Irina
Гость
|
 |
« : 15 Марта 2008, 00:49:22 » |
|
Недавно мне попалась цитата Льюиса, которую хочу предложить вам на обсуждение.
Итак:
Клайв Льюис "О рыцарстве"
В разные времена рыцарственными называли разных людей, от всадника в латах до джентельмена, уступившего место женщине. Но если мы хотим понять идеал рыцарства, если хотим выделить то представление о правильном человеке, которое создали и подарили нам Средние века, посмотрим, что говорит Томас Мэлори об идеальном рыцаре: ".... ты был кротчайшим и учтивейшим мужем, когда-либо садившимся за стол вместе с дамами, а для смертельного врага - суровейшим противником, когда-либо сжимавшим в руке копье".
Самое важное в этом идеале - то, что он требует от человека не одного свойства, а двух. Рыцарь знает железо и кровь, разбитые лица, отрубленные ноги; но среди женщин он кроток, скромен, даже робок. Заметьте, это не компромисс между рьяностью и мягкостью - он предельно рьян и предельно мягок. Тот же Ланселот "плакал, словно малый ребенок, которого побили".
Вы спросите, нужно ли это нынешним людям? Очень нужно. Может быть, это невыполнимо - Средние века провалились; но без этого мы пропадем, как путник в пустыне, который не нашел источника.
Не забывайте, идеал этот стоит на противоречии. Нас, выросших среди последних камней разрушенного замка, учили, что человек боевитый непременно труслив. Первые дни в школе опровергали эту ложь вместе с выводом: "..... а храбрый - уступчив". Это и неверно, и опасно, ибо упускает из виду те удивительные требования, которые средневековье предъявило человеческой природе. Мало того: мы выдаем за естественный, очевидный факт тот идеал, которого никто не достиг, а приблизиться к нему может только истинный подвижник. История и опыт опровергают наше мнение. Ахилл и не слышал, что храбрец должен быть скромным и кротким; он убивал тех, кто молит о пощаде, или, на худой конец, брал в плен, чтобы убить в свободное время. Не слышали и герои саг, беспощадные и к себе, и к другим. Римляне, и те тащили пленных сквозь город на позор и потеху, а потом приканчивали. В отрочестве мы узнали, что школьный герой - просто хам, в молодости - что герой полка годится в мирное время разве что для тюрьмы. Вот оно - естественное геройство, то есть геройство без рыцарства.
Средневековые люди свели воедино два свойства, которые ничуть не связаны. Потому они и свели их. Мужа брани они учили терпению и милости, потому что знали по опыту, как ему это нужно. От человека учтивого и тихого они требовали смелости, зная по опыту, как часто он трусит.
Так родилась единственная наша надежда. Я не знаю, можно ли сочетать эти качества; но если нельзя, нечего и говорить о мало-мальски пристойной и достойной жизни. Если мы не сможем рождать Ланселотов, общество распадется на жестоких и ничтожных (о тех, кто сочетает жестокость с ничтожеством, говорить не буду). Когда Ланселот безвозвратно распадется на две половинки, история станет очень простой. Собственно, она уже таковой бывала. Отважные варвары разрушали ту или иную цивилизацию, разлагались, и их побеждали новые варвары. Так и шло, по кругу. Машины от этого не спасут. Вот что получается, когда "сильный" и "слабый" - разные люди. Не забывайте, это естественно. Тот, кто и силен, и слаб, создан искусством, не природой.
Люди просвещенные (или "либеральные") думают, что все воинственное - пережиток и чистое зло. Есть и поборники геройства, презирающие всякие чувства; им бы очень хотелось выманить из могилы дохристианскую ярость. Отвага далека от милости у нашего любимого Киплинга. Представить нельзя, чтобы взрослый Ловкач оказался среди офицеров Нельсона, тем более - Филипа Сидни!
К счастью, мы лучше наших книг; лучше, чем заслужили. Ланселота воскресить можно. Многие из нас видят, что двадцать лет цинизма и коктейлей не вытравили отваги и мужества. Слышу я и о вежестве - молодые летчики, которым мы обязаны жизнью, учтивей и скромней моих сверстников в 1915 году.
Словом, еще жива традиция, порожденная средневековьем. Она и не умрет, если мы не забудем, что рыцарство противно естеству; что это - подвиг. Особенно важно помнить об этом, когда мы становимся все свободней. Раньше остатки рыцарства хранил особый класс, а другие перенимали их или получали насильно. Теперь, судя по всему, работать надо самим, или - выбирать между жестокостью или ничтожеством. Конечно, это - одна из пресловутых язв демократии. Чем станет ее "этос"- сочетанием лучшего, что было в разных сословиях, или смешением худшего? Этого не решишь наскоро, в конце статьи. Писал я о рыцарстве, хотел показать, как своевременно оно и насущно. Идеал, воплощенный в Ланселоте, поможет "уйти от жизни" в особом, неслыханном смысле этих слов - так, и больше никак мы не уйдем от мира глупых волков и жадных овец, неспособных защитить все, без чего и жить нельзя. Правда, лет сто назад поговаривали, что волки почему-то перемрут, но ошиблись.
|
Автор
Контакты