Матушка в отставке
24.01.2008
В райцентре Рамешки Тверской области живет 38−летняя женщина Светлана Голякова. Одна с двенадцатью детьми. Ее муж, протоиерей Алексей Голяков, поднявший из руин местный храм, год назад погиб в автокатастрофе. Его вдове теперь никто ничего не должен — ни церковь, ни государство.
Широко раскрытые глаза
На трассе Тверь — Бежецк дорожный знак «Осторожно — гололед!» встречается чаще остальных. Кругом болота, а значит — туманы. Влага оседает на асфальте и замерзает. На выезде из Рамешек в сторону Максатихи рядом с деревней Кадное есть затяжной поворот. На нем постоянно бьются люди. Сразу после поездки в МРЭО на техосмотр отец Алексей собирался установить и освятить на этом месте крест. Не успел.
— Это произошло накануне Пасхи, 4 апреля прошлого года, — рассказывает начальник районного отделения ГИБДД Александр Навроцкий. — Машина не вписалась в поворот. По всей видимости, роковую роль сыграло и то обстоятельство, что автомобиль был с правым рулем. Вместе со священником в нем находился его знакомый — сотрудник милиции в отставке. Он даже царапины не получил. А у отца Алексея повреждение позвоночника и черепно-мозговая травма. Его срочно отвезли сначала в Тверскую областную больницу, а потом в Москву.
Поселок Рамешки — один из самых запущенных райцентров в Тверской области. Восемь улиц, на которых живут четыре с половиной тысячи жителей. В минувшем году сто человек родилось, четыреста умерло. Реальный сектор экономики представлен цехом по пошиву кожаных перчаток. Средняя зарплата — три-четыре тысячи рублей. Население почти без остатка делится на бюджетников, пенсионеров, детей, дачников, продавцов магазинов и чеченцев — их диаспора растет здесь с каждым годом. У них много детей, они держатся особняком от местного населения, занимаются лесом, сельским хозяйством и активно идут в силовые структуры.
— Батюшка, Славка повесился! — женщина лет сорока пяти с нездоровым лицом рыдает отцу Андрею в подрясник. — На прошлой неделе ушел к другу день рождения отмечать, а сегодня его дома в петле нашли. Сколько стоит отпевание заказать?
Славка — это ее сын. Единственный.
— Самоубийц не отпевают, — вздыхает священник. Женщина стоит пораженная. Для нее это новость.
Отец Андрей — новый настоятель храма, присланный сюда из Москвы после гибели отца Алексея. На окружающую действительность он смотрит широко раскрытыми глазами. Ему всего 23 года, у него даже бороды нет.
«Мы просто плодились и размножались»
Вдова священника Голякова с детьми живет в небольшом зеленом домике рядом с церковью. Из ее окна видна могила мужа. Светлана — имя не христианское, поэтому молятся за нее как за матушку Фотинию.
— Мы с Алексеем познакомились в середине восьмидесятых годов в Лихославле, это соседний райцентр, — рассказывает она. — Я сама с Украины, а сюда по распределению попала, на завод «Светотехника». До сих пор там числюсь. Как ушла в первый декрет, так и вернуться некогда — один за одним. А он в Лихославле работал в местном ДК. Рисовал плакаты, портреты Ленина, транспаранты для демонстраций. На 1−е Мая мы с ним как раз и познакомились — он тогда нес кого-то из вождей. Когда мы поженились, он еще даже крещеным не был.
Через три года после свадьбы крестился, а еще через два его рукоположили. Этот Дом культуры, где он работал, вообще уникальный: оттуда пять священников вышло — и все его друзья.
— А вы как к этому отнеслись?
— Сначала неоднозначно, но когда увидела, как он преобразился, все сомнения отпали.
Жилище Голяковых — это 117 квадратных метров: семь комнат и кухня. Богатой обстановку не назовешь, но и нищетой здесь не пахнет. Пианино, спортивный уголок, скромная, но крепкая мебель. Общие семейные затраты составляют пятьсот рублей в день. И еще ни разу не было такого, чтобы эти деньги неоткуда было взять — ни до смерти мужа, ни после.
— Я рожала, сколько Бог даст, но Бог никогда не дает человеку ношу, которую тот не в силах снести, — объясняет свою смелость Светлана. — Все жены священников не предохраняются, но не у всех по двенадцать детей. У кого-то пять, у кого-то пятнадцать. Мы с Алексеем не ставили себе задачи родить как можно больше. Мы просто исполняли заповедь: «Плодитесь и размножайтесь и наследуйте землю».
— А здоровье?
— А что здоровье? Все беременности у меня протекали благополучно. Особых проблем во время родов не было. В свои 38 лет я выгляжу ничуть не хуже сверстниц. Я считаю, что у женщины, которая выполняет свое предназначение, со здоровьем никогда не будет проблем.
В доме постоянное движение, но это нельзя назвать суетой. Светлана говорит, что труднее всего, когда в семье один-два ребенка: они постоянно требуют внимания. А чем их больше, тем они успешнее сами себя занимают.
— Многодетная семья — это самодостаточный механизм, который сам по себе воспитывает, — считает Светлана. — От родителей требуется лишь не быть ленивыми и порочными.
— Мама, а кто это такой? — восьмилетняя Соня разворачивает перед нами большой кусок ватмана — на нем портрет маленького Ленина с кудрявой головой.
— Подрастешь — расскажу, — смеется мать, а для меня поясняет: — Это еще со времен работы в ДК у нас осталось. Целая пачка. Мы на оборотной стороне расписание богослужений писали. А что? Бумага хорошая.
Светлана держится уверенно, но так было не всегда. Для того чтобы объяснить, что она пережила, достаточно назвать три даты: 4 апреля случилась автокатастрофа, 12−го у Светланы родился сын Никита, а 21−го умер муж. Даже для человека, во всем уповающего на волю Божью, такая комбинация событий — запредельная. В мае Светлана оказалась в областной психиатрической больнице в состоянии глубочайшей депрессии. Потом благодаря вмешательству Патриархии ее перевели в московский Центр психического здоровья, и там всего за месяц вернули к жизни. На прощание врачи сказали ей по секрету, что если бы ее не забрали из Тверской психбольницы, то, скорее всего, она осталась бы там навсегда.
«Пьяных из церкви батюшка выгонял с позором»
Храм Святой Троицы, настоятелем которого четырнадцать лет служил отец Алексей, в 1992 году выглядел так, как будто его только что бомбили.
— В советское время в колокольне была водонапорная башня, — вспоминает постоянная прихожанка Марина Сергеева. — Вода вечно протекала. Когда здание вернули церкви, кирпичная кладка была разбухшая, как губка. Во время первых богослужений из стен и потолка церкви прямо нам на головы сочился дождь. Целое лето понадобилось, чтобы храм высох и его можно было ремонтировать.
Вопреки всеобщему мнению никакого финансирования сверху по церковной линии священники не получают. Наоборот, это настоятели храмов отчисляют средства на нужды епархий, а те делятся ими с Патриархией. Эти деньги идут на содержание православных гимназий, духовных семинарий, церковных СМИ, управленческого аппарата. Полнокровные приходы, как правило, отдают наверх до 20% своих доходов. Для храмов, требующих восстановления, делают поблажки. Уверенно себя чувствуют лишь те священники, которым удалось найти постоянных спонсоров. Но в сельской местности таких случаев немного.
Первое время жить Голяковым было негде, приходилось служить в храме наездами. Потом местное райпо освободило бывший поповский дом, из которого в 1938 году последнего рамешковского священника увезли на расстрел за срыв праздничной демонстрации: когда мимо храма проходили колонны, он открыл двери церкви, и народ мгновенно отреагировал — побросал плакаты и пошел на литургию.
Спустя полвека местные жители не только не торопились в храм, но даже за деньги не спешили его восстанавливать. Рабочих приходилось привозить из Твери. Местные работали до первой получки и уходили в запой.
Когда денег не было, отец Алексей работал в одиночку — пилой, рубанком, мастерком, метлой, тряпкой. Бывший специалист по наглядной политической агитации, он освоил профессию иконописца и сам расписал стены храма. А когда стало увеличиваться собственное семейство, иконопись стала основным источником средств к существованию: пошли заказы из Твери и Москвы. А вместе с заказами росло и число духовных чад.
Церковь потихоньку удалось отреставрировать. Но местных прихожан особо не прибавлялось, по воскресеньям на службу приходило от силы человек сорок. Гораздо охотнее посещали храм дачники. Такая картина сегодня повсеместно: в отличие от дореволюционных времен, когда оплотом религии была деревня, сегодня очагами православия стали крупные города. Как тысячу лет назад, христианство в России становится религией людей образованных и небедных. Это историческое явление еще ждет своего исследователя.
— Местных могло быть и больше, — говорит тетя Шура Быстрова, которая с первого дня торгует в храме свечами. — Но многие батюшку боялись. Он был веселый, но строгий. После его проповедей каждый чувствовал себя последним грешником. Он никому не давал поблажки — ни себе, ни другим. А если в храм заходил пьяный, выгонял с позором.
Говорил, что последний раз пьяными в этот храм заходили красноармейцы, которые его закрывали. О выручке церковной лавки отец Алексей думал в последнюю очередь. И как бы сильно ни сердился, всегда тут же улыбнется и обнадежит. До сих пор каждый день плачем.
«Смерть на Пасху нужно заслужить»
Рассказывает реставратор и постоянная прихожанка московского храма Георгия Победоносца в Коптеве Регина Венцкунайте:
— О несчастье, которое случилось с рамешковским священником, мы узнали в тот же день. Дело в том, что наш настоятель отец Сергий (Дикий) родом из Твери и у него там служит брат. Приход мобилизовался в считанные часы. Мы стали метаться по всем профильным московским больницам.
Сначала побывали в НИИ нейрохирургии имени Бурденко. Там готовы были сделать операцию, но надо было оформлять бесплатную квоту, а это — драгоценное время. В Боткинской больнице врачи тоже сначала с готовностью отозвались на нашу просьбу, но опять возникла какая-то проблема с формальностями из-за того, что батюшка уже лежал в стационаре в Твери. Как потом оказалось, надо было сразу везти отца Алексея в Москву. Именно эта тверская госпитализация и стала для него роковой. Пока мы здесь искали возможность его прооперировать, он лежал там с поврежденным позвоночником в больничном коридоре на обычной старой кровати с проваленной решеткой.
Боткинские врачи посоветовали прихожанам коптевской церкви обратиться в 67−ю больницу Москвы к начальнику отделения травматологии и нейрохирургии Георгию Ивановичу Дзукаеву.
Совет оказался правильным. Дзукаев не стал заморачиваться административным пасьянсом, а просто сказал: «Везите».
— Когда врачи увидели пациента, они были в шоке, — продолжает Регина. — В Твери ему даже шейный корсет не надели. Качество снимка — ужасное. Священника тут же отправили в реанимацию, а нам сказали: «Сделаем все возможное, но надеяться можно только на чудо».
Тем временем другие прихожане, не надеясь на бесплатную операцию, развернули в интернете мощнейшую кампанию по сбору средств. Известие о трагедии в Рамешках в считанные дни распространилось по всем православным электронным ресурсам. Ленты отзывов на интернет-форумах измерялись километрами.
— А звонков было столько, что батарейки у моего телефона садились по четыре раза в день, — вспоминает Регина Венцкунайте. — Пока я дежурила в больничной палате, мне приходилось каждые десять минут выходить на улицу за пожертвованиями. Приезжали на джипах, приходили пешком — кто-то давал тысячи долларов, кто-то сотни рублей, кто-то предлагал помочь действием.
Я такого единодушия никогда в жизни не видела. Мы собрали сумму, которой хватило бы на платную операцию, но Георгий Дзукаев не взял ни копейки. Даже дорогие имплантаты — комплекс шейных позвонков, которые пришлось пересаживать отцу Алексею, — больница оплатила сама. Мы так и не спросили у Георгия Ивановича, верующий он или нет, но и он, и его подчиненные вели себя как настоящие христиане.
Операция прошла успешно. Пациента перевели в обычную палату. Как только священник открыл глаза, сразу начал шутить. Регина говорит, что в палате постоянно был слышен смех. А когда ожила правая рука, отец Алексей стал креститься. Началась Страстная неделя, он все рвался в свой храм на службу. Говорил: «Дайте мне инвалидную коляску, я хотя бы в коляске проведу богослужение». Но расслабляться было рано. Врачи сказали, что из-за того, что надлежащие меры не были приняты вовремя, очень велик риск послеоперационных осложнений. Так и случилось. У священника развился менингит.
— Он умер в Великую пятницу, прямо во время выноса Плащаницы, — Регина говорит это со скорбью, но без отчаяния.
— У православных считается, что умереть на Пасху — это знак спасения и большое счастье, которое надо заслужить. На похоронах люди так и говорили: «Умер вместе с Христом — вместе с Христом и воскреснет». А все, кто в эту Страстную неделю пытался его спасти, получили самый ценный в жизни подарок — уверенность, что добрых людей в этом мире все-таки большинство и что они способны на многое.
В ста километрах от Рамешек есть еще одно село — Медное. Год назад у тамошнего священника отца Игоря (Седова) сломалась машина редкой, еще гэдээровской марки «Вартбург», которая досталась ему в наследство от прежнего настоятеля местной церкви. Запчастей к ней не существует в природе.
Отец Игорь месяц ходил пешком, пока одна дачница не пожертвовала ему тридцатилетнюю оранжевую «копейку», которая пять лет без движения стояла у нее в московском дворе. Машину в селе прозвали «морковкой».
Ездить на ней вместе со священником никто, кроме его супруги, не рисковал. За год аварийная «морковка» трижды улетала в кювет, но каким-то чудом Седов оставался невредим. На днях машина окончательно откинула задние колеса — слава Богу, не на трассе. Отцу Игорю пока везет. И детей у них с матушкой Еленой пока только двое.
Источник: журнал "Русский репортер"
→ В Киеве вор серьезно повредил позвоночник при попытке ограбить храм
← "Благодатное Небо" для Сербии
Контакты