На главную ‹ Наука и религия ‹ "Теория распада Вселенной и вера Oтцов." Епископ Василий (Родзянко). ‹ Каппадокийское богословие. Апологетика XXI века. Часть 10.
Каппадокийское богословие. Апологетика XXI века. Часть 10.
Каппадокийское богословие в Литургической поэзии
Поэзия - всегда вдохновение. Конечно, вдохновение бывает разное: кто вдохнет и что вдохнет? И мы знаем многоразличных "муз": муза музе - рознь! Литургическая поэзия, особенно в нашем, восточном христианстве, всеобъемлюща: она мощно охватывает все формы богослужения и вместе с церковным пением создает обстановку, выводящую нас из этого мира. Это и есть ее особое целенаправленное вдохновение Божие.
Входишь в храм... "Опоздал!"... - Никогда не поздно... Душа освобождается от суеты и сутолоки и погружается в такое и далекое, и близкое, родное... Иже херувимы тайно образующе... Мир херувимов, невидимых, ощутимых, входящих во все твое существо, которых ты становишься образом и эти образы сливаются во едино: херувимы и мы - вместе: образующе. И вот ты уже в ином мире. Каком? - и Животворящей Троице Трисвятую песнь припевающе... в Троическом мире! Триединство! Вот поэтический пример типичного каппадокийского богословия: духовный реализм триединства! И на небе, и на земле!
Здесь уместно сказать о преп. Сергии: о его троической поэзии в жизни. Жизненная поэзия сильнее литературной: "поэзия в красках" всегда и красочна, и всепобеждающа. Особенно, если она укоренена, как у преп. Сергия, в Тройственной Любви, когда человек живет в образе Пресвятой Троицы первозданного человечества, чудом Божиим внеся его с собою в наш грешный мир.
"Среди сонма русских святых, предстоящих престолу Всевышнего, особым светом сияет Преподобный Сергий - великий Игумен Русской земли.
Промысел Божий от чрева матери указал в нем служителя Святой Троицы. Ей он посвятил свой первый храм в глуши радонежских лесов, чтобы "взиранием на Божественную Троицу побеждалась ненавистная рознь мира", преодолевались разделение и вражда. Претерпев в пустыне жестокую брань с духами злобы, Преподобный стяжал глубокое смирение и сам стал храмом Святой Троицы, приняв свыше Божественную благодать, которая привлекла к нему людей, покоряла врагов, собирала вокруг него Русь.
За грех междоусобных кровопролитий Русь пала под ударами монгольской Орды. Тьма духовного уныния не на одно десятилетие опустилась на наше Отечество. Люди теряли веру в добро, замкнулись в своем горе и озлоблении. Это было время глубокого духовного разлада.
Преподобный Сергий помог русичам, пребывавшим "во тьме и сени смертней", взглянуть в свое помраченное сердце и увидеть там лучи того благодатного света, которым сиял он сам. Он смог воскресить духовные и нравственные силы народа, так как оживлял в сердцах то главное, чем призван жить человек, - веру в Бога. С именем преподобного наш народ всегда связывал свое духовно-нравственное возрождение, которое сделало возможным возрождение государственное. Благодаря жизненному подвигу святого Сергия Русь вступала в XV век преображенной.
В таких людях, как Преподобный Сергий, - корни Святой Руси. "Человек, раз вдохнувший в общество такую веру, - говорил русский историк В.О. Ключевский, - давший ему живо ощутить в себе присутствие нравственных сил, которые оно в себе не чаяло, становится для него носителем чудодейственной искры, способной зажечь и вызвать к действию эти силы всегда, когда они понадобятся, когда окажутся недостаточными наличные обиходные средства народной жизни...
Нравственное богатство наглядно исчисляется памятниками деяний на общее благо, памятниками деятелей, внесших наибольшее количество добра в свое общество. С ними срастается нравственное чувство народа; они - его питательная почва; в них - его корни; оторвите его от них - оно завянет, как скошенная трава. Ворота Лавры Преподобного Сергия затворятся и лампады над его гробницей погаснут только тогда, когда мы растратим этот запас без остатка, не пополняя его". Слова эти оказались пророческими. Десятилетия атеизма и пропаганды ложных политических идей, отрыва от своей исторической памяти завели наше Отечество в духовный и экономический тупик. Для возрождения нам необходимо вернуться к отеческим корням; нужно учиться у наших святых отцов терпению, любви к Богу и ближним" [160].
В этих словах Патриарха Алексия II о Преподобном Сергии раскрывается таинственная связь людей с миром иным, с первотворением в Раю во Образе Пресвятой Троицы и первородным грехом в падении Адама. Первое пришло на эту землю по неизреченной воле Божией, второе - по диавольскому ухищрению в междоусобицах князей на Руси. Преподобный Сергий Образом Пресвятой Троицы развеял все диавольские ухищрения красотой своей жизни, поэтически отразившейся во множестве литературных и художественных памятников России, начиная с бесценного его жития, написанного учеником, близко и лично знавшим его, - преп. Епифанием [161].
О поэзии иногда говорят, особенно с середины прошлого века, что она уводит от реальности. В прошлом веке эта оценка была положительной, а в наше время, наоборот отрицательной: "не хотим, мол, уходить никуда, нам и здесь хорошо"...
Несколько лет назад я читал курс лекций в Православном богословском институте в Беркли, в Калифорнии. Тема была сходная с темой этой книги. Один из студентов вызвался прочитать лекцию со своей точки зрения; я - пригласил. Он отвечал на мою мысль, только что здесь прозвучавшую о роли поэзии ("херувимская песнь") типичным для современного молодого американца (независимо от религиозных воззрений!) утверждением, что поэзия, по самой сути своей - "мифична", что она не столько "уводит" от реальности, сколько сама есть нереальность.
С таким предисловием перехожу к основной теме.
Религиозная поэзия более полутора тысячи лет тому назад, в частности, в Византии, была, как наивный ребенок, проста и незатейлива; как зеркало, она отражала состояние души в увлечении новой, поразившей ее тогда религией. Критическое отношение к поэзии наших времен к ней не подходит. Если мы хотим быть честными, мы должны рассматривать ее как честный передатчик духовной реальности. "Выдумывать" (как в наше время) она не умела.
Перед нами, например, выдающийся религиозный поэт тех времен (один из убежденнейших каппадокийцев) свт. Григорий Богослов. У него поэзия отличается от прозы внутренним, искренним, глубинным выражением подлинного религиозного опыта и чувства,.. и сокровенных личных переживаний, в художественной форме небесной красоты [162].
Научил меня Дух о светозарности ангельской, как первой, так и последней. Но и здесь она нашла меру. И эта мера - Бог. Поколику приближается кто к Царю, потолику делается он Светом, а с просветлением обретает и Славу... [163]
В поэзии Великий Григорий как стилист превзошел самого себя. А вот поэтическое песнопение неизвестного автора, написанное еще до него и, возможно, послужившее ему образцом:
Свете тихий святыя славы Безсмертнаго Отца Небеснаго, Святаго Блаженнаго, Иисусе Христе! Пришедше на запад солнца, видевше свет вечерний, поем Отца, Сына и Святаго Духа, Бога. Достоин еси во вся времена пет быти гласы преподобными, Сыне Божий, живот даяй, темже мир Тя славит [164].
В том же стиле, но гораздо позже (в восьмом веке), в чине погребения священников преп. Иоанн Дамаскин пишет свое знаменитое похоронное песнопение, явно навеянное каппадокииским богословием [165]:
Тлении како быхом, нетленный образ носивше, и дуновением Божественным безсмертную приемше душу, смешени бывше, якоже писано есть; како же преступихом Божия повеления; О чудесе! Како снедь жизни оставльше, ядохом снедь ходатаицу горъкия смерти; како прельщены лишихомся жизни Божественныя; прочее возопиим Христу: егоже преставил еси, во дворех Твоих всели [166].
По образу Твоему и по подобию создавый в начале человека, в раи поставил еси владети твоими тварьми: завистию же диаволею прельстився, снеди причастився заповедей Твоих преступник быв. Темже паки в землю от нея же взят бысть, осудил еси возвратитися Господи, и испросити упокоения [167].
Почел еси образом Твоим, рук Твоих, слове, создание живописав бо в вещественном зраце, умного существа подобие: егоже и причастника мя поставил еси, положив на земли начальствовати тварем самовластием, тем же Спасе раба Твоего в стране живых и в скиниях праведных упокой [168].
Эти три погребальные стихиры св. Иоанна Дамаскина излагают древнее предание о творении всякого человека в раю до грехопадения, и, чтобы не было в этом никакого сомнения, в первой стихире говорится от имени всех "нас", во второй - от имени "человека", в третьей - от "меня".
Не только каппадокийские отцы, но и многие другие (среди них и бл. Августин) обращают внимание на "собирательный" смысл наименования человек в библейском тексте первых глав Бытия, в отличие от личного имени Адам. Все они считают человек обозначением "человечества" в целом.
Хотя эти стихиры - явная поэзия, она никак не может быть воспринята как только поэтический образ и потому уход от реальности, что применяют, например, к преп. Андрею Критскому, о чем скажем ниже.
Продолжая соображения, высказанные о поэзии, добавим, что многих обычных для нас понятий, связанных с поэзией, в те времена не было: ни "романтизма", ни "соцреализма", ни "рокпоэзии" и т.д. Говоря о нашей православной поэзии, мы можем иметь дело лишь с двумя видами такой поэзии: "отвлеченной" (Григорий Богослов) и "литургической" (Иосиф Песнописец), по терминологии каппадокийцев "практической". "Практическая" поэзия, со своей стороны, могла быть "келейной" и "соборной" (богослужебной, литургической). Ошибкой было бы характеризовать древнюю религиозную поэзию, особенно православную, на современный и модернистский манер. Этим мы наносим подлинное оскорбление тем нашим "дальним" поэтам.
Упоминаю это потому, что слышал такие суждения и в Америке в Берклийском университете, и у нас, в МДА, в дискуссиях после моих лекций: "Ну, да! Да ведь это - поэзия" (то есть "миф", "фантазия", "нереальность"!).
Сказав это, перехожу к нашей литургической жизни сегодня.
Православный верующий согласится со мной, что "жизнь" для нас - прежде всего: да, жизнь, особенно в храме. И для серьезного литературного критика или историка литургическая поэзия - подлинная реальность, которую мы хотим объективно изучить.
Перейдем же к такому изучению поэзии Великого поста.
Великому посту свойственна своя особая "отеческая" мысль. Может быть, так было задумано в XII-м веке, как считают некоторые, а может быть, и намного раньше, но вряд ли позже. Эта мысль имеет сотериологический характер: мысль о спасении; повторяется история нашего спасения, но не просто "написанная в книжке" или изображенная на сцене (как древние мистерии на Западе были своего рода театральным представлением), а изображенная в литургической жизни, в поэтической молитве в храме, во всей силе фактического духовного реализма.
Этот реализм напоминает нам, что мы, по выражению св. апостола Павла, "странники и пришельцы на земле" (Евр.11:13), ищущие своего отечества, из которого изгнаны за наш грех, по словам свт. Василия Великого в его литургии. Это "литургическое представление" проходит через весь пост от последнего дня перед масленицей и до Страстной и Пасхи, в течение "десятины года" (десятая часть достатка, отдававшаяся Богу), по словам синаксаря масленичного. По существу можно сказать, что так проходит и весь церковный год, потому что в храме мы все время - в том или ином событии церковной истории: от "мясопуста" (когда кончается "все бывшее" - Страшным судом Христовым в Его Втором пришествии) и до "сыропуста" (с тем, чтобы снова "все начать сначала" в день "изгнания из Рая", - в последнее воскресенье перед постом - на весь последующий год).
Во всем этом, кроме поэзии, есть и история, - свидетельствуют те безымянные святые отцы, которые все это в своей литургической практике так "задумали". Это вы легко можете найти в том же синаксаре (в описании того или иного дня, праздника или поста), где очень прозаически и фактически все объясняется и завершается. Чтобы никто не подумал, что у литургической поэзии нет фактической истории, синаксарь объясняет:
"Конец всех праздников полагается ныне, и он всех будет по нам конечный. Подобает бо смотрети, яко в будущую неделю - начало мира, и самое от рая падение положат Адамово. Настоящий же - всех дней конец, и миру самому...
Понеже бо питавшеся изгнахомся из Едема, и под судом бехом и клятвою: посему зде настоящий положися праздник и яко хощем в другую неделю - Адамом, по образу Едемскому изгнатися дондеже Христос пришед паки нас возведет к Раю [169].
Как правило, ни один синаксарь никем не подписан, и никто не знает, когда и кем он был составлен. По установившемуся преданию и традиции, синаксари всех праздников и памятных дней сохраняются и тщательно берегутся вот уже много веков. Хотя синаксарь не может рассматриваться как исторический документ, он - источник многих интересных исторических, церковных, уставных и бытовых сведений и данных.
В данном случае синаксарь мясопустной недели определенно подтверждает взгляд каппадокийского богословия на то, что все мы были сотворены в Раю и были изгнаны с Адамом из Рая на эту землю. Как мы все знаем, оба масленичных воскресенья - и мясопустное, и сыропустное - действительно праздники, как и вся сплошная неделя масленицы. Синаксарь, подтверждая это, приписывает этот факт тому, что Адамово изгнание положило "начало миру на этой земле и ожиданию спасения во Христе", когда Он "возведет нас снова в Рай".
То, о чем говорит этот уникальный синаксарь, имеет для нас принципиальное значение: начало нашего мира - вовсе не "творение", которое уже было в Раю, до грехопадения, полностью изменившего наш мир сотворенный, где было "хорошо весьма". Теперь - не то, теперь (только теперь!) начинается его история... Этот текст явно свидетельствует как о своей седой древности, так и о древности своего появления в Триоди (книге великопостных богослужений). Только в свете его свидетельства следует рассматривать (с точки зрения каппадокийского богословия) эти богослужения, в частности, Великий покаянный Канон преп. Андрея Критского: обратный великопостный путь в рай.
Как мы видим в масленичном синаксаре, церковный год праздников пасхального цикла (Триодь постная, цветная и Пасхалия - со всеми воскресными днями года) начинается после изгнания Адама из Рая (неделя сыропустная), а конец года празднуется за неделю до этого (масленица). Масленичная еда символизирует "райскую пищу" до грехопадения (и после восстановления во спасении). Блины - древний языческий символ весеннего солнца - в христианстве стали образом "солнца правды" Христа. Новый богослужебный год начинается в последнее воскресенье перед Великим постом, которое называется "Прощеным воскресением" и символизирует покаяние в результате изгнания.
В этот день Церковь скажет нам, со слов участника, о самом Адамовом падении и всех нас в нем. В поэтической форме участник (автор канона сыропустной недели) Христофор Протосинкрит расскажет нам о своих переживаниях.
Песнь 1-я
Гряди, душе моя страстная, плачи твоя деяния днесь, поминающе первое обнажение во Едеме, им же изгнана еси от сладости, и непрестанныя радости.
О, многаго благоутробия и щедрот, Создателю твари, и Творче всех, от персти оживив мя прежде, заповедал еси nemu Тя со ангелы твоими.
Ради богатства благости, Ты садиши Создателю и Господи, райскую сладость во Едеме, повелевая ми наслаждатися красных и сладких, и немимотекущих плодов.
Увы мне, душе окаянная, сущих во Едеме насладитися прияла еси власть от Бога, не ясти же ведения плода повелена была еси: вскую преступила еси закон Божий;
Богородительнице Дево, яко Адамова дщи по роду, по благодати же Христу Богу родительнице, мене изгнаннаго от Едема ныне воззови.
Песнь 3-я
Змий льстивый некогда чести моей позавидев, пошепта лестию Еве во уши, от нея же аз прельстився изгнан бых, увы мне, от лика жизни.
Руку простер дерзостно, вкусив древа разумнаго, егоже повеле мне Бог никакоже причаститися, и Божественныя Славы отвержен бых горце.
Увы мне, страстная моя душе, како не познала еси прелести; како не ощутила еси льщения, и зависти вражия; но помрачилася еси умом, и преступила еси заповедь Создателя твоего.
Упование и Покров мой, Чистая, обнажение древле покрывшая едина падшаго Адама, рождеством Твоим Чистая, в нетление паки облецы мя.
Песнь 4-я
Чести сподобихся аз страстный, от тебе Владыки во Едеме, увы мне, како прельстився, и дьяволом позавидевся, отвержен бых от лица Твоего;
Мене рыдайте ангельстии чинове, рая доброты, и садов тамошнее благолепие, прельстившагося злополучно и Бога отвергшагося.
Луже блаженный, садове богосажденнии, Рая красото, ныне о мне слезы проливайте, от листов, якоже от очию, обнаженнем и страннем Славы Божия.
Не ктому вижу Тебе, ни наслаждаюся пресладкия Твоея и божественныя светлости, всечестный раю: наг бо повергохся в землю, прогневая сотворшаго.
Святая Владычице, отверзшая рая врата всем верным, яже Адам заключи преступлением иногда, врата милости мне отверзи.
Песнь 5-я
Позавидев древле мне враг, в раи благополучна жития человеконенавистник, в видении змия мне запят, и славы присносущныя, странна мя показа.
Рыдаю и плачу душею, и очесем ищу множества слез прилагати, егда воззрю и познаю мою наготу, юже имех от преступления.
От земли создан бых рукою Божиею, паки же возвратитися в землю аз страстный слышах: кто мене не восплачет, отриновеннаго от Бога, и Едемом ад изменившаго.
Чертог Славы Тя тайный еси возвещаем верный, Богородительнице Всенепорочная. Темже молю Тя Чистая: испадшаго мя чертога райска, свойственна сотвори.
Песнь 6-я
Одеждею мя облекл еси Боготканною Спасе, во Едеме, яко Благоутробен: аз же Твою преступив заповедь, веровав льстивому и наг видехся окаянный.
Душе всестрастная моя, удалилася еси от Бога, невниманием Твоим райскаго лишилася еси наслаждения, от ангел разлучилася еси, во тлю ввелася еси; о падения!
Помилуй, ущедри Вседержителю Боже, Твоею руку творение, не презри мене, молюся, Блаже, отлучившаго себе самого от лика ангел твоих.
Марие, Богозванная, Госпоже всяческих, яко рождщая Господа Царя всех и Избавителя, пленена мя суща от райския славы, воззови.
Кондак глас 6:
Премудрости Наставниче, смысла Подателю, немудрых Наказателю, и нищих Защитителю, утверди, вразуми сердце мое Владыко: Ты даждь ми Слово, се бо устне мои не возбраню, во еже звати Тебе: Милостиве, помилуй мя падшаго.
Икос:
Седе Адам тогда и плакася, прямо сладости Рая, рукама бия лице, и глаголаше: Милостиве, помилуй мя падшаго.
Видев Адам ангела изринувша, и затворившаго божественнаго сада дверь, воздохнув вельми, и глагола: Милостиве, помилуй мя падшаго.
Споболи Раю стяжателю обнищавшему, и шумом твоих листвий умоли содетеля, да не затворит тя: Милостиве, помилуй мя падшаго.
Раю вседобродетельный, всесвятый, всебогатый, Адама ради насажденный, и ради Евы заключенный, умоли Бога о падшем: Милостиве, помилуй мя падшаго.
Песнь 7-я
Владычествуя всеми веки Господи, создавый мя волею Твоею, завидена мя льстивым змием иногда, и Тебе прогневавшаго Спасе, не презри Боже, но воззови мя.
Студными одеян одеждами, увы мне, вместо одеяния светозарнаго, плачу моея погибели, Спасе, и верою вопию ти Благий: не презри Боже, но воззови мя.
Уязви змий вселукавый всю мою душу лукавно, райския же сладости изгнана сотвори: но о Благосерде Спасе, не презри яко Бог, но воззови мя.
Молебное мое моление Всенепорочная приими милостию Твоею, и прощение прегрешений даждь ми Чистая, рыданьми вопиющему прилежно: не презри Благая, но воззови мя.
Песнь 8-я
Дверми многообразными древле, почел еси руку Твоею дело, Едине Человеколюбче: змий же лютый свистанием прельсти, увы мне, настоящих благ обнажив.
Вскую совета горькаго послушала еси, и Божественнаго повеления была еси преслушна; увы мне, смиренная душе, Бога оскорбившая: егоже присно славити учинена ангелы!
Гадом и зверем владычице бывши, гаду душетленному како собеседовала еси, советника приимши яко праваго, льстиваго; о твоего прельщения, душе моя всестрастная!
Светоносное селение тя Божия воплощения, воспеваем Марие Богоблагодатная: темже мя люте омраченна страстьми, просвети светом милости, надежде ненадежных.
Песнь 9-я
Сладок вкус плод разума во Едеме яви ми ся насыщшемуся снеди, в желчь же быти конец его. Увы мне душе страстная, како невоздержание тя райскаго ядения странна сотвори
Боже всех, милости Господи, на мое смирение Благоутробне призри, и не далече посли мя Божественнаго Едема, яко да зря доброты, отонюдуже испадох, потщуся паки рыданьми восприяти яже погубих.
Рыдаю, стеню и плачу, херувимы с пламенным оружием зря, Едема вход стрещи повеленныя всем преступникам, увы! Неприступный, аще не ты невозбранен Спасе той сотвориши ми.
Дерзаю множеству милости Твоея Христе Спасе, и Божественных ребр Твоих крови, ею же освятил еси естество человеческое, отверзл еси врата тебе служащим райская Блаже, прежде заключеная Адаму.
Жизни двере непроходимая, умная Дево, Богородице Безневестная, райская врата заключеная ми прежде отверзи Твоими молитвами, яко да славлю тя по Бозе мою Помощницу, и державное прибежище.
Перечитайте канон: вы увидите, что он написан и от нашего с вами имени!
В нем - древняя православная поэзия во всей своей красе и мощи. Она не замыкается в себя, как романтизм, она - соборна. Она посвящена всем. Она обращается в молитве к Богу, к Пресвятой Деве, ко Христу Спасителю, ко всем нам, ко всем грешникам, ко всему человечеству, к "самому себе", говоря местами от имени Адама, от имени тебя и меня, от имени всех нас, обращается и к Адаму, и к Еве, описывает их и повторяет их, соединяя их искушение со своим собственным и себя видя в них. Автор канона не описывает исключительно Адама одного, как думают иные критики. В конце 9-й песни он просто говорит об Адаме, упоминая его по имени, хотя и отождествляет себя с ним в других местах. И Ева у св. Андрея - символ помысла искушаемой души: его самого и нас с тобой! Парадоксально, но в грехе и изгнании из Рая автор подымается над собой и охватывает всех в соборном вопле о прощении к Богу и просит даже Рай, Церковь Небесную, о помощи.
Мы не перевели канон на русский язык: не все здесь переводимо. Вникнув, можно понять. Пусть вся эта особая поэзия дышит собою!
Первая неделя Великого поста - всенародное покаяние за наше общее грехопадение.
В первые дни Великого поста и во все его седмицы, в понедельник, вторник и четверг вся земная Церковь отлучена от св. Причастия за свое участие в первородном грехе: литургия не совершается (Только опасно больным, в виде исключения, доступно Св. Причастие). Первые четыре дня Великого поста читается Великий покаянный Канон преп. Андрея Критского.
В чем же кается преп. Андрей?
Откуду начну плакати окаяннаго моего жития деяний; кое положу начало, Христе, нынешнему рыданию; но яко благоутробен, даждь ми прегрешений оставление...
"С чего начать свой покаянный плач?" - задается вопросом преп. Андрей и отвечает:
Первозданнаго Адама преступлению поревновав, познах себе обнажена от Бога и присносущнаго Царствия и сладости, грех ради моих... [170]
Великий Канон живо и ярко отражает, - пишет еп. Вениамин (Милов) - покаянное настроение его автора. Во Свете Духа Святаго мысленному взору св. Андрея Критского открывалось зрелище его личных и общечеловеческих грехов, и он плакал о них плачем, дышавшим верою в совершенное помилование от Христа Спасителя.
Для вызова подобного же покаянного настроения у верующих во Христа святитель применил особенный ораторский прием: монологическую беседу с человеческой душой. С любовью и состраданием он обращает к душе грешника горячие призывы, увещевания, напоминания и ободрения и поднимает со дна ее живые покаянные чувства.
В начале Канона речь св. Андрея обращена к себе самому, но в дальнейшем принимает характер общих наставлений [171]:
Увы мне, окаянная душе, что уподобилася еси первее Еве, видела бо еси зле, и уязвилася еси горце, и коснулася еси древа, и вкусила еси дерзостно бессловесныя снеди... [172]
Далее следует текст, который отличается от всего канона как по смыслу, так и по духу:
Вместо Евы чувственныя, мысленная ми быстъ Ева, во плоти страстный помысл, показуяй сладкая, и вкушаяй присно горъкаго напоения [173].
Если представить себе, что это сам автор, то такая оговорка нарушает характер всей его поэзии и идеи, переданной синаксарем (которую тогда надо со своей стороны объяснить). И психологически, и текстуально это понятно, если мы прислушаемся к словам владыки Вениамина, которые только что привели. Автор Канона искренне каялся во грехе, который подсознательно что-то ему напомнил... Блестящий исследователь православного догматического учения, епископ Вениамин (Милов) пишет: "Рассмотрим... оригинальное освещение св. Андреем (Критским) разных ветхозаветных фактов грехопадений и восстаний людей от греха... Библейские события интересны св. Андрею, как подобия людских грехопадений и восстаний, однообразно повторяющихся во все времена бытия человечества. По его словам, в греховных соблазнах людей страстные помыслы выполняют роль Евы - искусительницы Адама. Претворяясь в дела, помыслы страстей порождают затем любострастную человеческую жизнь и оживляют плоть..." [174]
Вернемся к Великому Канону преп. Андрея Критского.
Раздрах ныне одежду мою первую, юже ми истка зиждитель из начала, и оттуду лежу наг [175].
Облекохся в раздранную ризу, юже истка ми змий советом, и стыждуся [176].
Критского о своем падении с Адамом и Евой во Едеме. Разумеется, это следует понимать в контексте всего пространного канона, охватывающего многочисленные места Священного Писания, относящиеся к земным условиям и земной истории после изгнания из Рая, что объясняет земной характер изложения, но тем отчетливее звучат райские переживания греха. И, конечно, не мог не отразиться тот факт, что он написан после изгнания, включая и описание райского греха. Это, вероятно, и подвинуло таких критиков, как наш протестантский студент в Беркли, истолковать поэзию преп. Андрея слишком по-современному, что характерно для западного богослова. Для православных же совершенно ясно, что о подсознательных воспоминаниях райского падения во Едеме говорить исторически невозможно. Одна только поэзия и может передать то, что было за пределами и до начала этого нашего мира!
Перед наступлением Великого поста шла к нему подготовка. Одним из важных моментов этой подготовки была родительская суббота с поминовением усопших. Обратим внимание на всем нам хорошо известные из погребений и панихид тропари по непорочных возможного авторства преп. Иоанна Дамаскина, или его полубрата Косьмы Маюмского, или кого-то из литургических песнописцев этого круга:
Образ есмъ неизреченныя Твоея славы, аще и язвы ношу прегрешений: ущедри Твое создание, Владыко, и очисти Твоим благоутробием и вожделенное отечество подаждъ ми, рая паки жителя мя сотворяя" [177]
Древле убо от не сущих создавый мя, и образом Твоим Божественным почтый, преступлением же заповеди паки мя возврапшвый в землю, от нея же взят бых, на еже по подобию возведи древнею добротою возобразитися [178]
Эти два тропаря из панихиды, с незапамятных времен приуроченной уставом к поминовению усопших перед Великим постом, очень похожи на уже приведенные нами три стихиры из погребения священников, написанных преп. Иоанном Дамаскиным. Может быть, именно его руке принадлежат и эти тропари, но он не подписал их, так что они останутся анонимными, пока какое-нибудь открытие не установит их подлинное авторство. Так или иначе, содержание их и стиль относят их авторство к концу первого тысячелетия по Р.X., ко времени каппадокийского богословия. Каппадокийский дух явен в молитве, составленной от имени усопшего, описывающего свое творение в Раю с дарованием ему Образа Божия (Пресвятой Троицы) и просящего снова вернуть его в Рай, райским жителем, и возвратить ему Образ Божий таким, каким он был.
Интересно, что наши теперешние верующие хорошо знают эти тропари, но не вслушиваются в них и, по-видимому, не понимают, а если и понимают, то часто относят это к "поэзии" в современном смысле.
В субботу утром, в день Похвалы Богородицы, на пятой седмице Великого поста (или накануне на всенощной) читается знаменитый и очень широко известный Акафист Божией Матери.
Авторство его относится учеными к трем возможным песнописцам: Патриарху Константинопольскому Сергию (626), Патриарху Константинопольскому Герману (717-718), и преп. Георгию Писидесу; издательство в Бельгии "Жизнь с Богом" считает автором исключительно Писидеса.
Православная же Церковь, веруя в неизреченный Промысел Божий и следуя синаксарю этого дня, описывающему страшную осаду Константинополя персидским шахом Хосроем, принимает сообщение синаксаря, что это был именно Патриарх Сергий, который воспел этот чудесный акафист, несмотря на то, что впал тогда в монофелитскую ересь. [179] "Сила Божия в немощи совершается".
Кто бы ни был автор акафиста, он хорошо знал каппадокийское богословие и явно этому богословию следовал.
Радуйся, Ею же клятва исчезнет... Радуйся, падшего Адама воззвание: Радуйся, слез Евиных избавление... Радуйся, Ею же обновляется тварь... Радуйся, Мосте, сущих от земли на небо... Радуйся, яко Рай пищный процветаеши... Радуйся, всего мира очищение... Радуйся, райских дверей отверзение. Радуйся яко небесная срадуются земным: Радуйся, яко земная сликовствуют небесным... Радуйся, Ею же обнажися ад... Радуйся прелести державу поправшая... Радуйся, Ею же разрешися преступление. Радуйся, Ею же отверзеся Рай. Радуйся, Ключу Царствия Христова. Радуйся, Надеждо благ вечных... Радуйся, Двере спасения...
Какова бы ни была причина, вызвавшая такую песнь, сама эта песнь - не земного, а небесного характера. Говорит она не о земных сражениях и победах, а о победе над адом и клятвой - победой райской, победой Царства Небесного, достигнутой силой духа и веры, послушания и преданности Богу Пречистой Девы Марии! Эту победу нельзя понять иначе как верностью Богу с начала и до конца: от творения в Раю и до Успения на земле: в Раю - верный выбор души, на земле - приятие последствий греха Адамова и земная кончина в результате страшных материнских страданий в приятии сыновнего Христова искупления мира. А потому - "Адамово воззвание", "слез Евиных избавление" и все остальное воспетое, во славу и честь Богородицы, согласно этому тексту, присутствовавшей, бывшей в Раю до всякого греха!
Этот акафист впоследствии был включен в особый канон, написанный в Х-м веке известным Иосифом Песнописцем, В этом каноне мы находим и такие слова:
Христову книгу одушевленную, запечатленную тя духом, великий архангел, чистая, зря возглашаше Ти:
Радуйся, радости приятелище, ею же праматерняя клятва разрешится...
Адамово исправление, радуйся Дево Богоневесто, адово умерщвление, радуйся, Всенепорочная, палато всех Царя: радуйся, престоле огненный Вседержителя,
Чистоты сокровище, радуйся, Еюже от падения нашего востахом...
Законодавца рождшая истиннаго, радуйся, Владычица, беззакония всех туне очищающая, недоведомая глубина, высотой неизреченная ею же мы обожихомся...
Путь родшая жизни, радуйся, Пренепорочная, от потопа греховнаго мир спасшая...
Радуйся, Пречистая... умерщвление адово...
Огнеобразная колеснице Слова, радуйся, Владычице, одушевленный раю, древо посреде имущи жизни - Господа, егоже сладость оживотворяет верою причащающихся, и тли подклонившихся...
Прежде прелестию обнажившиеся в ризу нетления облекохомся рождеством Твоим, и седящии во тьме прегрешений, свет видехом, света жилище Отроковице, тем Тя поем во вся веки...
Радуйся, Едем отверзшая заключенный...
Светоносная палата уготовася Тебе, Владыко, утроба чистая Богоотроковицы, гряди к сей, сниди, ущедри создание твое завистно брань приемше работою одержанное льстиваго и доброту первую погубившее...
Иосиф Песнописец - известнейший православный литургический поэт, живший во времена патриархов Фотия и Игнатия, которые несомненно знали его писания и его бесспорную принадлежность к каппадокийскому богословию: никогда ни патриархи, ни кто-либо из его современников или потомков ничего не возразили ему и не укоряли ни в какой "ереси"!
Так верует Православная Церковь!
Мы привели лишь немногое из поэтического наследия литургической жизни Православной Церкви. Эта поэзия выразила основы догматической веры Православия. Ее приняла во всем объеме своих богослужений вся соборная православная Церковь Христова. Она непогрешима в создании и приятии, в течение веков, этой сокровищницы Веры. Богословам открыта дверь к ее познанию и откровению. Мы можем ошибаться. Мы можем расходиться во второстепенном. Но мы все согласны в главном: в единодушии православной литургической жизни.
Не желая никому навязывать свое, предпочитаю сделать заключение не своими словами, а свидетельством исповедника Христа и писателя, блестяще исследовавшего литургическое богословие Православной Церкви:
Примечания:
160. Святейший Патриарх Московский и всея Руси Алексий II. В книге, посвященной преп. Сергию Радонежскому, ко дню 600-летия его блаженной кончины. М., 1992.
161. Житие преподобного и богоносного отца нашего Сергия, игумена Радонежского Чудотворца, и похвальное ему слово, написанные учеником его Епифанием премудрым, переведено со славянского при Свято-Троицкой Сергиевой Лавре. 1908 г.
162. свт. Григорий Богослов. Творения в двух томах. Свято-Троицкая Сергиева Лавра, 1994 г. (Стихотворения, сс.19-408).
163. Там же, с.31.
164. Входное песнопение вечерни.
165. см. А.К. Толстой. Иоанн Дамаскин. Поэма.
166. Великий требник. Библиотека МДА ЦТ9819, с.144. (древнее неизвестное издание, см. также в обычном требнике в чине погребения священников). Перевод: "Как могло такое случиться: нося в себе нетленный образ, мы вдруг стали тленными? Как написано: нарушили Божие повеление! Что за чудо: как могло такое случиться? Как могли мы, оставив питание Жизни, съесть пищу - ходатайнину смерти лютой? Как, прельстившись, смогли мы лишить себя Жизни Божественной! Что же теперь? Взмолимся Христу: того, которого Ты вывел отсюда, в чертоги Твои всели"!
167. Там же, с.143. Перевод: "Создав вначале, по Твоему образу и подобию, человека, Ты поместил его в Раю, чтобы он владел сотворенными Тобою, но он, прельстившись завистью диавола и вкусив (запрещенной) пищи, оказался преступником Твоих заповедей,. в результате чего Ты, Господи, осудил его вновь возвратиться в землю, из которой он взят был, и вымолить (себе) упокоение".
168. Там же. Перевод: "Ты удостоил Твоим, Слове Божий, Образом, создание рук Твоих, изобразив в виде вещественном подобие умственного существа, которого сделал причастником, поместив меня полновластно начальствовать над творением Твоим, потому, Спаситель, в стране живых и в селениях праведных (меня) упокой".
169. Триодь постная. Изд. Московской Патриархии. Москва, 1992, с.30. Перевод: "Сегодня полагается конец всем праздникам, потому что и он для всех (праздников) - последний. Следует иметь в виду, что на следующей неделе - начало мира и самое Адамово падение из Рая будет отмечаться, а сегодняшний - конец всех дней... к тому же, поскольку мы из-за пищи были изгнаны из Едема, под судом были и клятвой, посему сегодня здесь положено быть празднику, а если желательно, то и на следующей неделе, при изгнании Адама по Едемскому рассказу, пока Христос придя, снова не возведет нас в Рай".
170. Перевод: "В чувстве ревности к первозданному Адаму в преступлении его (пожелав этого), познал себя обнаженным, (отделившись) от Бога и постоянных участников (ангелов и святых) Царства (Божия) и блаженства, из-за моих грехов".
171. еп. Вениамин (Милов). Чтения по литургическому богословию. Изд-во "Жизнь с Богом". Брюсель, 1977, сс.146-147.
172. Перевод: "Горе мне, окаянная душа, что ты начала с того, что уподобилась Еве, злобно настроившись и горько уязвившись и прикоснулась к дереву и дерзостно вкусила безумной пищи".
173. Перевод: "Вместо Евы во плоти мне представилась Ева мысленная: страстный помысл в моей собственной плоти, представлявшийся сладостным, но постоянно, при вкушении, становившийся горьким напитком".
174. епископ Вениамин (Милое). Чтения по литургическому богословию, с.148.
175. Перевод: "Разодрал я теперь одежду мою первую, которую соткал для меня Творец с самого начала, и вот лежу нагой".
176. Перевод: "Оделся в разодранное одеяние, которое соткал мне змей советом, и стыжусь".
177. Перевод: "Я являюсь образом твоей неизреченной славы, хотя и ношу язвы прегрешений, будь щедр к Твоему созданию, Владыко, и очисти меня добросердечием Твоим и даруй мне вожделенное отечество, делая меня вновь жителем Рая".
178. Перевод: "В начале всего Ты создал меня из ничего и удостоил Твоим Божественным Образом, когда же я преступил Твою заповедь, Ты снова возвратил меня в землю, из которой я был взят, теперь таким же образом верни меня в Рай, чтобы вновь изобразилась во мне прежняя доброта".
179. Монофелиты - единовольники; еретики, признававшие одну волю во Христе, осуждены на 6-м Вселенском Соборе - Ред.
Контакты