь, основанный прп. Досифеем Верхнеостровским (память 8/21 октября) около 1470 г. в честь первоверховных апостолов Петра и Павла.(28) Вероятно, пострадал и Никольский храм на Талабске. В 1792 г. был возведен каменный храм. Он строился по традиции из известняковой псковской плиты. Четверик одноапсидный, одноглавый, безстолпный. К нему примыкает трапезная и четырехярусная колокольня. В храме до сегодняшнего дня сохранились фрески письма неизвестного автора.
В 1939 г. храм пострадал от безбожных властей: был закрыт, разорен, уничтожено все убранство; иконы вывезены в неизвестном направлении. И лишь после войны, в 1947 году, когда гонения на церковь практически прекратились и началось даже некоторое временное возрождение Православия, храм вновь открыли для богослужений, но только в Смоленском приделе.
Есть на острове и вторая часовня, по местному преданию в честь Анастасии Римляныни (тоже покровительницы рыбаков).(29) Выстроена она в 1888 г. на кладбище (буквально в нескольких метрах от нее и покоится отец Николай).
История острова богата и насыщена событиями. Принадлежит он к группе Талабских островов, и до 1919 г. назывался Талабск (Талабским именовалось и само озеро Псковское).
В Псковской летописи, изданной М.П. Погодиным, как отмечает сотрудник Псковского облгосархива Е. Кацнельсон,(30) встречается краткое упоминание о “селе Талабске” под 1629 годом, по случаю того, что “откупщик Васька Болдин откупил в Талабске и других местах новые кабаки ставити”.
Во время осады Пскова польским королем Стефаном Баторием окрестные крестьяне укрылись со своим имуществом на Талабских островах. В то же время туда Иваном Грозным посланы были стрельцы с наказом непременно войти на ладьях в осажденный со всех сторон Псков. Баторий намеревался напасть на Талабские острова, чтобы выбить оттуда стрельцов и разогнать жителей, но не мог этого сделать за неимением лодок. Когда же Псковское озеро замерзло, то жители островов ушли по льду в Гдов. Отряд Батория, прибыв в Талабск, уже не застал там никого, но всякой живности, спрятанной в ямах, осталось там много. Кроме того, неприятель нашел там до 200 лодок, замерзших во льду, и много рыболовных сетей.
В 1797 г. император Павел I пожаловал село Талабск со всеми дворцовыми крестьянками в числе 136 человек, угодьями и рыбными ловлями статскому советнику Харитону Лукичу Зуеву. С этого времени начинается продолжительная тяжба помещиков Зуевых с жителями островов о земле и рыбной ловле. Тяжба эта, длившаяся более полстолетия, заключалась в следующем. Экономические крестьяне о. Талабск и Верхнего острова узнали о том, что подарены губернатору Зуеву, обратились с Всеподданнейшей просьбой о дозволении им записаться в купечество и мещанство, т. к. они, за неимением земель, хлебопашеством не занимаются и все свое пропитание добывают от рыбного промысла. Ходатайство это было удовлетворено и им позволено приписаться к купечеству и мещанству Пскова. Но так как они оставались на прежнем месте жительства, то должны были нести повинности как крестьянские, так и городские. Считая двойные платежи повинностей для себя тягостными, местные жители возбудили ходатайство об учреждении посада с наименованием его, в честь Государя Александра Павловича, Александровским. 25 октября 1820 г. последовало Высочайше утвержденное мнение Государственного Совета, которым селения островов Талабска и Верхнего переименованы в Александровский посад.
Во время проезда Государя Александра Павловича в 1822 г. в Печоры депутаты посада Александровский на станции Корлы, недалеко от берега озера, благодарили Государя, который принял от них хлеб да соль…
С 1821 г. в посаде была открыта ратуша с должностями мещанского старосты, двух членов и бургомистра. В период с 1865 г. по 1875 г. были учреждены должности полицейского надзирателя, двух сотских, от земства — должность фельдшера. Открыты две земские народные школы: одна — в Талабске, другая — на Верхнем острове. В 1875 г. введено городовое положение, ратуша упразднена и вместо нее учреждено посадское общественное управление, состоящее из посадского головы, двух членов, 243 избирателей и 30 гласных думы.
Благодаря близкому соседству с Псковом и удобному пароходному сообщению, Талабск не раз принимал у себя именитых гостей.
В 1886 г. его посетил Великий Князь Владимир Александрович с супругой Марией Павловной. В 1890 г. на Талабске побывал бывший главнокомандующий Кавказа князь Дондуков-Корсаков, а в 1891 г. — обер-прокурор Синода К.П. Победоносцев. Существует предание, что остров посещали царь Николай II с супругой царицей Александрой Феодоровной. К их приезду рыбаки поймали огромного сома, на цепь посадили, царице показывали. Бывала здесь, говорят, проездом в Спасо-Елеазаровский монастырь и Великая Княгиня Елизавета Феодоровна.
До самой революции ходили сюда крестные ходы из Спасо-Елеазарова, и даже из Печорского монастыря, вестимо, в зимнее время по льду.
Тогда Талабские острова насчитывали 750 дворов!
А чего стоили ярмарки! Сюда, на острова, перед новым годом съезжались купцы, крестьяне, работный люд со многих губерний.
Население островов увеличивалось в 2-3 раза. Везли все, что только пожелаешь. Несколько дней, а то и недель, шел оживленный торг. С прибылью оставались жители островов и прибрежных деревень.
Особой властью и почетом пользовались на островах, как на Талабском, Верхнем, так и на среднем — Талабенце, жерники. Обычно, это были опытные рыбаки, владельцы больших неводов и промысловых судов. Дома жерников, обшитые тесом и покрытые масляной краской, издали вещали о хозяйском достатке. Талабчане занимались, в основном, рыбной ловлей. Пойманную рыбу отправляли в Петербург, Москву, Ригу, Варшаву. Талабский снеток сушили в специальных печах, которых насчитывалось до 119. Ежегодно продавали от 160 до 300 пудов рыбы. В посаде имелось 12 лавок, из них две с галантерейными товарами. Хлеб, соль, масло, свечи, чай, кофе, сахар, табак и прочее всегда можно было достать в местных лавках.
Продукты эти закупались в Пскове. Мясо было редкостью и употреблялось только по большим праздникам. В посаде в 1891 г. существовало четыре трактира и один ренсковый погреб. Даже в самые неурожайные годы торговля этих заведений всегда процветала.
Только купцы, да зажиточные островитяне располагались просторно и основательно. Двухэтажные дома, магазины, различные мастерские возводились вдоль южной стороны острова, называемой Набережная. На Верхней улице селились менее состоятельные жители или просто бедняки. Сегодня сохранился комплекс из двух двухэтажных домов бывшего Александровского посада, объединенных ранее каменной стеной. В советское время здесь располагались правление колхоза и склад.
Великая Отечественная не пощадила островитян. Военные действия, каратели, бомбежки — в результате всего этого дома были выжжены, люди вывезены на оккупированные территории, многие попали в лагеря. После победы начинали с землянок… Но поднялись и обжились. Колхоз имени Залита стал миллионером, люди обрели достаток. Лишь в перестроечные лихолетья все пошло на перекос, расстроилось и пришло в запустение. Молодежь, что еще оставалась, перебралась в города, наезжая в родные места по праздникам, да в отпуска…
“Отец Николай помогал нам, островитянам. — рассказывает глава администрации Залитской волости Александр Полетаев. — Вот в конце 80-х годов, наверное, не только у нас в ближних местах, но и во всей России не было такого, чтобы батюшка ходил в школу и проводил занятия с учениками. А нас и первый звонок всегда начинался с отцом Николаем. Выборы проходили, я работал председателем комиссий, голосование никогда не начиналось, пока не придет о. Николай и не благословит нас. Он же первый и голосовал. Еще когда я был секретарем парторганизации, о. Николай научил меня накладывать крест на свой лоб. Я домой к нему часто приходил и по своей работе, и по житейским делам. Я хочу сказать — это добрейший был человек, умный человек, он мог с любым человеком поговорить, подсказать как нужно себя вести или жить. Он даже спрашивал разрешенья: “А можно я вас, коммунистов, благословлю?” Да мы рады были этому!
Здесь на Залите мужчина у нас жил. Батюшка ему за день или за два так сказал: “Ванечка, ты маме моей передай привет”. Тот и говорит: “У нашего-то отца Николай с головой что-то не в порядке, маме, говорит, моей привет передай, а она уж лет шестнадцать назад умерла”. А через день-два этого Ивана Ивановича не стало…
Мы одного больного должны были отправить в психиатрическую больницу, а он убежал в лес, с ножом, и спрятался. Позже, когда я уже был дома, смотрю: этот больной возле калитки стоит и меня вызывает. А когда я еще шел домой, о. Николай меня остановил: “Давай я тебя благословлю”. Благословил, по голове погладил и говорит: “Ты только из дома не выходи, все у тебя будет хорошо”. И когда этот больной ко мне пришел, я из дома не вышел и его прогнал. Потом, когда он из больницы вышел, то сказал мне: “Если бы ты из дома тогда вышел, я бы тебя заколол”. Вот такой факт. Но действительно было. Поразительно!”
Если бы не жил на острове праведник, старец Николай, то верно и те шестьдесят пять домов, что остались сегодня на Талабске (Залите), опустели бы и вконец осиротели. Но… не стоит село без праведника. В последние годы здесь появилось много новых жителей, которые оставили достаток и благополучие в городах для того лишь, чтобы быть поближе к старцу. А паломники? Их поток привлекает сюда немалые материальные средства: неплохо подрабатывают лодочники-перевозчики из местных рыбаков; опять же, есть кому предложить свежую рыбку; старушки размещают вновь прибывших на ночлег и сами с того живут… Я сознательно не перевожу действие в прошедшее время, ибо и сегодня, после кончины старца, все продолжается: и паломники, и перевозка, и ночлег. Да и вряд ли когда прекратится. Не только жизнью, но и смертью своей, и местом упокоения, старец благословил односельчан. Воистину — не стоит село без праведника!


Скажи мне, Господи, путь воньже пойду…

Любовь — это океан,
соединяющий все источники, реки и моря.
Прп. Исаак Сирин

Ищущий духовного совершенства, постигающий красоту божественных логосов, не может оставаться равнодушным и к красоте их земного воплощения. Неслучайно отец Николай так любил цветы. Когда был помоложе, выращивал их в горшочках, и стояли те повсюду на подоконниках и столах, свидетельствуя своим совершенством о вечном Божием попечении о тварном мире, благоуханием напоминая о неповторимых красотах Царствия Небесного. С годами горшочки с цветами исчезли: не стало у старца сил обихаживать их. Но все утраченное с лихвой восполнилось в день похорон: столько прекрасных цветов на острове не видели никогда. Впрочем, что они по сравнению с теми, небесными, что окружают батюшку сейчас, когда затворились за ним двери смерти. Помните?

Прошел мой век, как день вчерашний,
Как дым промчалась жизнь моя,
И двери смерти страшно тяжки,
Уж недалеки от меня.

Наверное каждый, бывавший у батюшки, слышал это четверостишие. Почему старец считал важным говорить всем именно эти, столь незамысловатые слова? Безыскусные, непритязательные… да… но стоит лишь задержаться на них мыслью, задуматься и открывается их великая тайна. Можно сказать тысячи проповедей, написать тысячи статей, но вся их мудрость вдруг удивительным образом уместится в одно лишь безхитростное четверостишие. Воистину, “где просто, там Ангелов со сто…”.
”Прошел мой век, как день вчерашний, Как дым промчалась жизнь моя”, — если пропитаешься горьковатым, но целительным соком этих строк, поймешь, не можешь не понять, что вся манящая прелесть мира, его необъятность, сулящие возможность обладания ими сокровища его, его слава и гордость — иллюзия, обман. Обладать ими или просто мыслить об этом — разница невеликая: ведь все это одинаково длится “миг”. А “двери смерти страшно тяжки” всегда недалеки и всегда неизбежны. Но самое главное — это не конец пути, это “двери”, а за ними вечность… Совсем не случайно четверостишие напоминает собой лесенку, где каждая последующая строчка короче предыдущей: сказал одну и поднялся ступенькой выше… Впрочем, известное дело, по лестнице можно и спускаться вниз, потому-то двери могут быть “страшно тяжки”.
Так просто, но… так безмерно глубоко, духовная мудрость научала не ведущую истины “юность”. Блажен, кто имел уши услышать.:
Митрофорный протоиерей Николай Гурьянов отошел ко Господу в субботу 24 августа 2002 года в 17 часов 30 минут. Тысячи людей со всех концов России собрались на маленьком острове, чтобы проводить последний путь своего духовного отца, наставника и молитвенника — великого старца. При виде всего этого невольно вспоминалось слова Ильина: “Быть русским — значит созерцать Россию в Божьем луче”.
Да, словно в Божьем луче… Заупокойная служба, десятки священников в светлых облачениях, теплые, проникновенные слова архиепископа Евсевия у тела почившего: “Своими молитвами, безупречной жизнью отец Николай стяжал себе большие духовные дары, приобрел искреннюю любовь народа. Ему всегда были присущи терпение, смирение, желание помочь и обратить к покаянию, никто не был им отторгнут, не понят или не утешен. Отец Николай будет для нас всегда примером истинного пастыря. Каждый сохранит в сердце его отеческие наставления, советы. И сейчас, когда отец Николай предстоит пред Господом, помолимся об упокоении его души, о даровании ему Царствия Небесного…”
Последнее целование… Редкие удары колокола… Звук от каждого удара повисает над островом, а потом, вытесняемый следующим за ним, уплывает прочь скорбным вестником вселенной… Гроб трижды обносят вокруг храма. Плотный человеческий поток, словно самое озеро выплеснулось на улицы острова. Множество сосредоточенных, самоуглубленных и оттого необыкновенно привлекательных лиц, подкупающих достоверностью переживаемого чувства, — прощания с самым, быть может, дорогим человеком, — лиц по-детски чистых, просветленных близостью небесного, вечного. Отброшены неудобоносимые бремена апостасийной действительности. Где вы, химеры мира? Нет вас…
В такие мгновения невольно проникаешься мыслью, что народ действительно дитя, нуждающееся лишь в одном Отце — Небесном, и увлекаемое к горнему земными пастырями, такими, как отец Николай…
Похоронная процессия движется к месту последнего упокоения старца. Впереди — пожилой мужчина. Он несет крест, бережно прижимая его обеими руками к груди. Это раб Божий Василий — давнее духовное чадо батюшки Николая… Некогда старец благословил Василия на строительство храма в честь прор. Божия Илии в Островском районе. Места там глухие, разоренные лихолетьями и настолько отдаленные от каких-либо денежных потоков, что местным крестьянам самим впору идти по миру с кружкой для пожертвований, однако батюшка, благословляя, успокоил: “Построите с Божией помощью”. Здесь уместнее поставить многоточие, в котором и удачи и неудачи,
и радость и отчаяние… Иногда бывало слишком тяжело, невыносимо. В такие моменты Василий приезжал на остров Залита. Батюшка ласково улыбался, утешал и повторял: “С Божией помощью построите”. Василий успокаивался и исполнялся верой: будет!
Так и вышло. Теперь храм построен и действует — о. Николай не говорил пустых слов!
Святейший Патриарх Алексий II назвал протоиерея Николая Гурьянова одним из столпов русского старчества, отметив, что отец Николай имел не только огромный жизненный опыт, но и неистощимую любовь к людям; что, несмотря на свой преклонный возраст, отец Николай старался каждому приходящему к нему сказать ободряющее слово, духовно укрепить скорбящих. Весть о кончине быстро разнеслась по всей России, и во многих храмах стали возносить молитвы о упокоении души новопреставленного раба Божия протоиерея Николая.
“Уход такого человека — невосполнимая потеря не только для родных и близких, но и для всех его духовных чад, — сказал Святейший Патриарх. — По-человечески жаль, что в нынешней жизни более не будет возможности обратиться к отцу Николаю за советом, за духовной поддержкой”.
После смерти отца Николая местные жители неоднократно замечали, что голуби вдруг покидали свое насиженное место во дворике, слетались к могиле старца и ходили вокруг нее. Там же, у места упокоения своего хозяина, часами неподвижно сидел батюшкин кот Липа; его уносили домой, но он возвращался. Многие видели, что кот плакал…
“Драгоценные мои, какие вы счастливцы, что с Господом, — часто напоминал отец Николай приходящим к нему паломникам и добавлял: — Кому Церковь не мать, тому Бог не отец”. Это, наверное, и есть главное завещание о. Николая всем ищущим Бога и уже нашедшим Его. Напоминание о том, сколь велико и драгоценно звание христианина, и что только в церковной ограде под руководством духовных отцов и пастырей Церкви можно получить спасение.
Батюшка слышит наши молитвы и откликается на них, ибо в этом и состоит единство Церкви земной и Церкви небесной!

Примечания:

1 Подробнее с жизнью этих замечательных подвижниц можно познакомиться в моей повести “Не хлебом единым”, изданной в С.-Петербурге в издательстве “Сатисъ” в 2000 г.
2 Вестник Псковской епархии “Благодатные лучи”, № 6 (13), июнь 1994 года
3 См. Барсов М. В. Сборник статей по истолковательному и назидательному чтению Деяний святых апостолов. М. 1903, стр. 105-106.
4 Стихиры Пасхи, глас 5-й.
5 Творения свт. Иоанна Златоуста, т. 9, стр. 986.
6 Творения свт. Иоанна Златоуста, т. 4, стр. 734.
7 Святейший Патриарх Алексий II, “Церковь и время”. № 2, 1999 г.
8 Из фильма о протоиерее Николае Гурьянове, 1988 г.
9 С именем этого великого святого — его небесного покровителя — будет связана практически вся его жизнь, и особенно последние сорок лет его пастырского служения.
10 В послужном списке в графе “общее образование (когда и что окончил)” значится: среднее педагогическое в 1929 г., 1939 г. Возможно, последняя дата означает именно время обучения в пединституте.
11 Точные годы репрессий в отношении о. Николая неизвестны. В архивах ФСБ г. Пскова и Санкт-Петербурга следственные материалы отсутствуют. Предположительно, о. Николай был репрессирован еще до начала работы учителем в Тоснинском районе и учительствовать начал уже после отбытия наказания.
12 Из фильма о протоиерее Николае Гурьянове, 1988 г.
13 Настоятелю Любятовского Никольского храма г. Пскова протоиерею Владимиру Попову.
14 Учиться, учиться, но не работать.
15 Этот рассказ, который я в 2002 году записал со слов о. Романа, впоследствии вошел в его книгу “В память вечную будет праведник”, Псков, 2003 г.
16 См. о нем в соответствующей главе настоящей книги.
17 Записано мной со слов Зинаиды Петровны Максимовой в 2003 году.
18 Интернет-сервера “Православие 2000”
19 См. журнал “Русский паломник”, № 25, 2002 г.
20 Преподобный Симеон Новый Богослов, слова. 2-е изд. М., 1892. Вып. 1.
21 Преподобный Симеон Новый Богослов.
22 Свт. Иоанн Златоуст.
23 Свт. Иоанн Златоуст.
24 “Воспоминание о старце Николае Гурьянове”, Трифоноф Печенгский монастырь, “Книжное дело”, Москва, 2003, стр. 76..
25 Там же, стр. 90.
26 Часовня квадратная в плане, под сомкнутым сводом, на постаменте. Материал — кирпич, оштукатурена.
27 О блаженном Михаиле, подвизавшемся на острове в начале XX века, мы уже говорили ранее.
28 В 1584 г. эта обитель была приписана к Псково-Печерскому монастырю, а в 1764 г. — упразднена, храм же превращен в приходскую церковь.
29 Часовня одноглавая, квадратная в плане, с ренесансным декором.
30 Е. Канцельсон, историческая газета “Псковские хроники”, № 9, 1999.

©2007—2024  Храм св. Василия Великого (на Горке) город Псков. Контакты