Рассказы, очерки.

[Paul_P]

Степан Писахов. Как купчиха постничала


Прибежала кухарка, дала пирога с горохом - полегчало купчихе.

Пришёл доктор - просмотрел, прослушал и сказал:

- Первый раз вижу, что до белой горячки объелась.

Дел понятно, доктора образованны и в благочестивых делах ничего не понимают.

[НатальКа]

 
ЗдОрово!!! Спаси Бог, сестрички! Повеселили с утра! 

[Марина)]

Очень поучительные истории, Оля, особенно последняя.

[Капитошка]

Не знаю, правильно ли разместила. Наводила порядок в шкафчиках и нашла "рукопись". Захотелось поделиться. Писатель из меня никакой, но информация на мой взгляд интересная очень. Простите, ежель что уж совсем не так...

 Как -то дочери, кода она училась в школе, дали задание - взять интервью у ветерана.
 По-соседству на площадке жили старики, милые такие добрые люди. Дедушка воевал в ВОВ, но он  к сожалению был в то время парализован и не мог говорить. Жена его рассказала, что он воевал на Малой земле, но знала она  об этом очень мало. И тогда она решила рассказать нам про своего отца. Отец с моря шел к Новороссийску, будущий муж с суши. Тогда они не встретились.
Рассказ ведётся от её имени.
Жили мы на острове Ачуево, сам остров размером 1 км х1,5 км. Отец на катере капитаном был, рыбу возил ( с Ачуевского рыбозавода) -Булыгин Павел Иванович. Рос беспризорником, ни одного класса не закончил, но память у отца была, с одного раза текст запоминал. Окончил курсы управления катерами. Оттуда и ушёл на фронт. Всех жен моряков с детьми (моряков немцы терпеть не могли) эвакуировали на Краснодар*. Доехали мы до станицы Славяновской, а Краснодар уже немцы заняли.
Добрались на барже, катер баржу тянул по берегу под ивами, прячась от бомбежек. К тетке, в станицу Гривенскую уже пешком шли. Всю войну там пробыли. Получили похоронку на отца. Мать работала уборщицей в школе ( не только убирала, но и косила камыш для отопления школы). Тетка, директор школы родная младшая сестра матери, старшая - завуч младших классов.
  Как предки попали в станицу Гривенскую.
Мамин отец, мой дед бежал с Украины поступил работать к одному богачу рыбной ловлей. Буря была, стали сети снимать, товарищ утонул. Деда спасла будущая жена с братьями.
Дед занялся торговлей с лотка и построил дом. Дед дружил со священником, тот и научил деда, чтобы дед направлял детей на учёбу. Все дети окончили гимназию.
В Гривенской.
  Пока жили у тетки в Гривенской немцы пришли в станицу.  В конце лета в 1942году немцы пришли. В станице жила одна семья, к ним с Украины невестка (сноха) приехала с детьми. Сын женился на еврейке, отец не хотел. Сына забрали на фронт, немцы заняли Украину. Остались жена , мать её и трое детей, старшая дочь Неля.  И решила она с детьми и матерью перебраться к свёкрам. Хорошие женщины были добрые и воспитанные, дочки тоже были очень хорошие. Их вся станица полюбила. Дед сказал немцам, что невестка еврейка, живет у меня. Семью забрали немцы пришли и увезли за речку, там и расстреляли, девочке удалось бежать, она бежала к деду (не знала, что дед их немцам сдал), дедушка опять внучку сдал фашистам (девочка бежала, прибежала на хутор к людям, а люди к дедушке внучку отвели). Девочку расстреляли полицаи.  Отец  девочки капитан флота, когда вернулся, не простил этого отцу. Люди по- разному рассказывали, то ли он убил его, то ли они с матерью в страшных муках умерли после беседы с сыном через некоторое время…
 Жила  в станице одна женщина - Аврамовна. Чужих детей воспитала. Была у неё дочь Полина, гулящая и вороватая. Куда её жизнь занесла, никто не знает. Пропала и не видели её. Осталась Аврамовна с внучкой Риммой девяти лет.
 Из-под Полтавы (Украина) прибыли  беженцы. Среди них был мальчик Коля 14 лет и ещё 9 детей. Коля всех детей подбирал, которые на пути попадались. Пришли в станицу, Аврамовна на краю жила, зашли к ней, да и остались.  Коля говорит ей:
_-Не гони нас, помогать будем, все делать будем.
 Аврамовна расплакалась, куда я вас…Так и прожили все войну. У неё арба была, запрягутся они в неё с Николаем и тянут, остальные дети подталкивают. Огород большой сажали, много заготовок на зиму делали. А Николай такой смелый да умелый был. Полицаи гонят по льду скотину, отобранную у людей, а Николай, как отвернётся полицай, а он ягнёнка в мешок. Одеяла хорошие из огня вытаскивал, когда немцы отходили, то сжигали все свое барахло. Аврамовна называла детей, смеясь –бисовы  диты. После войны родители и родственники разобрали детей у Аврамовны, а у Николая никого не осталось. От неё он в армию уходил в 1947 году, к ней и вернулся. На него она и имущество отписала.
Дети ходили к морю, там работники из рыболовецких хозяйств нет-нет, да и дадут что-нибудь. Икру сазана, например или мелкую рыбёшку. Икру сбивали с чаконом***. Его резали, сушили, затем толкли и смешивали с икрой и выпекали в духовке. Вместо хлеба была эта еда. Пили (ели) декохт **, потому как он сладкий. Но его нужно немного, т.к. от большого количества распухали ноги у людей.
Про то, как бабушки фашистов на топи загнали.
Немцы уходили под вечер. Первые ехали мотоциклисты и спрашивали дорогу на Крым, а бабки и направили их в плавни (пла́вни -заболоченные поймы низовий рек, поросшие травой, осокой), если бы немцам удалось вернуться, то станицы бы не было. Но к счастью наши войска шли за немцами по пятам. Загнали немцев в ловушку, впереди плавни-болота, позади наша Армия. Немцы оказались зажатыми в треугольнике Новороссийск, Крымск, Троицкая.
Первыми в станицу вошли то ли узбеки,  то ли туркмены или азербайджанцы. Мы их раньше не видели. Говорят не по-русски. Люди ставни позакрывали. Не пускают солдат. А солдаты больные, голодные, ноги распухшие. Потом разобрались, жители  разместили  и накормили солдат. Позже уже вошли русские солдаты. Радости было!
Похоронили в братской могиле всех расстрелянных за время фашисткой оккупации. И тех девочек, которых дедушка предал.
Церковь во время войны старалась помогать людям, стариков и детей накормить. На праздники люди несли, у кого что есть. Делали кулёчки  со сладостями.  Например, кукурузу лопающихся сортов (современный попкорн) жарили, добавляли красители и сироп. С кукурузной муки торты и хлеб пекли.
  Как то на Рождество кутью раздавали людям. Соседка говорит маме, сходила бы в Церковь, там кутью дают (на местном наречии это звучит как кутю/). Мама подумала кутюков (щенков). Пришла и не поймет, где же щенков раздают и зачем?


Отец жив.
Отец оказался жив, его выловили с перебитыми ногами и контуженного. Они когда шли в десант, то у них отбирали документы. Отец не мог разговаривать и не слышал. Потом, когда вернулась память, он приехал в ст. Гривенскую. А маме как-то мадьярка нагадала за то, что мама накормила её детей, что муж жив. Сестра старшая ругала маму за гадание.
Вот вызывают как- то меня и сестру в кабинет к тетке (директору), а мы с сестрой её очень боялись, строгая была. Идём, сестра спрашивает:
-Нелька, ты что натворила? Пороть будут?
Зашли в учительскую, увидели отца. А тетка когда его увидела- упала в обморок.
Когда маме т. Маша Лабадзе сказала:
-Иди домой, дома муж с детьми.
Мама с перепугу под стол залезла. Матери одну косу заплели, другую не успели, платье, помню, в красный горошек, босиком к отцу побежала…
Отец поехал в Ачуев, его взяли на катер. Катер этот был затоплен, перед приходом немцев топили все судна.
-Доставай катер, собирай команду, - скомандовало начальство.
Достали, отремонтировали. Это был первый электрифицированный катер. Жили мы всей семьёй в катере до тех пор, пока не случился пожар на рыбозаводе. В 1947 году переехали в Ставрополь. Отец устроился на железнодорожный вокзал. Купил кипу книг дети и жена читали, а он сдавал экзамены на отлично, память была хорошая у отца. Потом выяснилось, что отец ни читать, ни писать не умеет. Давай его определять в школу вечернюю, он постеснялся, сказал, что дети научат. Дети научили.
________________________________________________________________________________________
*На Краснодар- так говорят южане.
** Декохт (декокт)--отвар из лекарственных трав.
Толковый словарь живого великорусского языка В.И.Даля:
ДЕКОКТ м. лат. взвар, отвар, навар, бол. говор. о врачебном снадобье. Водяной декокт или декопий, растен. Comarum palustre, сабельник, краска суставка, пятиперстник, серебряк.
*** Чакон (чагон) – растёт рядом с камышом на болотистых местах.

[Алла]

Спаси Бог, Ксюша! Какую жизнь люди прожили. И мы еще на что-то жалуемся.
У моей Маши в школе тоже было такое задание. Выйти на улицу и взять интервью у пожилого человека о войне. Потом в классе зачитывали, кто что узнал. Некоторые бабушки-дедушки много и с удовольствием рассказывали, а некоторые отказывались.

[Капитошка]

Вам, спасибо за доброжелательность! Я так переживала за своё косноязычие.

[*Ирина*]

Интересно очень,Ксюша,спасиБо!

[Елена 03]

Вот так судьба у людей!!!
Ксюшенька, спаси Тя Христос!

[ВераН]

Ксюша, спаси Бог, очень интересная история!

[Капитошка]

 Спасибо, Верочка!

[Ост-Остерн]

Ксюш,как интересно!Люблю такое!Спасибо!

[Ольга )]

КАК ОТЕЦ ВАЛЕРИАН С ОСУЖДЕНИЕМ БОРОЛСЯ

Рассказ

После долгих зимних вьюг в монастырь пришла весна. Яркое солнце, мартовская капель, звонкое пение птиц – всё радует душу. Старенький схиархимандрит Захария на сугревке – на крылечке сидит, чётки перебирает, на солнышко жмурится. Братия дружно с крыш келий талый снег скидывают, дорожки песком посыпают.
Из трапезной уже доносится аромат грибного супа, скоро послушник Дионисий с колокольчиком побежит по обители, собирая иноков на трапезу. Хорошо!

Настроение у отца Валериана было радостное, он споро рыл канавку для отвода воды от храма и молился про себя, как и положено иноку. Обернулся на шум мотора и нахмурился: в монастырские ворота въезжал чёрный блестящий «Мерседес». За рулём сидел Вениамин Петрович, давний гость и благодетель монастыря.

Высоченный, выше и крупнее даже самого отца Валериана, росту которого могли бы позавидовать баскетболисты, Вениамин Петрович выглядел настоящим богатырём. Только был он какой-то вечно хмурый, суровый. Маленькие глазки смотрели на окружающий мир невозмутимо и даже надменно. Впрочем, может, эта надменность только чудилась отцу Валериану?

И вот сейчас инок почувствовал, как тускнеет радостное настроение и проворчал про себя:

– Какие люди – и без охраны…

Отец Захария на крылечке привстал, улыбается этому Вениамину как родному, благословляет, спрашивает что-то тихонько. А тот басит в ответ важно на всю обитель:

– Да, отче, из Цюриха только что прилетел… Да, вот в монастырь заехал…

Поздоровавшись со старцем, Вениамин Петрович отправился в храм. Важно прошествовал мимо инока, легонько головой кивнул – поздоровался, значит. Отец Валериан поклонился в ответ и почувствовал, как растёт раздражение: зачем этот Вениамин сюда ездит? В братской трапезной толком не ест – то ли брезгует, то ли после дорогих мирских деликатесов простая монашеская пища не нравится. В храме стоит – толком не перекрестится, на братию сверху вниз смотрит.

Успешен, богат – чувствует себя, видимо, хозяином жизни… Ну, летает по своим цюрихам этот успешный и богатый бизнесмен, и пускай дальше летает, что он в обители-то забыл?

Ещё старец его привечает… Это уж и вообще загадка… Привечает явно не из-за денег – кроме нескольких икон, духовных книг, да плетёнки под кроватью со сменой одежды – у отца Захарии богатств отродясь не водилось. Да и помнил хорошо инок, как старец не благословил принимать крупное пожертвование на обитель от одного известного политика из области: не всякие деньги монастырю на пользу.

В чём тут загадка, и за какие-такие достоинства отец Захария и настоятель монастыря игумен Савватий привечают Вениамина Петровича?

Отец Валериан тряхнул головой и напомнил себе слова преподобного Амвросия Оптинского: «Знай себя и будет с тебя». Ну вот, только осуждения ему, иноку, и не хватало! Да ещё так мгновенно он впадает каждый раз в осуждение при виде этого бизнесмена! Стал усиленно молиться, чтобы прогнать дурные помыслы и ещё быстрее заработал лопатой.

Но искушения, связанные с Вениамином Петровичем, на этом не закончились. Целый день этот самый Вениамин так и попадался на пути у инока.

На трапезе бизнесмена почему-то не было, зато, когда после обеда отец Валериан, как келарь, занимался подготовкой продуктов для дежурных трапезников на следующие несколько дней, тот появился и уселся за стол.

Послушник Дионисий, домывавший посуду, быстро поставил перед гостем тарелку грибного супа, положил на второе тушёную капусту, налил компот.

А Вениамин Петрович громко спрашивает:

– Брат Дионисий, рыбы нет? Так что-то рыбки хочется!

Отец Валериан даже перестал со своими крупами возиться, только что вслух не фыркнул: «Ишь, рыбки ему!» А Дионисий вежливо отвечает:

– Нет, Вениамин Петрович, сегодня рыбу не готовили.

Только он так сказал, как дверь в трапезную распахивается, заходит трудник Петр и вносит на чистом листе копчёного судака:

– Вениамин Петрович, тут ребята отцу Савватию рыбку приготовили, так он благословил вас угостить!

Бизнесмен снисходительно кивает и спокойно ест судака. Отец Валериан от удивления дар речи потерял. А тот доедает кусок рыбы и опять громко спрашивает:

– А пирожков нет? Сейчас пирожков бы!

Дионисий опять вежливо отвечает:

– Нет, Вениамин Петрович, не пекли пирогов сегодня.

Отец Валериан уже на дверь косится. И что вы думаете? Тут снова дверь открывается, и заходит послушник Петр с тарелкой, полной пирожков:

– Мама приезжала, пирожки привезла! Одному не справиться – налетайте, братия! Вениамин Петрович, угощайтесь, пожалуйста!

И Вениамин Петрович не спеша, с удовольствием, ест пирожки и компотом запивает.

Отец Валериан опешил. Думает про себя: «Это что ещё за скатерть – самобранка в нашей обители?! Прямо по щучьему велению, по моему хотению… За какие-такие заслуги?!»

В общем, сплошное искушение, а не Вениамин Петрович! Поел, встал, помолился, снисходительно кивнул братии, и пошёл себе из трапезной.

Отец Валериан свои дела келарские закончил и в храм отправился в очередь Псалтирь читать. У него очередь как раз перед Всенощной была. Читает он, значит, Псалитирь за свечным ящиком, а сам мыслями по древу растекается – всё ему бизнесмен представляется. Не выдержал инок такого искушения, прямо за ящиком на колени опустился:

– Господи, вразуми, избавь от искушения и осуждения!

Слышит – дверь открывается, а кто в храм заходит – из-за свечного ящика не видно. Только слышно – поступь тяжёлая. Прошёл человек вглубь храма.

Выглянул отец Валериан из-за ящика – а это опять Вениамин Петрович. Подошёл прямо к иконе Казанской Божией Матери – и на колени встал. Икона та – непростая, она явилась людям на источнике в восемнадцатом веке, в обители почитается как чудотворная.

Отцу Валериану теперь из-за свечного ящика и показываться неудобно, как будто он специально прятался. Не знает, что и делать. Смотрит за гостем, наблюдает: чего это он по пустому храму разгуливает, не дожидаясь службы? С добрыми намерениями зашёл ли?

А бизнесмен самоуверенный стоит на коленях перед иконой и молчит. Молчит, молчит, а потом вдруг всхлипнет громко – как ребёнок. А в пустом храме всё далеко разносится. И слышит инок, как Вениамин Петрович молится со слезами и повторяет только:

– Матушка… Матушка… Пресвятая Богородица… Ты мне как Мама родная! Прости меня дерзкого грешника… Недостойного милости Твоей… Ты знаешь, как я люблю Тебя, Матушка! Знаешь, что не помню я своих родителей… Один, совсем один на земле… Только на Тебя, на Твою милость уповаю и на Сыночка Твоего, Господа нашего! Матушка, а я вот подсветку для храма сделал, старался очень… Хорошо ведь с подсветкой будет… И отец Савватий благословил, разрешил мне пожертвовать на обитель… Прими, Матушка, в дар! Прими от меня, недостойного!

Отец Валериан густо покраснел и на цыпочках вышел из храма. Встал на дорожке, как будто он только войти в церковь собирается. Стоит, ждёт, когда можно вернуться будет, дальше Псалтирь читать. Стоит и чувствует – а он никогда сентиментальным не был – как дыхание перехватило и слёзы близко. Искренняя молитва, от сердца идущая, она ведь касается и того, кто слышит её.

Смотрит инок: старец Захария к храму тихонечко бредёт. Он всегда заранее на службу и в трапезную выходит, чтобы не опаздывать. Подошёл старец, только глянул на инока и словно всё понял о нём. Улыбнулся ласково. А потом говорит как бы сам с собой:

– Да… Вот уж служба скоро… Знаешь, отец Валериан, я иногда за собой замечаю… Часто я людей по внешнему виду оцениваю… Иногда думаю про человека: какой он самоуверенный да надменный… И за что его только привечают в обители… А Господь и Пресвятая Богородица зрят в самое сердце. Человек-то, может, к Пресвятой как ребёнок к родной Матери приезжает… От души на монастырь жертвует… И Она его утешает – ласкает, как младенца по голове гладит… Да… А я в осуждение впал…

– Отец Захария, простите, помолитесь обо мне!

Старец улыбнулся, благословил инока и положил ему на голову свою большую тёплую руку.

Из храма вышел Вениамин Петрович, как обычно сдержанный, суровый. Почтительно поклонился отцу Захарии, легонько кивнул отцу Валериану. И в этом лёгком кивке не было надменности. Просто небольшой дружеский поклон. И отец Валериан тоже дружелюбно поклонился в ответ.

А обитель потихоньку оживала: распахивались двери келий, слышались голоса братии – все собирались на Всенощную.

Ольга Рожнёва

20 июня 2013 года

[Елена 03]

СпасиБо, Оля!

[Капитошка]

Хороший рассказ, Оля! Спаси Господи!

[Елена 03]

  Комплексный обед


Робята, сейчас расскажу, какой я обед ел — комплексный.

Никодим говорит:

— Отец Павел, я выезжаю по особому делу по важному, вот тебе 25 рублей денёг, зайдешь в столовую и поешь.

Дал 25 рублей. Иду, написано «Столовая». Зашел, а там говорят:

— Нет, в валенках не пускаем, надо в ботинках.

А у меня и не бывало. В другую зашел столовую, говорят:

— Нет, галстука нет!

Ходил-ходил, есть охота, как соловецкой чайке. Пришёл в какую-то - без галстука, без ботинок, говорят:

— Садись, дедушка.

А у меня чемоданишко был, в чемодане подрясник, скуфейка, четки. Говорят:

— У нас тут комплексный обед. Я говорю:

— Ладно, давай комплексный.

Заплатил, сел за стол. Принесла похлебки, того-другого, а ложки-то и нету. Буфетчица говорит:

— Знаете что, дедуля, пойди к стойке туды в буфет, там вам выдадут прибор. А, может, если захочешь, и ливанут. (Тогда можно было.)

Я говорю: — Понял.

А чемодан под столом. Прихожу, сто грамм побулькал. Матушки, за моим столом старикан сидит какой-то и хлебает мой обед. Я думаю: старый дурак, не надо комплексный-то брать было, взял бы простой. Он первое хлебает, а я второе-то взял, ему отделил и себе отделил. Он на меня глядит. Я ем — он на меня глядит. Компота стакан ставит.

Я ему в его стакан половину и половину себе. Он всё на меня глядит. Ладно… Он первый-то съел, дак и ушел. Я всё доел, перекрестился. Глядь — а чемодана-то моего нет. Ах, думаю, вот дак комплексный обед! Ой, пошел стороной, гляжу: и моя еда стоит, и чемодан под столом! Я перепутал! У меня голова сразу заболела! Думаю, Господи, что же делать-то? Потихоньку-потихоньку чемодан взял да убежал. Вот тебе и комплексный обед!

 архим. Павел Груздев