Заметки о «настенном искусстве»
19.02.2009
Современный постмодерн – это бунт против вопроса «зачем?» Абсолютным антиподом этой теории является религиозное сознание, которое, так же, как дети улиц ставит на каждом шагу этот вопрос. Верующий человек ни одного движения не может сделать без сверки с высшими целями.
Вот точка, на которой сошлись два несводимых мира. Религиозное сознание – колыбель традиции и граффити – стихийный язык массовой культуры. Поколение пепси штампует свое «ЗАЧЕМ?» почем зря и в самых неожиданных местах города, как единственный здравый вопрос, уцелевший в стадном восприятии информационного потока. Кроме того, мы часто встречаем надпись «СМЫСЛ», со сходным посылом.
Перед нами русский народный парадокс: ведь граффити являет собой постмодерн в чистом виде. Современная уличная живопись – это абсолютный концепт постмодерна, его предельная выжимка: текст, оторванный от логической действительности, абстрактный набор каракулей, который даже демонстративно не нуждается в том, чтобы его расшифровывали, – иероглиф глобализации.
Заранее отметая всякий цинизм, заявим, что молодое поколение инстинктивно ищет опору на высший авторитет из области духа. В контексте данной статьи, нет резона давать оценки интеллектуальному уровню заборного творчества. Наша цель лишь установить сам факт стремления к высокому.
Человек идет по городу и, натыкаясь на нелепый вопрос, продолжает думать: «ЗАЧЕМ я живу?». Сам по себе подобный вопрос уже является творческим открытием. Он заставляет человека искать причину. А поиск причины всегда (!) приводит к выстраиванию иерархии, хотя бы на примитивном уровне причинно-следственной связи. А любая иерархия – смерть постмодерна.
Граффити как знак трагедии
Следующей фазой развития постмодернизма в России, после разрушения морали, должно стать разрушение русского языка, который сохраняет слишком много аналогий с религиозно-иерархическим восприятием мира. Для полного торжества постмодерна достаточно, чтобы язык распался на группу членораздельных междометий, выражающих телесные желания и впечатления от них. Приблизительно такую трагедию мы наблюдаем сегодня с английским языком, который, пережив несколько реформ (Вебстера) упростился до американского варианта. В свою очередь, американский английский язык стремительно укорачивается до своей «гарлемской» версии, которая фильтруется через сетевой слэнг. Вопроса «зачем?» в ней больше нет. Он ставит в тупик.
Граффити стало неотъемлемой частью городского пространства. Оно сопровождает повседневную жизнь, как орнамент на обоях. Недаром рассудок обнаруживает навязчивое сходство между граффити и наскальным рисунком. С этой точки зрения, граффити может быть заряжено даже своей психологической силой, как знак, который таит в себе трагедию современного человека потребительской эпохи.
Палеография хэппи-энда
Граффити в чистом виде не несет никаких идей и никаких ценностей. Это просто фантасмагорический символ современного «синтетического» человека, глобального потребителя, особи, живущей для того чтобы раскрепостить свои инстинкты (в чем ей и видится суть свободы). И вот, этот человек-инстинкт, поддаваясь неведомому психическому импульсу, изображает на стене знак (знак-галлюцинацию). Так же, как первобытный человек изображал на камне охоту на мамонта. Это тоже его «пра-галлюцинация». Тут своеобразный ключ, которому уже несколько тысяч лет, – форма первоискусства. (Сразу обмолвимся, что современные граффити значительно уступают аналогам каменного века по творческому содержанию.) Но нас интересует лишь исторический подход к делу.
И как только, мы взглянули на надпись на заборе сквозь объектив истории, она сразу нашла свое законное место в шкале ценностей. Вот она – шифр нашей действительности, одновременно похожий на рекламу и на галлюцинацию идиота. Вот палеография нашей эпохи. Современный человек смотрит на мир, как овца. Приблизительно по такой модели он воспринимает информационный поток.
Де Соссюр и не мечтал о таком успехе. Знаки и линии, заполонившие наш мир, зачастую вообще ничего не значат. Дизайнер, выдумывающий логотип для транснациональной корпорации, ничем не отличается от подростка с баллончиком краски.
Граффити пользуется стилистикой хэппи-энда. Диснеевские цвета на фоне полуразрушенного советского мира, торжественные картины на развалинах промышленных объектов. Плоды титанических пятилеток, бесполезный металл, в который вложена колоссальная человеческая энергия, – металл, татуированный едкими красками нового рыночного мира. Этого уже достаточно, чтобы задуматься над правдой. И кого теперь волнует, пишет ли текст сам себя?
Каким будет русское граффити?
У граффити есть большое будущее. Вслед за нравственным и интеллектуальным ростом русской молодежи эта форма самовыражения имеет шанс эволюционировать в сторону городского орнамента, обрести смысловую нагрузку, и вернуть себе роль городской лубочной живописи. Мы знаем такую форму, как древнерусский лубок, который нередко нес и политическую, и юмористическую функцию, был кабацко-ярмарочным языком общения. Такие тенденции уже наметились: например, граффити по заказу районных управ или молодежных движений. А пока мы имеем, то, что наличествует в голове, – ведь граффити это всего лишь сейсмограф общественной психики.
Источник: Сайт популярной геополитики
→ Разрушение деревни - важнейшее явление современной России
← Миссия: во славу Церкви, а не во славу миссионера
Контакты