Храм святителя Василия Великого

На главную ‹  Психология ‹  Психоанализ и христианство ‹ Новый взгляд на психоаналитическую терапию и гуманистическая ценность психоанализа.

Новый взгляд на психоаналитическую терапию и гуманистическая ценность психоанализа.

В предыдущей главе мы рассмотрели новый взгляд на отношение «отца психоанализа» к христианству. Теперь нам видится важным рассмотреть изменения, которые коснулись представлений о приемах современного психоаналитического лечения.

4.1. Влияние Карла Роджерса на развитие психоаналитической психотерапии.

Со времен Фрейда психоанализ претерпел значительные изменения. Если первые психоаналитики считали, что лучшее, что они могут сделать для пациента, - «это уйти подальше в сторону от их пути» [39, 16] и позволить развиваться переносу на фоне «чистого экрана» в обстановке фрустрации, необходимой для успешного продвижения терапии, то сегодня на передний план выходят новые отношения, возникающие в процессе терапии, между терапевтом и клиентом.

Как известно, психоанализ доминировал в области терапии до 40-х годов, [39, 18] пока Карл Роджерс, родоначальник гуманистической революции, не бросил решительный вызов этой традиции. Он предложил такие клинические взаимоотношения, которые радикально отличались от привычного для психоанализа нейтралитета. Роджерс провозгласил, что терапевт должен быть эмпатичен и искренен. Так же ему следовало безоценочно позитивно относится к клиенту. Несмотря на период полемики и настороженного отношения психоаналитиков к Роджерсу, сегодня уже никого не удивят слова Роджерса о том, что «гораздо больше должно быть уделено внимания установлению тонкой взаимосвязи, которая возникает между терапевтом и клиентом…» [96,104] Не побоимся сказать, что практически все современные психоаналитики придерживаются данного мнения. Карл Роджерс выделил несколько аспектов терапевтических отношений:

1. «теплота и отзывчивость»
2. «предоставление достаточной свободы выражения чувств»
3. «терапевтическая беседа развивается в определенных рамках»
4. «свобода от любого давления или принуждения» [96,104]

Как говорит М. Кан : «он узаконил заботу терапевта о качестве отношений между терапевтом и клиентом». [39,40]

Интересен факт, что Роджерс собирался стать священником и даже учился в Нью-Йоркской духовной семинарии. Его главной жизненной целью была помощь людям, нуждающимся в духовной помощи.[108, 60] Склонность Роджерса к религии можно проследить и в его взглядах. Он был мнения, что «человеческие существа нуждаются в любви». [96,40] М. Кан предлагает оценить монументальный вклад Роджерса в область терапевтического исследования при помощи «понимания фактического привнесения им в терапию переменной любви». [96,41] Под словом «любовь» Роджерс понимал то, что древние греки называли агапе. Агапе (греч. agape — любовь к ближнему; лат. — caritas) — понятие, которым в дохристианском миропонимании обозначалась деятельная одаряющая любовь в отличие от эроса, или "страстной любви". В границах раннехристианской обрядности таинство евхаристии совершалось вечером (отсюда агапе — "вечеря любви", или схожее — "тайная вечеря"). «Собрания первых христиан именовались также "вечери Господни", полагавшие возможность общения с Господом, либо "вечери любви", предполагавшие братское общение верующих между собой».[23]

Агапе характеризуется желанием удовлетворить возлюбленного. Такая любовь ничего не требует взамен, а хочет только роста и процветания объекта любви. Агапе – любовь крепнущая, любовь, которая по определению, не обременяет того, кого любят [96,41] .

В Новом Завете в послании к коринфянам апостол Павел говорит: «Любовь (имеется ввиду агапе ) долготерпелива. Любовь добра; она не ревнует. Любовь не хвастается, не бывает надменной; не поступает неприлично, не ищет своего; не раздражается, не ведёт счёт злу; не радуется неправедности, но радуется вместе с истиной; всё покрывает, всему верит, на всё надеется, всё терпит. Любовь никогда не проходит" [1 послание к Коринфянам 13:4-8]. Духовная любовь находится только глубоко внутри нашего человеческого духа. Эта любовь неэгоистично заботится о других. Именно такого рода отношение к клиентам проповедовал Роджерс. И если христианство называют «религией любви», то терапию Роджерса – «терапией любовью». Он полагал, что «неважно, какой теории личности придерживается тот или иной терапевт. Если последний успешно передает переживание агапе, то клиент изменяется в желаемом направлении. Все, что удовлетворяет теории и стилю терапевта, остается благим до тех пор, пока успешно передается агапе. [96,41]

Несмотря на то, что Карл Роджерс, «пропитанный насквозь» динамической теорией З.Фрейда, не пошел по проторенной дорожке психоанализа, а разработал свой психотерапевтический подход, его влияние на психотерапию, и психоанализ в частности, было огромным.

Роджерианская система психотерапии основана на несложных философических предпосылках.

а) Люди по своей природе свободны и добры;
б) Пациенты это, прежде всего уникальные человеческие существа
в) Правильное взаимодействие с людьми приводит к терапевтическому эффекту.

Цель роджерианской терапии: Согласовать между собой идеальное и реальное "Я", которое формируется на основе опыта человека. Реальное "Я" зависит от оценок окружающих. В ходе сеанса человеку надо помочь перестать ощущать себя рабом социального окружения. Надо стать уникальным "Я", свободным. Чувство достоинства и значимости клиента поддерживается и обогащается на протяжении всего консультативного процесса. Роджерса значительно меньше интересуют особые техники в сравнении с созданием чувства присутствия консультанта для клиента.

Для описания элементов процесса терапии, лучше всего выслушать самого ее основателя: “Существуют три условия, которые применимы в любой ситуации, где целью является рост и развитие человека. Я представляю здесь краткую их характеристику с точки зрения психотерапии:

Первый элемент - это искренность или конгруэнтность. Чем более терапевт является самим собой в отношении с клиентом, чем менее он отгорожен от клиента своим профессиональным или личностным фасадом, тем более вероятно, что клиент изменится и продвинется в конструктивном ключе. Подлинность означает, что терапевт открыто проживает чувства и установки, которые имеют место в данный момент. Существует соответствие или конгруэнтность между тем, что испытывается на соматическом уровне, что представляется в сознании и тем, что выражается клиенту.

Второй по важности установкой для создания климата, благоприятствующего изменению, является принятие, забота или признание - безусловный позитивный взгляд на клиента. Когда терапевт ощущает позитивную, неосуждающую, принимающую установку по отношению к клиенту безотносительно к тому, кем этот клиент является в данный момент, терапевтическое продвижение или изменение более вероятно. Принятие терапевта предполагает позволение клиенту быть в любом его непосредственном переживании - смущении, обиде, возмущении, страхе, гневе, смелости, любви или гордости. Это бескорыстная забота. Когда терапевт признает клиента целостно, а не обусловлено, продвижение вперед более вероятно.

Третий фасилитирующий аспект отношения - эмпатическое понимание. Это означает, что терапевт точно воспринимает чувства, личностные смыслы, переживаемые клиентом, и коммуницирует это воспринятое понимание клиенту. В идеальном случае терапевт так глубоко проникает во внутренний мир другого, что может прояснить не только те смыслы, которые тот осознает, но даже те, что лежат чуть ниже уровня осознания. Эта особая, активная разновидность слушания - одна из самых мощных известных мне сил, обеспечивающих изменение.” [97]

Вслед за Роджерсом, ключевая роль эмпатии отводится и в психоаналитической Я-психологии Хайнца Кохута.

Кохут отстаивал позицию, что основным инструментом в психоаналитическом исследовании является именно эмпатия аналитика. Он называл психоанализом лишь то, что происходит во время сессии между психоаналитиком и пациентом.[136, 95] Кроме того, Кохут поместил эмпатическую откликаемость окружения ребёнка в центр своей теории нарциссического развития Я. Благодаря их влиянию эмпатия была признана большинством терапевтических школ в качестве основополагающего навыка терапевта, необходимого для создания терапевтического климата[137].

Кохут заявляет, что эмпатия аналитика заключается в способности принимать нарцистический перенос пациента, проявлять терпимость к зеркальному переносу и сопутствующим ему эксгибиционизму и контролю, не реагировать на идеализированный перенос постоянными обращениями к реальности или интерпретациями, предполагающими отвержение[136, 97].

Главные аспекты взаимоотношений, которые Кохут считал полезными для клиента, следующие:

1. Чувство, что тебя слушает человек, действительно стремящийся к пониманию.
2. Ощущение, что тебя глубоко поняли.
3. Чувство, что ты принят.
4. Научение выявлению давних корней каких-либо проблем и, таким образом, возникновению чувства избавления от них. Делается это с помощью объяснений терапевта.
5. Построение новых структур самости и в особенности структур, способных компенсировать старые недостатки. Эти структуры строятся не через превращенную интернализацию, следующую за недостатками терапевта, а эмпатическом понимании. [136,102]

Кохут говорит о том, что "эмпирическая и теоретическая сферы психоанализа определяются и ограничиваются исследовательской установкой эмпатии и интроспекции" [112, 20], причем "эмпатически-интроспективный способ исследования относится к попытке понимания проявлений личности, идущей скорее из ее внутренней, субъективной системы координат, нежели с внешней точки зрения". Более того, согласно точке зрения Кохута, "психоанализ - единственная наука о человеке, которая объясняет то, что прежде уже было ею понято" [ 51,283]

Кохут сделал гораздо больше, чем просто предложил новую теорию нарциссизма и новую терапевтическую технику. М.Кан считает, что Кохут предоставил терапевтам новую свободу взаимодействий с клиентами в духе дружбы и открытого великодушия и свободу быть самими собой. [39,102]

Представления К.Роджерса и в какой то степени Кохута согласуются с представлениями еврейского философа, М.Бубера о Я-Ты связи в отличие от Я-Оно связи. Бубер считал, что только в отношениях с другими людьми мы можем реализоваться и получить помощь в развитии. [13]

Взгляды Бубера находятся в русле представлений современных психоаналитиков о том, что "ситуация "здесь-и-теперь" - основной стержень терапии.[113,127-128.]

Бубер утверждал, что отношение Я-Ты взаимно в отличие от отношения Я-Оно, где активен только субъект. В мире отношений с другим человек обретает свою свободу и судьбу. Бубер верил в восстановление безусловной ценности человеческой личности через общение с другими личностями. Только в присутствии Ты – перед лицом и Ликом – человек способен принимать решение, а значит он – свободен. Итак, перефразируя мысль Бубера, можно сказать, что в кабинете психотерапевта, при Я-Ты - отношениях пациент идет к свободе.

Бубер говорит о том, что «освободится от веры в несвободу означает стать свободным».

По мнению Бубера, "отношение Я-Ты всегда сопровождается любовью. Любовь в данном случае Бубер определяет как ответственность Я за Ты, ощущение того, что они необходимы друг другу. Любовь также выступает как направленность отношения Я-Ты. Здесь, как нам кажется, гуманист Бубер очень близок Роджерсу и его пониманию любви – агапе. Чувства живут в человеке, — пишет Бубер, — а человек живет в любви»[113,65 ]

В западной литературе тип мышления, подобный буберовскому, нередко именуют «мышлением прорыва» (breakthrough), где под прорывом понимается радикальное изменение ментально-культурной парадигмы. [63]

Мы уже говорили о том, что и мышление Роджерса было революционным для психотерапии того времени. По аналогии с вышесказанным нам видится возможным сравнить и мышление Роджерса , а вслед за ним и Кохута с «мышлением прорыва», с мышлением поворота к человеческим отношениям. Можно с уверенностью сказать, что современный психоанализ взял лучшее из теории Роджерса. Образ холодного, отстраненного психоаналитика ушел в прошлое. Опыт прохождения личной динамической психотерапии показал, что эмпатия является неизменным условием современного психоаналитического терапевта.


4.2.Другие новшества в современном психоанализе

Начиная с 50-х годов прошлого века, в русле смены парадигм, произошло переоткрытие контрпереноса в качестве инструмента понимания. [99, 20] Если Фрейд рассматривал контрперенос как препятствие психоаналитическому процессу, то теперь эмоциональный отклик аналитика в аналитической ситуации стал рассматриваться как инструмент исследования бессознательного пациента.

Современный психоанализ призывает к открытости контрпереносным откликам, к постоянному их соотнесению с переносом пациента. Можно сказать, что, с одной стороны, психоанализ продвинулся в желании и возможности понять пациента и сделать его свободным от раздирающих его конфликтов, а с другой стороны дал возможность и право на чувства самому аналитику. В любом случае, современный психоанализ с его отношением к контрпереносу стал более человечным.

Нельзя не отметить, что переоткрытие контрпереноса как инструмента понимания стало одной из главных новаций в психоаналитической технике.

Другим важным новшеством в современном психоанализе стала глубокая заинтересованность тем, как развивается психика ребенка в период от рождения до 4-5 лет, в доэдипальный период. Нельзя не отметить, что внимание к характеру взаимоотношений ребенка с ближайшим окружением, в первую очередь – с матерью сильно возросло. Появились новые теоретические модели развития, основанные уже не на теории развития либидо, а на теории объектных отношений. Развитие психики и происхождение патологий стали рассматривать не только с точки зрения внутреннего конфликта, но и сточки зрения дефицита (того, что ребенку было недодано, что не дало развиться здоровым, зрелым психическим структурам). Много внимания современный психоанализ уделяет и таким чувствам, как ненависть, агрессия, зависть. Все эти теории основываются не только на реконструкциях из материала взрослых пациентов, но и на данных детского психоанализа, пионерами которого выступили Анна Фрейд (дочь З.Фрейда) и Мелани Кляйн (основательница влиятельной школы в современном психоанализе). Кроме того, такими аналитиками, как М.Малер, Р.Спитц, Д.Винникотт, Д.Стерн было проведено много клинических экспериментов по наблюдению за развитием детей начиная с самого рождения. Это обогатило психоанализ ценнейшим материалом.

Теоретический подход к самому психоаналитическому процессу также претерпел значительные изменения: все больше психоанализ рассматривается как двусторонний процесс, где и пациент, и аналитик пребывают и взаимодействуют в общем смысловом и аффективном поле.

Кляйнианский подход, в котором разрабатываются оригинальные идеи о начальном периоде развития младенца (т.н. «параноидно-шизоидная» и «депрессивная» позиции), а также много внимания уделяется негативным переживаниям агрессии, зависти и очень ранним, примитивным психологическим защитам, таким, как проекция и проективная идентификация. Кляйнианцы достигли впечатляющих успехов в работе с шизофрениками.

Мелани Кляйн описала в свое время настоящий «пандемониум того, что происходит в детской психике в течении первого года жизни». [38,186] Инстинкт смерти присутствует уже в самом раннем возрасте, формируя детскую психику так, что та начинает чуть ли не с первых дней жизни, чередуя агрессию, депрессию и шизофреничность, защищаться от этого страха, поскольку знает, что он способен «потенциально уничтожить»!

Здесь видится необходимым провести параллель с христианским видением человека. Владета Йеротич считает, что «никто из психоаналитиков, вышедших из фрейдовской школы, не переживал так сильно и одновременно бессознательно библейское грехопадение человека». [38,186] А идея о насильственном характере смерти есть глубоко христианская идея. Современный теолог и антрополог А. Шмеман выразил следующим образом: « Объясняя смерть, и религия, и секуляризм дают ей «статус», разумное оправдание, делают ее чем-то «нормальным». Только христианство (которое является в глубочайшем смысле концом всякой религии… Христос дает новую жизнь, а не новую религию) провозглашает смерть ненормальной и поэтому ужасной. Христос плакал у гроба Лазаря» [130]

Идеи Мелани Кляйн нашли отклик у многих пациентов, страдающих психотическими расстройствами и не находящих поддержки у аналитиков «неклянианской» ориентации.[78,82] На протяжении всей карьеры ее привлекали негативные, разрушительные чувства и желания человека: ненависть, зависть, жадность. Мелани Кляйн убедительно показала, как психоаналитическое лечение способно разрешить негативный перенос, реконструировать ранний детский опыт пациента и привести его к интеграции личности. [114 , 9]

Очень важным фактом является то, что современный психоанализ и психоаналитическая терапия работают не только с невротиками, но и с гораздо более глубокими патологиями на уровне нарцистических и пограничных личностных расстройств, и даже с психозами, чем не могут похвастаться другие школы психотерапии.

Заслуга представителей Я-психологии, особенно Кохута и Кернберга, заключается не только в том, что они, тонко и нежно вникали в детали психопатологических событий и переживаний, смогли теоретически объяснить возникновение и развитие нарциссических расстройств личности и психоза, но и в том, что предложили и разработали соответствующую психотерапию для подобных расстройств. [см.43;51]

Современный психоанализ предложил средства понимания, и оказания помощи тем, кого раньше считали безнадежными и непостижимыми сумасшедшими. Психотические пациенты нуждаются в основных человеческих отношениях и в получении надежды, и именно психоаналитик сможет облегчить их несчастье. И это видится нам подлинным гуманизмом и христианским отношением к человеку.

Сегодня психоанализ представляет собой довольно развесистое «древо» школ и направлений. Безусловно, идет полемика. Но находятся точки пересечения. Это типичный процесс характерный для развития любой науки.

Современный психоанализ «может помочь пациентам избавиться от своих симптомов (хотя бы некоторых); он может помочь снять эмоциональные блоки, мешающие более полнокровному развитию, так что пациенты смогут уйти от того, что тянуло их назад; он может помочь исцелить раны, нанесенные травмой или негативным опытом; он может помочь оживить тех, кто мертв среди живых; он может вернуть эмоционально "застывшим" способность чувствовать и зажить более полно¬кровной жизнью». [ 40, 11]

Итак, мы коснулись лишь поверхностно особенностей современного психоанализа, свидетельствующих о том, что психоанализ как наука развивается, психотерапевтическая техника совершенствуется на благо человека, ради того, чтобы он имел возможность стать свободным от своих страданий. Нам кажется, что в этом есть гуманистическая ценность психоанализа. Из всего вышесказанного видно, что психоанализ как наука и психотерапевтическая техника движим любовью к человеку. Помочь человеку полюбить этот мир, дав возможность жить без страданий, понять и принять его таким, какой он есть, используя свои собственные чувства (контрперенос) для понимания, – это ли не любовь в самом лучшем христианском смысле?