На главную ‹ Проза ‹ Вита Пшеничная ‹ Восстановлению не подлежит?..
Восстановлению не подлежит?..
За окном невесёлое утро двенадцатого октября две тысячи девятого года. Два дня до Покрова. Целых два дня, а земля уже с ночи застлана тонким слоем снега, будто кто-то подобно татю прокрался сумраком да утянул за собою ещё не настоявшуюся, ещё манящую золотом листвы позднюю осень. И во мне почему-то первым было не удивление: «рано-то как!», не неудовольствие хлябью и повысившейся вероятностью простыть, а один-единственный вопрос: «а как же там Образ?.. Ведь, поди, совсем закоченел?.. Что же делать?..». От внезапно свалившегося ощущения беспомощности стало неуютно…
Минувшая суббота выдалась тёплой, обещающей радость от незапланированной прогулки по Пскову. Ясное синее небо, солнце, разлившееся по куполам храмов и пышным кронам деревьев – разве усидишь дома? Самое начало Запсковья от Троицкого моста будто только и ждало нас, на какой-то миг помедливших - куда податься? - перед распутьем дорог. Это была далеко не первая наша «вылазка» в город и потому внутри не было ничего схожего с ожиданием чего-то необычного или удивительного, как это было в самом начале «знакомства с городом».
Предсказуемость, увы, постепенно сводит на нет очарование и понимание уникальности, неповторимости того, что нас окружает. И всё же и необъяснимое сиротство поныне некоторых пустующих храмов, формально приписанных к подворьям действующих монастырей или церквей, и стены, испещрённые безграмотными «васями» да «манями», и громоздящиеся бок о бок «с молчаливого согласия» местных властей «страшилки» в виде жилых домов, торговых точек, автостоянок вызывали острое чувство протеста и желание помочь, изменить хоть что-нибудь в лучшую сторону. Так повторялось раз за разом, отчего изначально хлеставшее из души возмущение плавно переходило во внутренний ропот, а потом и смирение.
Я понимала это и боялась равнодушия, которое обычно и наступает после подобного «визуального пресыщения». Одичавший Георгий со Взвоза, убогая панорама Покровского комплекса, напротив - бодрое строительство чего-то между Мирожским монастырем и запущенной церковью святого Клемента папы Римского, вынужденное унизительное «соседство» навороченной, зазывно манящей гостиницы «Heliopark» и храма Богоявления с Запсковья… Что, исполнение какой извращённой фантазии на очереди? Иногда кажется, что и они – эти мёртвые воплощения градостроительных планов – своего рода послушание, испытание, посланное нашему древнему городу. И он несёт их, как суму, от которой «не зарекаются».
Давно, наверное, с начала 90-х, когда я впервые попала в тогда недействующий, со зловонными запахами и полуразрушенным телом Стефановского храма Мирожский монастырь, вернее, на его территорию, я не испытывала схожих с последним потрясений.
Тогда я впервые оказалась один на один с человеческим невежеством, въевшимся в стены, в камни живого организма подобно плесени, когда мгновенно высветилось в памяти: «Там птицы не поют, деревья не растут…». Впрочем, птицы пусть редко, а всё-таки пели, весело вспархивая с веток, яблони в нужную пору покрывались бледно-розовым цветом и по осени плодоносили кислыми дичками… А ещё раньше, где-то в начале 80-х, в пору моего детства здесь среди пышных еловых лап можно было заметить хитрющую мордашку белки и даже покормить её, доверчивую, с руки. Время, Время, что ж ты делаешь с нами?.. Куда бежишь наперегонки с Памятью?..
Однако сейчас речь не о почти восстановленном ансамбле Мирожского монастыря. Речь о другом, скрытом от любопытных глаз многочисленных туристов храме. Он действительно скрыт, потому что стоит в тихом уголке Запсковья, на Первомайской улице и на фоне рваной ленты крепостного пояса, когда-то обрамлявшего Окольный город. Маленькая церковка кажется уютной, обжитой, целёхонькой. Но стоило зайти внутрь…
Покосившись на зажатый в руке цифровик, бабушка-прихожанка тихонько спросила у меня: «А хотите посмотреть, что там?..» и откинула занавеску… При всей своей неслабой фантазии я не могла и мысли допустить, что в начале аж двадцать первого (!) века снова воочию столкнусь с примером человеческого равнодушия и беспамятства, которому вряд ли есть аналоги. Я понимаю, помимо средств, нужно время, специалисты, воля, выдержка, силы. Я понимаю, что сразу, с места в карьер такие вопросы не решить, но пройти мимо, попытаться забыть или прикрыться тем, что это не моё дело не получилось. Да и о чём тут скажешь? О замызганном, советских времён тазике, в который сквозь дырявое покрытие скапывает в непогоду дождевая влага? Или о вольготно расползшейся по стенам сырости, изнутри ненасытно подтачивающей и без того насквозь больную, но ещё живую плоть храма?
А, может, о почти утраченных фрагментах настенной живописи (я не знаю, сколько ей лет, но восстановить её необходимо)?. Или о лике оставшегося в одиночестве младенца, который скоро сперва ослепнет, а потом и вовсе исчезнет, канет в небытие, унеся с собою историю этого места?!.. Да не ослеп ли он уже, не в силах смотреть на этот новый, хищный, безымянный и беспамятный мир?..
Промелькнула в ту минуту нелепейшая мысль, что слепота стала бы спасением. Спасением памяти об уцелевших от мора, случившегося в Пскове в 15 веке людях, когда-то молившихся здесь, в отдалении от города, на зыбкой Жабьей Лавице (не о нас ли тоже они молились?). Спасением памяти о тех, кто на месте прежнего деревянного, «однодневного», возвёл на века храм каменный (не для нас ли, будущих?). О тех, кто позже расписал стены библейскими сюжетами и образами, дабы глядя на них крепла вера в русском человеке (не наша ли с вами вера?). Та самая вера, которой так не хватает нам сегодня, но которая ещё теплится где-то в глубинах наших сердец, подобно этим рисункам, разбитая на фрагменты, мелкие частицы, и за которой, может статься, вскоре прочно укрепится горький статус: «восстановлению не подлежит»…
Контакты