Храм святителя Василия Великого

На главную ‹  Проза ‹  Светлана Соколова-Сидорова  ‹ Детские страхи

Детские страхи

Вечереет. Солнце медленно садится далеко за лесом. Над ним повисла ярко-розовая полоска небосвода. Края редких облаков озарены нежным прозрачным контуром. Зреющий овёс похож на жёлтые раскинутые пески. На краю поля синими брызгами разбросаны васильки. Слабо покачиваясь от жаркого дыхания ветерка, они опустили свои головы в ожидании спасительной прохлады ночи. Мошки клубами вьются у нас над макушками. Едкими соринками попадают в глаза, больно кусаются. Я размахиваю руками, чтобы разогнать их, резко приседаю, и бегом ускользаю от назойливых насекомых. Они отстают, на время теряют ориентацию, сбиваются. Но тут же находят новую жертву.
Душно. Мы громко смеёмся, рассказывая интересные истории. Нас четверо детей. По пыльной песчаной дороге мы босиком возвращаемся с озера. Так случилось, что, купаясь, не заметили, как быстро пролетело время. Нам хотелось есть. Хлеб, яблоки, зелёный лук, что прихватили с собой, были съедены. Нас мучила жажда, несмотря на то, что мы пили впрок холодную родниковую воду перед тем, как отправиться в путь. Оказывается, впрок не напьешься.
– Смотрите, какой туман внизу над ручьем, - загадочно произнесла Вероника, - словно лохматыми лапами расползается по лугу.
Я, Надюшка и Вовка разом повернули головы.
- Я еще раньше тебя заметил, - ухмыльнулся мальчишка. - И что тут такого интересного? Все знают, что туман - это испарения воды, природные осадки. Мы в школе проходили…
- Не скажи, Вовка - произнесла я, - в тумане много всякого случается. Рассказывали…
- И что такое там случается? Сказки всё! – Не унимался брат.
- Давайте убежим от него, - запищала маленькая Надя, - я боюсь Тумана. Она крепко ухватилась за руку старшей сестры. Та присела на корточки:
- Давай, обнимай меня за шею.
Надюха мигом уселась на закорки. Мы заулыбались, прибавили шаг. В тайне у каждого зародилась тревога. До дома ещё километра полтора мимо кладбища и того угрюмого дома на краю улицы, о котором закрепилась дурная слава. А уже скоро ночь…
Потянуло свежестью и холодком. Мы подошли к деревне. Околица укрыла нас буйной листвой вековых лип и клёнов. Они у нас мощные и красивые. Частенько мы прибегаем сюда, чтобы полазать, поиграть. Особенно, когда картошку пропалываем на участке, крапиву собираем и просто так от безделья.
Стало совсем темно. Страшно. Мы старались говорить громче, чтобы не бояться. Улица словно вымерла. Из окон домов еле пробивался тусклый свет. Только во дворах побрякивали вёдрами, слышался лай собак, мычание коров, будто они устроили маленькую перекличку между собой.
- Опять света нет,- подметил Вовка, - вон, лампами освещаются…
- Первый раз что ли? – поддержала разговор Вероника. - Вечно так!.. Ой, мамка волнуется… Ругать будет, что поздно…
- Это все Лидка виновата,- посмотрев на меня, с укором произнёс брат,- всё ей мало, не накупалась…
- А тебя, сколько ждали, пока на лодке катался? – огрызнулась я.
- Ух, ты! – отпрянула Вероника, поскользнувшись. - Чуть не упала. Осторожнее! Держитесь за жерди и ступайте по доске друг за другом, не упадите.
Мы поняли, что подошли к огромной луже посреди дороги, похожей на маленькое болотце с камышами и тиной. Сколько себя помню, столько и знаю её. Каждый год яму засыпают песком, а она становится всё больше. Говорят, что надо трубу проложить, чтобы вода уходила, но видно никому. Машины и трактора так и ездят, где помельче. На ощупь мы перешли самое опасное место в деревне. И оказались у кладбища.
За деревянной черной оградой было тихо. Мы на мгновение замерли, когда среди стволов берез и покосившихся крестов промелькнула летучая мышь. Ноги сами понесли нас. Перевели дух уже у магазина, посмеиваясь друг над другом. Потом разом замолчали. Осталось преодолеть ещё один страх - избу за старыми ракитами, где очень давно живут две сестры. Будоражащие кровь истории ходили о них. Мы и днём старались быстро прошмыгнуть мимо. Старушки часто останавливают, ругают ребятишек за беспокойство и суету. И за то, что делали набеги на их палисадники, воровали огурцы, помидоры, трясли яблоки и груши. Не любили они нас, наверное и потому, что детей своих у них не было. Никто их не навещал. Рассказывали, что их мужья погибли на войне, а сын одной из них пропал без вести. Никто точно не знал. Одевались вдовы мрачно. Никогда не улыбались. Ни с кем дружбу не водили. Круглые сутки в труде: днём огороды обрабатывали, ночью их охраняли, сушили всякие травы, заготавливали ягоды и грибы. А по воскресеньям в райцентре на рынке излишки продавали. Одни говорили, что вырученные деньги на почту носят и куда-то отправляют. Другие, что набивают в стеклянные банки, хранят в погребе. В округе относились к ним настороженно. Даже побаивались. Всё непонятное вызывает у людей подозрения и злые домыслы. Некоторые считали их колдуньями. Недавно соседский мальчишка Васька рассказывал, как на себе испытал их волшебные чары.
Ночью пробегал он по стежке мимо их забора. Навстречу выскочила здоровенная свиноматка, укрытая шалью, прямо под ноги. Ваське бы бежать да словно к земле прирос от ужаса. Та остановилась, потерлась о его штаны и говорит: «Ты, чей будешь? Чего ночами мотаешься тут?» «Я, я, я, … Ми-митин Ва-ва-ськккка, - заикаясь, пробормотал он,- С-субботку ищу, со стада не вернулась». А оборотень в ответ: «Она у Вороньего лога пасётся, сердешная». Зажмурившись, парень перекрестился, повторил три раза: «Господи, спаси, спаси, спаси!» Раздался какой-то хлопок сзади и… тишина. Когда Васька открыл глаза, никого не было. Что есть духу, помчался домой. А на утро нашлась кормилица там, где сказано было. Но заикаться он не перестал. В больницу его мамка возила. Не помогло. Говорят, надо в церкви молебен отстоять. Но отец Васькин не разрешает. Говорит, что религия – «опиюм».
Ещё ходят слухи, что эти бабки оборачиваются всякими животными и птицами: кошками, собаками, воронами, совами и вредят домашней скотине. Вон, Зинкина мать припозднилась что-то, пошла корову доить. Смотрит, в сарае сидит огромная чёрная кошка, вымя дёргает лапами, языком слизывает. Молоко течёт, не переставая. Тётя Таня не растерялась, ударила лохматую ведром. На следующий день бежит на обед с работы, видит, у старухи рука перевязана. Бросив злобный взгляд на женщину, говорит: «За что ж ты меня искалечила, Танечка? Я же тебе зла не делала. Так знай, не будет тебе добра!». Как только не оправдывалась тётя, не просила прощения - ни в какую! С тех пор захворала её Буренка, молоко у неё стало горьким, а потом и вовсе пропало. Так и пришлось бедную на мясокомбинат свести.
А тут зимой повадилась рогатая Зорька из старушечьего хлева бегать, сено наше в стогу подъедать. Отец рано утром, открывая коридорную дверь, нечаянно спугнул её. Корова прыгнула в сугроб по самый живот и застряла. Мычит, глаза выпучила, выбраться не может. Подошла хозяйка, что-то шепнула ей на ухо. Та успокоилась, потихоньку высвободилась. А вдова отцу пальчиком пригрозила: «Не надо, Петя, животное так пугать! Пожалеешь…». С тех пор, сколько родители не приводили коров, ни одна все молоко не отдавала. Да и доились очень туго, упирались, не стояли смирно… А поздней осенью вспыхнул у нас сарай, набитый сеном и торфом. Даже не успели всю живность спасти.
- Это соседки чередят, – повторял отец словами бабушки Тони.
- А в прошлом году весь гусиный выводок у нас подох, тоже они виноваты? Вали теперь на крайних! – пыталась противоречить мать.
- Да, кто его знает?.. Люди зря болтать не будут,- задумался он.
А ещё, рассказывал дядя Илья, бывший пьяница, как с их ракиты слетела ему на спину чёрная птица и давай клевать голову, приговаривая: «Не перестанешь сивуху пить, беда будет». Еле ноги унёс. Но мало кто в это верил. А вскоре так и случилось: сгорела его хата. Тогда пить все-таки бросил. Дом заново поставил. Не собутыльники помогли. Сам за ум взялся. Зажил, как все. Жена с дочерью к нему вернулись. Вот ведь, как бывает: «Не было бы счастья, да несчастье помогло».

…И вот мы робко повернули на нашу улицу. Вдруг перед нами нарисовалась огромная овчарка. Глухо рявкнула, присела на задние лапы, преградила дорогу. Это морозовская Лада. Она постоянно выбиралась из вольера. Агрессивная. Ни одного деревенского уже искусала до полусмерти. Соседи ссорятся с хозяевами по этому поводу, а они только ухмыляются: «Нечего, - говорят, - по ночам шляться и промышлять воровством! Собака умная, зазря не кусает...». Даже участковому жаловались. А тот приходится двоюродным братом дяде Вите, и только штраф наложил.
Мы резко остановились, боялись пошевелиться. Наденька тихо заплакала. Я попыталась сделать шаг, но собака зарычала.
- Не двигайтесь! А то порвёт, злыдня, - шёпотом предупредила Вероника.
- Что теперь делать будем?- зароптал Вовка. - Как домой попадем?
Послышался шорох. Овчарка насторожилась. Из темноты внезапно появилась тёмная сгорбленная фигура с клюкой в руках. Дрожь пробежала по коже такая, что волосы зашевелились. Уж не знаешь, что хуже… Это была одна из тех сестёр.
- Кто здесь? – строгим дрожащим голосом спросила она.
- Это мы, бабушка, - поспешно, как можно уважительнее ответила я. – Вот… домой не пускает...
- Это Шуркины детки, – послышался одобрительный голос из темноты, – я их узнала. Она давеча обыскалась этих сорванцов.
Мы оторопели. Под ракитой на скамье сидела другая старуха.
- Не трусьте, ребятки, идите себе, - обратилась она к нам и грозно скомандовала псине. - А, ну пошла прочь отсели! Ишь, ты, детей пужать!
Лада с жалобным визгом, поджала хвост, скрылась в темноте. Мы с радостью помчались домой.
Мама уже глаза проглядела, ожидая нас. Стояла у калитки, собиралась идти навстречу.
- Мамочка! - закричали мы и кинулись в её объятья. - С нами такое, такое…
Мы наперебой рассказывали ей о наших приключениях, о страшных спасительницах…
Она пожурила нас, что времени не помнили, накормила, уложила. Наутро мамка рассказала, что те бабушки детдомовские. Одинокие. И деньги, вырученные на рынке, отправляют в интернаты и детские дома.
- И никакие они не злые, и не колдуньи вовсе. Люди все наговаривают, - сочувственно уверяла она.
С тех пор мы перестали бояться таинственных старушек. Даже стали иногда помогать им: таскали воду из колодца, ходили в магазин за хлебом, убирали картошку в погреб. Бабульки угощали нас за это огромными сочными грушами и сладкими яблоками. А в горнице у них так чисто, уютно. Отмытые до желтизны доски полов застелены домоткаными половиками. На белёных стенах булавками приколоты затейливые вышивки. Столы накрыты белоснежными кружевными скатертями. Рушники с вышитыми краями наброшены на портретах и иконах. На деревянных кроватях красуются яркие лоскутные одеяла. И вся это красота сработана их умелыми заботливыми руками. А какие караваи пекли, пироги! Вкуснятина!

Когда сестёр не стало, нажитое ими добро растащили. Дом обветшал, покосился, усадьба поросла крапивой и бурьяном. Знаменитые на весь район сортовые яблони и груши засохли, одичали. Все попытки соседей развести эти деревья на своих участках были безуспешны. Либо не так ухаживали, либо ещё что.
Но люди поговаривают, что до сих пор появляются в ночи две маленькие сгорбленные фигурки в тени тополей, бродят по зарослям палисадника, скрипят ветхой калиткой и тихо вздыхают. Видно, по этой причине не прижились в доме новые жильцы. Только мы одни знали правду…