Творчество А.В. Николаевой

[ВераН]

Очень нравится этот ЖЖ http://nikolaeva.livejournal.com/

Приятно, радостно читать! Буду делиться с вами

Отец Антоний и его православный спецназ

Сегодня пятница Светлой седмицы. В этот день празднуется икона Божьей Матери "Живоносный источник" и происходит освящение вод, которого не было с самого Крещения. И в этот день я всегда вспоминаю, как мне выпала высокая часть в составе отряда православных старушек, отражая нападение вражьей силы, пройти крестным ходом от церквушки нашей сельской до Святого источника.

И я с радостью расскажу тем, кто еще не слышал эту историю, как все происходило.
Итак, слушайте.

Пасха. Об этом празднике все хоть что-то знают. Хотя бы про куличи и разукрашенные яйца. И про то, что бывает он всегда весной, когда в тонкой голубой дымке исчезает зима, а в перестуке капели, в птичьем щебетании слышится обещание чего-то такого, от чего радостно замирает сердце.

Целую неделю длится праздник. В храмах широко открыты Царские Врата, все батюшки, диаконы и алтарники в красных расшитых облачениях.
И все друг друга поздравляют и от этого чувствуют себя немного именинниками.
А еще разрешается залезть на колокольню, ухватить крепко руками толстый холодный канат, привязанный к языку тяжелого темного колокола, и звонить, сколько хватит сил.

Каждый день этой необыкновенной недели звучит по-своему, но всегда торжественно и звонко.
А в Светлую пятницу каждый год еще бывает и освящение воды.
Потому что славят православные в этот день икону Божьей Матери "Живоносный Источник".
Церковь вспоминает о чудесном обретении чудотворного источника близ Константинополя.

И удивительно сходятся в одном дне и радость Воскресения, и память о заступничестве Матери Божьей, и освящение вод, которого не было аж с самой зимы, с праздника Крещения.
Обидно пропустить такой день, не побывать на службе.
Поэтому и мы, распихав по углам повседневные работы и заботы, всем нашим небольшим семейством торжественно выстроились в маленькой деревенской церквушке.

Праздничная служба никогда не умещается ни в одном храме, каким бы огромным он ни был. Раздвигаются стены, исчезает время, огненными всполохами вспыхивает рубиновое облачение. Ты на земле и не на земле. Ты - это ты, но уже и гораздо большее - часть Церкви Вселенской.
Так нигде больше не чувствуется и не молится, как в Доме Божьем. И именно поэтому бредут-идут потоки людей в церковь в любое время года, в любую погоду, преодолевая свои немощи телесные.

Храм - это дорога в вечность, путь домой, к себе, к тому единственному, что на самом деле важно, - к своей бессмертной душе.
И рядом с отцом Антонием это всегда слышалось и понималось как-то особенно отчетливо.

Большой, совсем молодой, стремительный и трепетно внимательный ко всему, что происходит в храме, отец Антоний одним своим присутствием подчеркивал важность и непреложность каждого слова молитвы. Склоняясь перед алтарем, он склонялся перед великим Таинством с верой, смирением и надеждой. Глядя на него, верили, надеялись и трепетали мы все.

Кончилась служба. Но не расходятся наши деревенские бабушки. Напротив, ближе они придвигаются к алтарю, возбужденно перешептываясь.

Вышел из алтаря отец Антоний, оглядел нас всех взыскующе и обронил весомо:
" Ну, выдвигаемся, с Богом".
Мы -люди новые в здешних местах - недоуменно переглянулись. А бабули радостно зашелестели:" К источнику пойдем, к источнику, Крестный ход будет".
А тут и отец Антоний мужу моему свернутое облачение, что держал в руках, протянул.


Муж растерялся. Он и в церковь-то только недавно стал ходить, а уж стихарь и вовсе никогда в руках-то не держал.
На секунду замявшись, он бережно взял расшитое облачение.
Золотое полотно было свернуто так, что прямо сверху - большой вышитый крест. Мой муж быстро наклонился и поцеловал его.

Крошечная церковь-избушка, несколько древних бабушек, мой маленький сын, я, батюшка и муж, склонивший голову к золотому кресту.

Бывают в жизни такие моменты острого счастья, о которых даже вспоминать непросто. Я не разумею, как это объяснить, но точно знаю, что ничего правильнее в тот момент и быть не могло, чем этот большой, уже немолодой бородатый мужчина, доверчиво припавший к кресту, маленький кудрявый мальчик,широко раскрытыми глазами внимательно наблюдающий за всем, примолкшие бабулечки, солнечный свет, заливший все вокруг, вспыхивающий веселыми искорками на золотой ткани и отражающийся в глазах ребенка.
И это был тот миг, когда душа славит и благодарит Господа сама, потому что слов человеческих для этого недостаточно.

Как, откуда мой муж мог узнать, что надо делать?
Неверующие дети неверующих родителей, мы делали первые робкие шаги по дороге к храму.
И не надо много слов, рассуждений и умных диспутов, чтобы понять. Нужно всего несколько минут вот этой тишины в храме после службы. И тогда есть шанс услышать себя. И это знают многие. И те, кто ходит на службы, и те, кто не ходит. И может быть, именно тот, кто пока бежит мимо храма, лучше многих знает, от чего он бежит.

Все это я думаю и записываю сегодня, а тогда просто с восторгом смотрела на своего чудесно преобразившегося мужа.
Золотой длинный стихарь, черная лохматая борода, сверкающие на солнце очки. Он был прекрасен как никогда в своей жизни. Похоже, так думала не только я, но и бабушки, в немом восхищении взиравшие на него.


Мы бы долго, наверное, могли любоваться нашим Александром, но отец Антоний был серьезен и сосредоточен. Он выдал всем бабулям, которые могли передвигаться без палочек, иконы, сыну Еремею вручил фонарь, мужу дал крест.

Посмотрев на меня, наклонился и сказал тихо:" Сзади пойдешь. Если какая бабушка падать надумает, сразу мне кричи."

Очень отец Антоний болел душой за бабулечек своих. И они чувствовали его отцовскую заботу, стараясь поближе держаться к батюшке своему, заглядывая умильно ему в лицо. Розовели от удовольствия, когда священник протягивал им торжественно иконы, тоненькими, совсем девичьими голосами что-то переспрашивали, поправляли платочки, поспешно продвигались к выходу.
И опять все спуталось, и рассыпалась привычная картинка. То не юный батюшка в окружении древних стариц выходит из храма, то отец выводит детей своих, радостно поспешающих и возбужденно гомонящих.

Выстроил нас отец Антоний на площадочке перед церквушкой, посчитал внимательно еще раз по головам. Нелегкий путь предстоял нам: километра три было до источника, сначала окраиной поселка, потом полями и лесами.

И мы пошли.
Впереди маленький мой сын с фонарем, чуть сзади отец Антоний, рядом с ним муж в золотом стихаре. За ними бабулечки, которых батюшка построил парами.
Твердо, слаженно шагали передние, старательно поспешали старушечки, прижимая иконки к груди, нащупывая палочками рытвинки и ямки на пыльной дороге. Бас отца Антония поднимался от земли к самому небу:" Христос воскресе из мертвых..."
" Смертию смерть поправ и сущим во гробех живот даровав!" - вторили ему тонкими дребезжащими голосами бабушки.
Я шла сзади и видела все сразу: и этот крошечный крестный ход на деревенской пыльной дороге, и небо над ним в несерьезных кудрявых облачках, и удивленные вытянутые лица случайных прохожих.
Солнце било прямо в глаза. И наверное, от этого по моим щекам катились слезы, и я знала, что нет большего счастья и большей чести, чем идти за этим крошечным отрядом с батюшкой во главе.
И было совершенно ясно, что отряд этот без страха и уныния идет сейчас в Царствие Небесное, к Отцу своему. И обязательно дойдет, а мне дано увидеть это и запомнить. Просто запомнить. Потому что рассказать нельзя, можно только нарисовать, как теплом свете весеннего дня, через нежную зелень весны идут воины Христовы, старенькие и немощные, всесильные в своей немощи, юные в своей старости.

И среди этого пения, этого радостного живого движения, конечно, появился он.

Какой-то небольшой щуплый мужичонка, в кепочке, в старом, застегнутом на одну пуговицу пиджаке, с синим щетинистым лицом, с небольшими глубоко посаженными глазами. Воровато оглянувшись по сторонам, выхватил он что-то из-под руки и бросил на дорогу прямо перед крестным ходом.
Во все стороны брызнули вспыхнувшие на солнце осколки, ахнули бабушки, громче запел батюшка.
Не дрогнув и не спутав ряды, отряд двинулся дальше.
Я пробежала вперед - посмотреть, что же произошло.
На дороге лежали осколки, бабушки аккуратно переступали через них.

Я вернулась на свое место:"Мало ли , думаю, пьяный какой, не в себе человек".
Мы уже выходили из поселка, когда я заметила того же мужичка, бегущего что есть сил откуда-то сбоку к нам. Теперь он держал в правой руке над головой, как боевую гранату, бутылку. Подбежав поближе, он метнул ее в нашу сторону. И снова разлетелись во все стороны стекла, не причинив никому ни малейшего вреда, и снова, не останавливаясь ни на секунду, продвигался вперед православный отряд.

И вот уже вокруг деревья, и тень, и пятна солнца на тропинке, и уже слышно громкое звонкое журчание. Бьет невысокая струя из-под земли, ударяясь о мокрые камни. Никакой нет купели. Светлая струя и камни. И все.

Заволновались бабушки, заспешили, поскальзываясь на мокрой тропинке, поддерживая друг друга. Встали они полукругом возле родника, начал служить батюшка. В позолоченной чаше с водой трепетали солнечные блики, радугой падали на наши склоненные головы блестящие капли, когда священник кропил нас.

Наконец закончилось освящение вод. Бросились, гомоня, бабушки к отцу Антонию с просьбой благословить на купание. Осмотрел батюшка паству свою, глянул на струйку воды, сбегающую по камням, и сказал со знанием дела:" Только глубоко не ныряйте, бабки!"
И сам блаженно прищурился на солнце, пряча улыбку в пушистую рыжую бороду.

[Галина ))]

Понравилось 

[ТатьянаЧ]

И мне понравилось. Очень!

[Natalya K.]

Мне тоже. Передалось такое радостное пасхально-восхищенное настроение...

[Наташа S]

Верочка, очень вдохновил рассказ. Удивительно. такая большая страна, такие разные мы, и как одинаково чувствуется Пасхальная радость- восторженно-захватывающая всё вокруг.

[ВераН]

Я рада, что вам понравилось! Буду выкладывать еще! 

[Наташа S]

Обязательно, Вер!

[ВераН]

  Прям сейчас и выложу! Про отца Антония тоже


Наши победят!

Христос Воскресе!

Всех поздравляю, всех обнимаю! Думала, что такого сказать вам радостного и светлого. Думала, думала и вспомнила, какие удивительные проповеди говорил наш сельский батюшка отец Антоний.
Лучше мне точно не сказать!

Так вот. Был у нас на селе был такой батюшка - отец Антоний.
Впрочем, почему был? Он и сейчас есть. Просто меня в этом самом селе уже нет, я нынче в другой деревне проживаю.
Однако речь вовсе не обо мне, а о целительной силе слова проповедника.

Отцу Антонию на тот момент было 25 лет, у него были густые рыжие кудри, рыжая борода и чудесная беременная матушка. То есть столько сразу радостного и прекрасного вместе, что дух захватывало. И не только у меня, но и у двадцати почтенных бабулек, постоянных прихожанок этого сельского прихода.

Уж не знаю, какое-такое слово знал отец Антоний, но таких воспитанных-благовоспитанных, тихих бабулечек я ни в одном храме больше не видела.
Держал их отец Антоний строго, но относился с большой любовью.

Выйдет он проповедь после службы говорить, оглядит свой крошечный, с мою кухню, храмик, в котором молча, вытянувшись во фронт, стоят двадцать древних стариц и мы с мужем, нахмурит прекрасные, густые, темно-рыжие брови и как прогремит голосом командирским, аж стены вздрогнут:

-Бабки!( бабули скорее головы в плечи вжать поглубже стараются, но где там!)
- Бабушки! - еще громче взывает священник с амвона. - Что это вы мне сегодня все на исповеди говорили, что вы люди хорошие?!
Знаете, где на самом деле хорошие люди?!(бабули, заинтригованные, оглядываются вокруг).( Collapse )

- Вот!!! - гремит батюшка, оборотившись назад, - вот где! За мной, на иконостасе, на иконах - вот здесь люди действительно хорошие! А не вы, нет!!! И я - нет!!! И никто, кроме святых, - нет!!!!
Бабули, потрясенные силой пастырского нравоучения, суетливо крестятся и пятятся.

Или вот еще была проповедь очень глубокая.
Вышел к нам из алтаря отец Антоний, оглядел сурово, бабули вздрогнули, подравнялись и приготовились внимать.
- Бабки! - как всегда с любовью начал батюшка. - Вот что нам сказал Господь наш? Он сказал так:"Будьте как дети."

А что это значит?!!! - батюшка так грозно осмотрел свою немощную паству, что бабули слегка даже присели от страха.
- А это значит одно: дети всегда точно знают, что наши обязательно победят! Вот и мы с вами всегда точно должны знать, что наши, то есть христиане, обязательно победят! Ура! Аминь!

На этих прекрасных словах жестокий муж вытащил меня из храма за шиворот, так как , по его мнению, хохотать и выкрикивать многократно ответное "ура!" не подобает в церкви почтенной матери семейства.
А впрочем, наверное, батюшка больше ничего и не сказал. Короткие у него всегда были проповеди. А вот радости от них на многие годы хватило. Вот и сейчас прям сразу радостно стало. Может, и вам тоже? )

[ВераН]

Отец Антоний и моя мамуля

Проповеди отца Антония, как вы уже поняли из предыдущего текста, всегда были не в бровь, а в глаз.
Причем он всегда точно угадывал, что именно должны услышать его чада сегодня, дабы получить исцеление в лечебнице духовной и с новыми силами нести свой молитвенный подвиг.

Никогда не забуду того сияющего весеннего утра, когда в наш храм на литургию пришла моя мама.
Мамуля тогда только-только начала ходить в церковь. И все-то ей нравилось, и многим ее сердце умилялось, но вот один вопрос никак не давал ей покоя. И об этом толковала мне мама, пока мы полями, лесочком, мимо святого источника шли в нашу деревенскую часовенку.

- Вот все в православии так радостно и гармонично, - поспешая по тропинке, говорила мама. - Одно вот совсем мне не нравится.
Вот эти разговоры о мученичестве. Зачем? Ведь цель христианства другая - молиться, поститься, стараться жить праведно.
И за это долголетие, и сыны как дубы молодые, и внуки, и кончина не постыдная. Об этом ведь тоже написано в разных святых книгах. Не может человек хотеть себе мучений, это просто ненормально!

А вокруг была такая оглушительная весна, так пахли молодые листики, чирикали одуревшие от первого настоящего тепла птицы.
Казалось, вся природа на стороне маминого несколько эпикурейского толкования православия. Все в мире для счастья человеческого. Березки клонят ветки, спасая нас от зноя, мягко пружинит под ногами молодая травка, журчит ручей,услаждая слух. Радостное ликование - вот суть христианства.

Я шла молча, уже одно то, что мамуля идет в храм со мной, наполняло сердце счастьем, а счастье, как известно, освобождает голову от любых мыслей.
Вот так , среди воркования родительницы и щебетания пернатых, дошла я до нашего крошечного храмика, желтенького, как кусок деревенского сливочного масла, чистенького, как новорожденное облачко, окрашенное любовно первыми утренними солнечными лучами.

Православный наш спецназ в количестве 20 заслуженных бабулей уже занял привычные места и приготовился к утреннему богослужению.
Подсвечники сияли, пол сверкал. Белоснежные накрахмаленные занавесочки празднично трепыхались на ветру белыми знаменами.

Отец Антоний требовал неукоснительного соблюдения порядка и беспрепятственного притока свежего воздуха в помещение. Поэтому наши бабушки забыли навсегда слово "сквозняк", столь любимое престарелыми прихожанками других храмов.
Теперь-то я знаю, какая редкость - открытое окно в церкви в удушающий жаркий день. Строго храмовые бабушки следят за окнами, на каждое открытое бросаются как на вражескую амбразуру, не щадя живота своего. А то свечки - гаснут!, спины - дует!, и вообще - не положено!

У отца Антония такое было просто невозможно.
Вот именно поэтому был в то утро таким сияющим, прохладным и душистым наш храм.

Служба шла своим чередом. Отец Антоний был и за алтарника, и за диакона, и за чтеца, и, конечно, исповедовал и служил тоже он один.
Всем для всех был наш батюшка.

Вихрем пролетал он шесть шагов во всю длину храма, резво проносился пять шагов в его ширину. Как зачарованные следили старушки за своим пастырем, едва успевая поворачивать головы, старательно сжимая в руках палочки и трости самой разной конфигурации.

Никто не то что не присаживался, но даже и не шептался.
Как один миг пролетела служба, вышел батюшка на проповедь.
Кивнул дружески верным старушечкам своим и вдруг неожиданно увидел мою мамулю, которая всю службу скромненько у дверей жалась, а теперь, не желая пропустить ни слова из проповеди, решительно выдвинулась вперед.

Отец Антоний внимательно посмотрел на маму.
Мамуля слегка порозовела. Батюшка шагнул поближе к ней, мама подняла на него испуганные глаза и замерла. Отступать было некуда: сзади привычно сомкнули свои ряды бабки. Только плечом к плечу могли они выдержать без ущерба для здоровья красноречие своего настоятеля.

- Вот о чем мечтает всегда каждый христианин?- непривычно тихо и вкрадчиво начал настоятель.

- Чего бы нам сейчас, например, хотелось бы больше всего? Особенно после того, как мы помолились?

Глаза прихожанок затуманились. Не знаю, о чем мечтали они, а мне подумалось, что сейчас мы будем с мамулей пить чай с плюшками в нашем деревенском доме, что целый весенний день в нашем распоряжении, а скоро - страшно подумать - лето! А все знают, что самый правильный синоним к слову "лето" - "счастье".

Вот так стояли мы, расслабленные, и думали каждый о своем.
И мамуля моя такая веселая стала: стоит перед ней рыжий, огромный, ласковый батюшка и спрашивает, о чем она мечтает. Наверное, хочет сугубо помолиться, чтобы все ее мечты немедленно исполнились!
Мамуля даже лоб нахмурила и глаза прищурила, чтобы все-все главные свои мечты быстро вспомнить.

А батюшка после небольшой паузы, постепенно прибавляя звук, продолжил:

- Можете и не говорить. Сам знаю.
Все мы христиане. А христиане мечтают о мученической смерти за Господа своего! Нет ничего лучше и выше такой участи!!!

И на последних словах батюшка привычно вскинул могучий кулак в воздух, прямо над несчастной мамулиной головой. В ужасе пискнула мамуля. Привычно задрожали бабки.

Но батюшка не стал требовать от нас немедленного исполнения мечт и отпустил с Богом.

Сказать, что мама моя была потрясена, - значит не сказать ничего. В абсолютном молчании шли мы домой. А о чем говорить? И так было ясно, что ликующее солнце этого дня, наши молитвы и прошения, радости и горести жизни, обетование Царствия Небесного, мученичество наших святых, - все это одно, все это и есть та полнота, ни отнять от которой, ни прибавить к которой ничего просто невозможно.

[ТатьянаЧ]

  Верунчик! Спасибо!

[Наташа S]

Вера, я просто в полном обалдении, если это можно так сказать, похожем на мамулино состояние. Класс!

[ВераН]

Вот! Есть такие авторы в российских селениях! 

[Галина ))]

Вот! Есть такие авторы в российских селениях! 

[Natalya K.]

Класс! СпасиБО, Вера!

[ВераН]

Безумие

Вот пишут мне после моих постов о вере умные люди:"Это безумие - в 21 веке верить в бога! Опомнитесь, верят только дураки!"

А я, дура, еще и спорю с ними. Мол, и известные ученые верили. Например, великий старец архимандрит Павел Груздев окормлял академиков, член-корреспондент АН СССР С.И. Кузнецов, глубоко верующий человек, был его послушным духовным сыном.
Рассказываю о верующих ученых и известных людях. Бесполезно. Безумцы отсталые, и все тут.

А сегодня я читала книгу о греческом юродивом Иоанне, который умер чуть более 10 лет назад, и думала о том, что, конечно, искренне верующие люди всё же безумны. ( Collapse )



Вот юродивый Иоанн. Что такое юродивый? Это урод, сумасшедший.
Так его и воспринимали очень многие.

Каждый день он тяжко трудился в пекарне.
Всю зарплату свою тратил на бедных и нуждающихся, только не рассказывал никому, что это его деньги. Объяснял, что это его хозяин жертвует беднякам.
А по воскресеньям ходил он в детскую больницу и больным детям раздавал игрушки, которые покупал на милостыню. Немного денег ему давали на улице и у церкви добрые люди.

Медсестра этой детской клиники вспоминала, как он говорил ей, стоя возле кровати маленького ребенка, которого оставили родители в больнице из-за того, что у того был диагностирован синдром Дауна:

"Подумай, как они могли оставить такого ангелочка? Если бы знали несчастные родители, что это дитя было для них билетом в Царство Небесное, то не бросили бы его. Господь наш, Иисус Христос, есть Любовь. А любовь, знаешь, жертвенна. Любовь без жертвенности не является любовью, а остается пустой ржавой жестяной банкой. Христос через апостола Павла говорит нам, что тот, кто не имеет в себе любви жертвенной, он - ничто, он равен нулю. Если бы сегодня нашлись такие добрые люди, которые усыновили бы его, они получили бы неисчислимые небесные благословения".

Может здравомыслящий человек принимать в расчет некие не гарантированные небесные благословения? Нет, конечно.

Не от мира сего, безумцы, юродивые.

И никогда не достичь такого безумия, можно только читать о нем и печалиться о своем собственном избыточном здравомыслии.